вам.
— Да все я понимаю, — огрызнулась Ремрат, по-прежнему не оглядываясь. — Решать, поедая овощи?
— Скоро, — произнес Гурронсевас фразу, которую уже не раз повторял в последнее время, — больше ничего другого просто не останется.
За последние несколько дней Ремрат и Гурронсевас сблизились настолько, что их можно было бы считать добрыми знакомыми, если не друзьями, и Гурронсевас больше не утруждал себя излишней вежливостью ради сокрытия истины. Поначалу это пугало его друзей на «Ргабваре». Они непрерывно снабжали его сведениями о вемарской культуре и напоминали ему, что он — единственный реальный канал общения с местными. Но они возлагали на него слишком большие надежды: Гурронсевас, не будучи ни медиком, ни антропологом, ни даже биологом, был вынужден объяснять Ремрат и другим вемарским учительницам вещи, в которых и сам-то до конца не разбирался.
Когда он просил, чтобы ему что-то получше растолковали, отвечала ему, как правило, патофизиолог Мэрчисон. Гурронсевас ничего не знал о генетических сдвигах, о прецедентах, имевших место на других планетах и заключавшихся в переходе от всеядности к плотоядности при наступлении зрелости, о том, что именно это имело место у земных головастиков и лягушек. С его точки зрения, лягушки, вернее, лягушачьи лапки, являлись не более чем деликатесом, обожаемым землянами и еще рядом гурманов с других планет.
В отличие от патофизиолога Мэрчисон, Гурронсевас в юности не ловил лягушек и головастиков, не держал их в стеклянной банке, потому что такие животные на Тралте не водились. Но в конце концов Мэрчисон удалось-таки втолковать тралтану, каковы различия в пищеварительных системах травоядных, плотоядных и всеядных существ.
Крупные, обладавшие массивным телом травоядные, как правило были жвачными животными, вынужденными пережевывать растения все время, покуда они бодрствовали. Эти животные имели желудки, состоящие из нескольких отделов. Только такие желудки могли переваривать пищу, содержащую большое количество растительных волокон и отличающуюся низкой калорийностью. Если жвачным животным угрожали хищники, они спасались бегством и порой защищались с помощью рогов и копыт, однако им недоставало маневренности и выносливости плотоядных хищников, которые питались более легко усвояемой и более калорийной пищей.
В крайне редких случаях жвачным животным удавалось занять доминирующее положение на планете и достичь уровня развития разума, предваряющего появление цивилизации. Если таких животных не истребляли до полного исчезновения, то их одомашнивали, пасли и охраняли, превращая в постоянный источник пропитания для себя те виды, которые занимали доминирующее положение. Крайне редко хищникам удавалось с кем-либо завязать дружественные отношения за пределами своей стаи, что явилось бы залогом развития культуры, а происходило лишь тогда, когда хищники изменяли своему привычному образу питания и поведения.
Гораздо более приспособляемыми оказались всеядные, поскольку могли выбирать — охотиться за добычей, собирать ее, либо (с той поры, когда у них появились зачатки разума) пасти и выращивать. И даже тогда, когда всеядным существам грозил голод из-за неурожая или падежа домашней скотины, они находили способы выжить, пускай размеры катастрофы и равнялись тем, что наблюдались на Вемаре.
И для этого существовал гораздо более легкий способ, чем тот, к которому прибегали вемарские охотники.
Гурронсевас продолжал:
— Повинуясь инстинкту либо основывая свои действия на полученном опыте, немногочисленные уцелевшие звери научились прятаться от солнца. Крупные и мелкие, они стали вести сумеречный или ночной образ жизни, а днем прятаться в пещерах или норах. И в связи с тем, что питаться они теперь могли только друг другой, они стали осень опасны. Вы говорили мне о том, что вашим охотникам зачастую приходится проводить долгие часы под солнцем, вредоносным для них, накрывшись плащами, потому что по ночам у зверей больше возможностей превратить охотников в свои жертвы. Их труд тяжел и опасен.
Работа по выращиванию овощей вряд ли бы показалась достойной храброму охотнику, — продолжал тралтан. — Но такая работа легче, да и вовсе не опасна, поскольку овощи не кусаются. Если, конечно, не переусердствовать с корнем кресля, — добавил он.
