В другой части салона ее поджидал стилист. Одри давно отказалась от косметики, ибо ей никогда не удавалось правильно подобрать цветовую гамму. Но опытный стилист, быстро подобравший нужные оттенки, несколькими легкими штрихами так изменил ее внешность, что Одри не могла не восхититься.
Она наконец вышла в зал, где посетительницы салона ожидали своей очереди, и изумилась, увидев Филиппа, который время от времени посматривал на часы и, казалось, не обращал никакого внимания на многочисленные восторженные взгляды окружающих его представительниц прекрасного пола.
Одри замедлила шаг. Взгляни на меня! — захотелось ей вдруг закричать. Посмотри, как я изменилась! На мгновение она опешила от неожиданного желания произвести на Филиппа впечатление, но вскоре ей удалось найти своему порыву объяснение. Ведь именно Филипп настоял на посещении салона, так разве ему не интересно увидеть результат, а ей этим результатом похвастаться?
Когда она оказалась почти рядом с ним, Филипп наконец поднял глаза. Он замер и начал разглядывать Одри, хотя взгляд его при этом ни чего не выражал. Следя за его реакцией, девушка затаила дыхание.
— Намного лучше, — коротко бросил Филипп и, удостоив ее еще одного недолгого взгляда, направился к выходу.
Одри поспешила за ним.
— Ведь правда, да?
— Что?
— Мне так лучше. Поверить не могу, что выгляжу столь элегантной, — щебетала приободрившаяся Одри, когда они оказались на оживленной улице.
— Не ты, а только твоя голова. Твой гардероб по-прежнему в весьма плачевном состоянии, — остудил возникший было у нее пыл Филипп и посторонился, чтобы пропустить Одри в лимузин.
— Нет, сначала вы, — по привычке все еще считая его своим боссом, запротестовала она.
— Одри, пошевеливайся! — рявкнул Филипп. Она поспешно забралась на заднее сиденье, задев лежавшую на нем папку.
Находившиеся в папке документы рассыпались, и Одри, охнув, наклонилась и неуклюже стала их собирать.
— Я не ожидала, что вы приедете в салон, — призналась она, искоса поглядывая на документы и понимая, что у нее нет никакой надежды сложить их в надлежащем порядке, ибо написаны они на иностранном языке.
— Я тоже не собирался этого делать, — словно оправдываясь перед самим собой, признался Филипп, все его внимание сейчас поглощала стопка перепутанных листов, лежащих на сиденье между ними. — В самом разгаре заседания совета директоров мне вдруг пришлю в голову, что тебя нельзя отпускать одну. Ты вполне могла такое с собой сотворить, что потом тебя вряд ли можно было бы узнать…
— Я всегда хотела быть блондинкой, — мечтательно произнесла Одри, поспешно заталкивая документы в папку, чтобы они не бросались в глаза. — Моя старшая сестра — блондинка…
— …или сидела бы разинув рот и позволила бы делать с собой, что им взбредет в голову. Риск был слишком велик.
— Мне жаль, что я доставила вам столько неудобств, — удрученно пробормотала Одри.
— Ты права. Осталось еще решить проблему с твоим гардеробом, и это мы сделаем тоже сегодня. Послезавтра мы вылетаем во Францию.
— Так скоро? — вздохнула Одри. — Альт будет скучать без меня.
— Я не видел твоего пса с того самого вечера, как ты переехала, — признался Филипп, с запозданием отметив столь удивительный факт.
— Вы просто его не замечали. Альт прячется от людей — прежний хозяин очень плохо с ним обращался. Обычно Альт оставался днем у моей знакомой, но теперь, пока я буду во Франции, ему придется побыть в вашем доме. Мне неудобно просить добрую женщину приютить его на столь длительный срок.
— А не мог бы… э-э-э… Келвин взять его?
— Альт боится мужчин, К тому же Келвин весь день работает, да и ночами частенько отсутствует. А долго ли я пробуду во Франции?
— Чем Келвин занимается? — оставив ее вопрос без ответа, поинтересовался Филипп.
— Он биржевой маклер или что-то в этом роде…
— Понятно.
— Что понятно?
— Что проныра, использующий тебя в качестве бесплатной домработницы, никем иным и не мог оказаться. Эти маклеры такие ловкачи… Он знал, что ты ему ни в чем не откажешь.
— Вы понятия не имеете, о чем говорите! Келвин вовсе не проныра! — Одри покраснела от возмущения, услышав столь нелестное мнение о предмете своей тайной страсти.
— Он знает о твоей привязанности к нему и пользуется этим.
— Я не просила вас высказывать свое мнение и ничего не хочу слышать! — Стиснув кулаки, Одри отвернулась к окну и стала наблюдать за проносящимися рядом автомобилями. — А как вы узнали, что я помогала Келвину по дому?
— Я случайно услышал беседу двух секретарш, обсуждавших, как глупо ты поступаешь.
Даже клеймо «бесплатной домработницы» не столь сильно унизило Одри, сколько последняя реплика Филиппа и тон, каким она была произнесена.
— Похоже, ты и понятия не имеешь об уловках, известных любой женщине с рождения. Мытьем посуды сердца мужчины не завоюешь! — язвительно бросил Филипп.
Одри резко повернулась и посмотрела на него. В ее голубых глазах застыл немой упрек.
— Знаете… я вас ненавижу.
— За то, что я сказал правду? Будь у тебя добрые друзья, они бы давно это сделали, да еще дали бы несколько полезных советов.
От его взгляда, в котором волшебным образом смешались грусть, жалость и что-то еще, трудноопределимое, Одри на мгновение утратила способность соображать. От смущения у нее задрожали ресницы, и она опустила глаза. Жадно хватая ртом воздух, девушка поспешно отвернулась, сердце было готово выскочить из груди. Взгляд Филиппа совершенно выбил ее из колеи, но она постаралась не показать этого и спокойно сказала:
— Вы совершенно не знаете Келвина, да и обо мне вам мало что известно. И что это за полезные советы, в которых я якобы нуждаюсь?
Филипп, давая понять, что ему смертельно наскучил этот разговор, демонстративно вздохнул и буркнул:
— Я вовсе не милая тетушка, с помощью которой можно разработать тактику захвата зазевавшегося парня.
— Максимилиан ужасно вас избаловал, — не удержалась от замечания Одри, раздосадованная отповедью. — Вот поэтому он так и беспокоится за вас: чувствует себя ответственным за то, кем вы стали.
Одри с запозданием поняла, что позволила себе непростительно откровенное высказывание, затронув весьма щекотливую тему, и виновато подняла на Филиппа глаза. Он был явно возмущен и в то же время недоумевал.
— Прошу прощения, — извинилась Одри. — Я вмешиваюсь не в свое дело, но лишь потому, что вы позволяете себе грубить и, похоже, вам плевать, что у других людей тоже есть чувства и их можно оскорбить.
— Да ну?
Филипп издевательски улыбнулся, показывая тем самым Одри, что ее красноречие пропало впустую. Однако ему не удалось ее провести, Одри знала, что задела этого самодовольного типа за живое.
Девушку смущало лишь то, что, пытаясь порицать Филиппа, она ненароком обмолвилась о беседах с его крестным отцом, носивших глубоко личный характер. Как я могла столь легкомысленно поступить? — ругала себя Одри. Как могла предать доверие Максимилиана?
