осадит ее. Но вместо этого Станден сказал лишь:
— Теперь ясно, по крайней мере, откуда этот либерализм его настроений. Я так понимаю, что его предложение явилось для вас полной неожиданностью?
— Именно так, ваша светлость. Я его никогда ничем не обнадеживала. Могу себе представить, на что был бы похож наш брак: он мне ни слова не давал бы написать, разве что переписывать его собственные эссе.
Герцог усмехнулся, словно объяснение Грейс позабавило его.
— Думаю, вы сами предпочли бы иметь секретаршу.
Грейс прижала руку к пылающей щеке.
— Не могу отрицать, что мои собственные проекты значат для меня гораздо больше. Но, сказав ему это, я поступила очень жестоко.
— Зато честно.
— Вы не первый, кто говорит мне об этом, — поникшим голосом проговорила Грейс. — Иногда меня даже называют
Станден ответил не сразу, так что она подняла на нею взгляд. Он тут же одарил ее широкой улыбкой, и, когда она снова заулыбалась в ответ, сказал:
—
— Спасибо, — отозвалась Грейс.
Его одобрение, казалось, заставило ее засветиться изнутри. Больше всего ей хотелось нравиться ему, но женщине нелегко открыто в этом признаться, даже слишком честной. Поэтому она сказала совсем другое:
— Думаю, что это слишком заключается в неумении промолчать, когда нужно.
— А также в доверии ко всем без разбора, — добавил задумчиво Станден таким голосом, что у нее по спине пробежал холодок.
Что это было? Предупреждение о грядущей опасности, или же о тщетности ее желаний? Но в следующий момент ее надежды показались ей не настолько уж безнадежными, ибо Станден потянул ее за руку со стула со словами:
— Я знаю, что не в праве просить вас о чем-либо, но надеюсь, что вы будете мне верить.
— Как другу? — спросила она, напоминая себе еще раз, что на большее она не может рассчитывать.
Откуда вообще к нему пришла эта нелепая идея о предложении ей своей дружбы, думал он. И почему она все время бросает ему эту дружбу в лицо? Неужели она боится его?
— Как вам угодно, — наконец разочарованно ответил он, протяжно вздохнув и предложил ей сходить посмотреть, как чувствует себя Хью.
— Но подождите рассказывать ему очередную историю, пока я не закончу свои дела с Уилкинсом, — добавил он.
После того, как Грейс вскочила на ноги и поспешила наверх к Хью, Станден отдал распоряжение Уилкинсу, чтобы тот послал человека проследить за Дю Барри. От отвергнутого поклонника, пообещавшего, что отказ будет иметь последствия, можно было ожидать неприятностей.
Конечно, Станден ни словом не упомянул об этом Грейс и ее племяннику, когда позже зашел в комнату Хью. Мальчик был всецело поглощен организацией военных действий, бросая в бой раскрашенных оловянных солдатиков из коллекции герцога. Грейс, сидя за столом, что-то писала, а когда вошел Станден, тут же прикрыла написанное чистым листком бумаги, не склонная, видимо, с кем-либо делиться записанными мыслями.
Герцогу снова стало любопытно, что это она такое пишет, но он не стал подначивать ее, а сел на стул возле постели Хью и спросил:
— Ну, генерал, что за историю ты сегодня будешь слушать?
Юный полководец, вместо того, чтобы тут же потребовать от тети обещанную сказку, спросил герцога:
— Вы служили в армии, ваша светлость?
— Да, я был полковником у герцога Веллингтона, — ответил Станден, усаживая Грейс на кровать рядом с племянником, чтобы можно было наблюдать за ней, когда она будет ткать полотно своей истории. — Когда-нибудь я тебе расскажу об этом, если захочешь.
— Я хочу сейчас, — сказал Хью тоном ребенка, которому скучно и не по себе.
Грейс окинула герцога внимательным взглядом. Внешне он казался абсолютно спокойным, но в глубине души Грейс чувствовала, что ему не хочется делиться военными воспоминаниями. Тема войны не подходит для благовоспитанного разговора, и такие воспоминания, она знала, часто вызывают у рассказчика душевную боль. Поэтому она напомнила мальчику:
— Вы же проходили с гувернером события последней войны, Хью.
— Но Стивенс же там не был, — возразил Хью, — и он рассказывал только лишь о датах и местах сражений.
Держась рукой за голову, словно испытывал головную боль, он заныл:
— Как я могу удержать все это в голове, если я не знаю, как все это происходило на самом деле?
— Думаю, все, что тебе нужно знать — это то, что реальная война совсем не похожа на ту, которую ведут игрушечные армии на твоей кровати, — со сдержанной строгостью ответил Станден. — По оловянным солдатикам не плачут жены и дети, когда они погибают.
— Знаю, — сказал Хью, рассеянно почесывая зудящую кожу и окидывая взглядом игрушечных солдат, разбросанных по долинам и холмам, в которые он превратил покрывало. — Папа читал мне военные сводки. Ну ладно, если не хотите рассказывать о своем военном опыте, может, покажете тогда тактические ходы?
Приподняв бровь, герцог бросил взгляд на Грейс, и, поднявшись со стула, смел солдатиков в коробку. Затем, сидя на корточках, принялся расставлять солдатиков на полу, имитируя диспозицию армий в битве при Ватерлоо, сопровождая свои движения комментариями, которые свесившийся с кровати Хью слушал разинув рот. Станден рассказывал, как Бонапарт предпринял отчаянную атаку на укрепленный замок, удерживаемый превосходящими силами обороняющихся англичан.
— А вы там были? — наконец спросил Хью, пораженный огромными потерями с обеих сторон.
— Да, — ответил Станден, поднимая с пола офицера. — Вот он я.
— Живы и здоровы, — пробормотала Грейс, — слава Всевышнему.
— Да, моя дорогая, — почти машинально отозвался герцог, но благодарно улыбнулся Грейс. Глядя на нее многозначительным взглядом, он продолжал: — Однако я потерял много хороших солдат и намерен для тех, за кого я отвечаю, сделать в дальнейшем все, что в моих силах.
Затем, обращая на Хью свой повелительный взгляд, добавил:
— Тебе предстоит вести собственную войну, мой мальчик. Лучше тебе сейчас отдохнуть, чем слушать еще одну историю о безрассудной храбрости на поле боя.
— Но мне скучно, — замычал Хью, отталкивая Грейс, когда она стала взбивать его подушки.
— Нет. Ты болен, и эту битву ты, похоже, проиграл.
Свернувшись от обиды калачиком, Хью пробурчал:
— Это нечестно.
— На войне и в любви все честно, — поставил точку Станден, поднимаясь с корточек. Беря Грейс за руку и направляя их шаги в сторону двери, он добавил: — Свою войну, Хью, как и любую другую, ты выиграешь только в том случае, если будешь подчиняться приказам, своевременно идти в наступление и тщательно окапываться.
Закрыв дверь, когда Хью снова стал протестовать, Станден несколько мгновений в молчании смотрел на Грейс. Он стоял спиной к свету, и она не могла по его лицу определить, о чем он думает, однако его застывшая поза говорила о раздражении, виновницей которого она себя почему-то ощущала.
— Простите меня, — промолвила Грейс, опуская взор на богатый рисунок персидского ковра, покрывающего пол в холле.
— За что? — спросил Станден. — Вы жалеете, что отвергли предложение Дю Барри?
— Нет, ваша светлость. Я не стану хуже спать из-за этого решения. Просто мне все время кажется,
