— Это мой жених. Я наряжаюсь так, надеваю все эти драгоценности, — Матильде гордо продемонстрировала мне свои тряпки, — и мужчины влюбляются в меня. Но этот приходящий священник не разрешает мне иметь жениха, он мне строго запретил, говорит, это смертный грех, но дело-то в том, что он завидует мне, потому что я настоящая женщина, а он такой весь из себя благовоспитанный, но видели бы вы, как он старается погладить руки мужчинам, ай, да-да, это сущая правда, но меня накажут, если я расскажу.
— Вы помните, как зовут юношу, которого вы видели вчера?
— У вас нет гребешка, чтобы подарить мне? Вот незадача, мне не разрешают иметь ни гребня, ни щетки, я хожу совсем непричесанная, поглядите на эти космы, никто не имеет права доводить людей до такого состояния.
Я поискала расческу, которую носила в сумке, и дала ей. Долгое время я пыталась заставить Матильде говорить на интересующую меня тему, но каждый раз мы все больше удалялись от этой темы, выражение ее лица с каждым разом становилось все более горьким, а ее печаль — все сильнее. Дошло до того, что Матильде, вдова Лимона, разразилась рыданиями, а я не знала, как ее успокоить, ведь что бы я ни сказала, это только ухудшало положение. К счастью, мне на помощь пришел один из проходивших здесь практику студентов факультета психологии Национального университета, он мягко забрал расческу, которую она судорожно крутила в руках, сказал мне, что лучше на сегодня закончить визит, и, к моему облегчению, увел ее.
Другая медсестра, та, что сидела за столиком у входа, разрешила мне воспользоваться телефоном, и я позвонила Красотке Офелии в ее консультацию. Против обыкновения, она ответила, хотя вела в это время прием.
— Донья Матильде, вдова Лимона, не захотела мне ничего поведать, — сказала я.
— Она не рассказала тебе ничего о твоем ангеле?
— Ни пол слова.
— А вчера она только о нем и трещала. Если у тебя есть свободный часок, давай пообедаем вместе.
Мы договорились встретиться в «Оме» в северной части города в половине второго. Я выехала на джипе добряка Гарри, направляясь в «Мы».
Для следующей статьи мне навязали тему о модной в те дни жировой диете, которая состояла в потреблении исключительно белков — никаких сахаров и крахмала. В связи с этим — приказал мой шеф — я должна была в числе многих других репортеров взять интервью у Рэя Мартинеса, героя-любовника из мини-сериала «Бурные ночи», который говорил, что потерял тринадцать килограмм при помощи этого метода. Было всего пол-одиннадцатого, так что я успевала разобраться с бывшим толстяком до встречи с Офелией.
Рэй Мартинес принял меня, прикрыв наготу лишь полотенцем, рядом булькала пузырьками ванна, а массажистка втирала ему в лопатки японское масло. Казалось невероятным, что он слепил себе атлетическую фигуру, набивая брюхо бараньими кишками, фритангой и беконом. Он наговорил на мой диктофон вполне накатанную лекцию о продуктах питания, дзен-буддизме и лишних килограммах, а я между тем думала о другом. Я пыталась представить себе, что знала Матильде, вдова Лимона, о моем ангеле.
Мы с Офелией приехали в «Ому» к назначенному часу, но там было полно народу, и нам пришлось подождать, пока освободится столик. Кроме того, там крутили народную музыку, и нам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.
— Я сейчас съем эти шарики из сливочного масла, — угрожающе сказала я, накалывая их на вилку.
— Что ты делаешь!
— Знаешь, с кем я сегодня познакомилась? С Рэем Мартинесом. Он похудел, лопая один жир.
— Триглицеридная диета. Говорят, она работает.
— Лучшая диета — это диета от моей мамы, та, в которой надо есть из пустых тарелок.
— Тебе снова приснился этот кошмар?
— Сегодня ночью опять. Ты считаешь, что это может что-то значить? Я в свое время была обделена материнской заботой или что-то типа того?
— Скорее всего, ты просто ложишься спать на голодный желудок.
Нам принесли две тарелки с кипящим луковым супом, и, пока мы сражались с расплавившимся сыром, который растягивался неуправляемым образом, Офелия решилась подойти к сути вопроса:
— В сумасшедшем доме тюрьмы «Пикота» — вот где Матильде, по ее словам, познакомилась с твоим ангелом.
— Что это за место? — спросила я, чувствуя, как изнутри меня словно пронзают иглы, но стараясь показать, что эта тема лишь слегка меня заинтересовала.
— Тюрьма для умалишенных. Эта «Пикота» просто ужасна.
— Разъясни поподробней. Скажи, что конкретно тебе сказала Матильде и насколько ей можно верить.
— Как я уже говорила, у нее бывают моменты просветления, и из того, что она рассказывала, мы знаем кое-что о ее прошлом. Судя по всему, ее муж сидел, если все еще не сидит, в этой тюрьме.
— Сеньор Лимон.
— Да. Матильде навещала его каждую неделю в течение нескольких лет, пока сама не съехала с катушек. Едва увидев твоего ангела, она начала кричать, что знала его, что этот юноша содержался в одном отделении с ее мужем.
— Она упомянула его имя?
— Немой. Она сказала, что его звали Немой.
После обеда Офелия отправилась в свой приют, а я позвонила секретарше в «Мы», хорошей девушке, и попросила, чтобы она на завтра сделала для меня две вещи: организовала встречу с известным экспертом в области питания, чтобы поговорить об отрицательных сторонах жировой диеты, и оформила разрешение на посещение сумасшедшего дома при тюрьме «Пикота».
На джипе Гарри я рванула в Галилею. Орландо должен был уже вернуться из школы.
— Орландо, — попросила я его, приглашая в «Звезду» на газировку и «Фрунас»[20], — расскажи мне все, что ты знаешь о своем брате. Мы должны сложить вместе все кусочки головоломки его жизни, понимаешь?
— Все есть в тетрадях моей мамы.
— Я хочу знать о других вещах. Например, где он провел детство.
— Это тайна, как прошлое Христа, ведь никто не знает, каким оно было.
— Постарайся понять. Ты очень умный мальчик. Тебе не кажется, что не иметь прошлого — это ужасно?
— Ой, да, еще как ужасно — ужасней не придумаешь. Я смотрел по телику кино об одном сеньоре, который все позабыл после аварии, и он не узнавал уже ни свою жену, ни своих детей, ну так вот этот сеньор…
— Ты мне в другой раз расскажешь. Сейчас подумай. Должен быть кто-то, кто знает что-нибудь и может нам помочь.
— И тогда этот сеньор отправился бродить как сумасшедший по улицам, а его жена думала что…
— Орландо…
— Да, хорошо. Сейчас… сейчас… Ну, если кто что и знает, так это сестры Муньис.
— Сестры Муньис?
— Естественно! Они все знают, то есть все, что происходит в этом квартале. Понимаете, они провидицы?
— Для этого не нужно быть провидицами, достаточно быть сплетницами.
— Нет, что вы! Разве можно так говорить! — Орландо вытянул верхнюю губу, как это принято у жителей Боготы, выразив тем самым досаду на полное отсутствие у меня здравого смысла. — А вы в курсе, что они знают и то, что произойдет завтра? И в будущем году? Эх!
— Хорошо. Веди меня к сестрам Муньис.