— Гурронсевас, — вздохнула Ремрат, — дело ведь очень серьезное. Вемарцы всегда были едоками мяса.
Гурронсевасу не терпелось оказаться в Главном Госпитале Сектора и посоветоваться с О'Марой, а еще лучше — с падре Лиореном. Он ведь пытался сражаться логикой против убеждений, неоспоримыми научными фактами с уверенностью, носившей характер религии, и как это часто бывает в споре с низкоразвитыми существами, наука проигрывала спор.
— Конечно, вы правы, — не стал возражать тралтан. — Дело нешуточное, и действительно, насколько вы понимаете и как утверждают ваши письменные источники, вемарцы всегда были едоками мяса. Много веков назад, когда ваши равнины и леса кишели зверями и вы без страха могли охотиться на них днем, думаю, мясом питались не только взрослые. Полагаю, к моей точке зрения присоединились бы и наши целители. Скорее всего новорожденные, как только их отнимали от груди матери, получали мясной бульон, так как их юные желудки еще не могли переваривать мясо в чистом виде. Однако уже в раннем возрасте они переходили на порции мяса для взрослых.
Но ни они, ни вы не плотоядны. Это совершенно не обязательно.
Физически вемарцы не годятся для того, чтобы становиться крестьянами, — продолжал Гурронсевас. — Вероятно, ваши длинные и крепкие задние конечности, гибкий и сильный хвост и способность быстро передвигаться и резко менять направление развились из-за необходимости спасаться бегством от крупных хищников на заре вемарской истории. До тех пор, пока вашу планету не захлестнула экологическая катастрофа, мяса у вас всегда было в избытке, охота не представляла трудности, и поедание мяса стало вынужденной добродетелью. Но когда мяса вдруг стало очень мало, как бы вам ни трудно было со мной согласиться, его поедание превратилось в порочное занятие.
Мне, конечно, недостает знаний, — продолжал Гурронсевас, не дав Ремрат вмешаться. — Я могу только размышлять о событиях, имевших место два-три века назад. Но позволю себе предположить, что с тех пор, как у вас начали возникать сложности с количеством мяса на душу населения, тот период, в течение которого дети получали овощное рагу, был удлинен до достижения зрелости. Кроме того, от мяса стали отказываться старики. Думаю, что не ошибусь: вскоре единственными едоками мяса остались охотники — ведь им приходилось сталкиваться со всевозрастающими опасностями, и они являлись единственными полноценными защитниками своих племен.
Не думаю, чтобы охотники так поступали только из-за того, что они такие эгоисты, — добавил Гурронсевас. — Скорее всего, они просто твердо верят, что будущее вемарцев зависит от того, чтобы те, кто мясо добывает, ели его, иначе таких просто не останется. Это так?
Возвращение охотников домой затянулось, и за прошедшие дни Гурронсевас научился понимать мимику Ремрат. Старуха повариха выглядела несчастной и пристыженной, вот-вот могла разозлиться не на шутку. Она молчала. Гурронсевас разошелся и явно переусердствовал. Нужно было поскорее что-то сказать, чтобы смягчить краски, а не то контакт грозил прерваться здесь и немедленно.
— Скажите, а если я вежливо попрошу, — поинтересовался он мягко и осторожно, — не дадут ли мне охотники немного принесенного ими мяса? Мне хватит совсем маленького кусочка. Мясные блюда мне всегда удавались.
Ремрат тяжело дышала, она закашлялась, но вскоре кашель перешел в негромкий лай, который, как уже знал тралтан, является у вемарцев смехом.
— Не дадут! — отсмеявшись, воскликнула старуха вемарка. — Мясо слишком драгоценно для того, чтобы давать его чужеземному повару, привыкшему возиться с овощами. Вдруг вы его испортите!
Гурронсевас промолчал. Уловка сработала. Теперь Ремрат почувствовала себя неловко и произнесла извиняющимся тоном:
— Я понимаю, вы не станете нарочно портить мясо, — сказала она, — но своими соусами и приправами можете так изменить его вкус, что охотники не признают в нем мяса. — Она немного растерялась, помедлила и добавила:
