вдалеке виднелся Эдинбург.
Гейл стояла какое-то время в этой комнате и любовалась видом из окна, с восхищением рассматривала пол из тяжелых дубовых досок, мощное балочное перекрытие на потолке, остатки величественных знамен, спускающиеся со стен. Посреди комнаты стоял огромный дубовый стол, на котором были вырезаны имена бывших узников. Гейл провела рукой в перчатке по крышке. Ей тоже захотелось оставить в списке свое имя. В каком-то смысле она тоже являлась узницей. Ее сердце, разум и душа были захвачены в плен любовью, из которой, как она понимала, ей уже не выбраться никогда. Либо любить, либо умереть.
Становилось темно и холодно. Пора возвращаться в жилую часть замка. Наконец, оторвавшись от чудесного вида, она прошептала:
— До свидания, мой милый замок! До свидания, Шотландия! Прощай, Ян! И возможно, навсегда. Все так быстро меняется. Когда я вернусь, если вернусь, может быть, ты уже уедешь отсюда!
Вздохнув, девушка повернулась и стала спускаться по лестнице. Вдруг ее нога подвернулась, и Гейл упала. Упала вниз с нескольких ступенек. Но и этого оказалось достаточно, чтобы сильно удариться и растянуть мышцы на ноге. Ее щиколотку пронзила острая боль. Но самое ужасное, девушка вдруг обнаружила, что не может подняться. Наверное, она сломала ногу или разорвала связки. Но здесь можно лежать и звать на помощь часами — все равно никто не услышит. Между ней и массивной дубовой дверью, ведущей в центральную часть замка, длинный коридор.
Разумеется, можно проползти это расстояние. Но ее вдруг сильно затошнило, и она почувствовала слабость. Ее тело била дрожь. Пол казался просто ледяным, а вокруг очень быстро сгущались сумерки. Становилось совсем темно.
Она застонала:
— Какая же ты дура, Гейл! Настоящая идиотка…
Но ползти к двери было не нужно. И умирать от холода и голода на каменном полу тоже. Так как по милости Божьей в этот вечер Ян Далмиер тоже решил заглянуть в эту часть замка. Он не собирался любоваться видом из окна, а только хотел взять старинное оружие, которое лежало в шкафу, чтобы показать его генералу, интересовавшемуся такими экземплярами.
Как только он открыл дверь и посветил фонарем, то сразу же обнаружил хрупкую фигурку Гейл, лежавшую на полу. Он с криком бросился к девушке:
— Боже Праведный! Что случилось? Что ты здесь делаешь, Гейл?
Гейл так обрадовалась ему, что у нее из глаз брызнули слезы. То смеясь, то плача, девушка объяснила своему спасителю, что случилось.
— Я очень сожалею, Ян, но я, кажется, сломала себе ногу. Или что-то еще случилось с моей щиколоткой. Боль просто невыносимая.
Положив фонарь на пол, Ян наклонился к девушке и дотронулся до нее:
— Бедняжка! Ты совсем замерзла. Как давно ты лежишь здесь?
— Всего лишь несколько минут. Я спускалась по винтовой лестнице и упала.
— Слава богу, что я зашел сюда за ружьем для генерала. Послушай, ведь ты не можешь идти. Ты не должна даже наступать на ногу до тех пор, пока тебя не осмотрит врач. Мне нельзя тебя взять на руки. Если перелом оскольчатый, то это только повредит. Я сейчас приведу слуг с носилками.
Гейл с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться или не заплакать.
— Такая нелепость, — пробормотала она.
Он наклонился и заглянул ей в лицо:
— Ведь ты могла просто погибнуть. Могла бы стукнуться головой.
— Но ничего страшного не случилось. Просто куча синяков.
— О, Гейл, бедненькая…
— Ты знаешь, ведь я завтра уезжаю в Эдинбург.
Ян отрицательно покачал головой:
— Думаю, теперь ты не сможешь этого сделать. Полагаю, ты проведешь ближайшую неделю здесь в замке в постели.
Она промолчала. Ее сердце быстро-быстро стучало. Еще один знак судьбы! Вместо того чтобы расстаться, они теперь снова будут вместе.
Он прекрасно понял, о чем она думала. Одна рука у Гейл оказалась сильно оцарапана и испачкана. Ян достал платок и аккуратно вытер пятно.
— Невыносимо видеть, как ты страдаешь, — хрипло проговорил он. — Не двигайся, дорогая. Я иду за носилками и людьми. Я очень быстро.
— Спасибо, — прошептала она, и молодой человек ощутил ее легкое и сладковатое дыхание на своей щеке.
«Я не могу оставаться, но… не могу и ехать, — думала Гейл. — Что же делать?»
Она старалась выбросить все мысли из головы. Сильно болела нога. Девушка чувствовала, что эмоции выходят из-под ее контроля.
Глава 11
Несчастный случай с Гейл стал самым животрепещущим предметом обсуждения в замке. Два денщика принесли девушку на носилках в большой зал, где в это время находилась миссис Ногтон и еще две дамы. Они с криками бросились к Гейл.
Лицо девушки было очень бледным, она крепко стиснула зубы, но все же с трудом ей удалось улыбнуться.
— Как глупо! Все подумают, что я сама веду свою маленькую войну с кем-нибудь. Я похожа на жертву катастрофы?
— Похоже, что вам, дорогая, требуется глоток бренди, — сказала миссис Ногтон. — И если это только растяжение, то у меня есть прекрасная мазь. Однажды, когда мы были в Индии, мой муж упал с лошади…
Ян, находившийся тут же рядом с носилками, несколько раздраженно оборвал женщину:
— Я думаю, это гораздо хуже, чем растяжение, миссис Ногтон. Но если вы позаботитесь о том, чтобы принести немного бренди для миссис Кардью, это было бы здорово.
Миссис Ногтон бросилась выполнять распоряжение Яна. Она ощущала себя совершенно счастливой, когда ей приходилось оказывать помощь подобного рода. Если вдруг начиналось какое-нибудь шоу, ей всегда хотелось в нем поучаствовать.
Денщики донесли носилки до комнаты Гейл. Она подняла глаза и увидела взгляд Яна — теплый, нежный, тревожный.
— Сейчас миссис Фентон и какая-нибудь служанка помогут тебе лечь в кровать. А я вызову по телефону врача из Эдинбурга.
— Спасибо, — прошептала девушка.
Ян вышел из комнаты, хотя ему этого совсем не хотелось. На смену ему появилась Джойс Фентон, молодая, симпатичная девушка, жена одного из офицеров. Солдаты подняли Гейл и осторожно переложили на кровать. Затем они попрощались, пожелали ей скорейшего выздоровления и покинули комнату.
— Мы нарисуем красный крест на вашей двери, мэм, как делали в замке в Эдинбурге, — обернувшись на пороге, улыбнулся денщик.
Гейл засмеялась и поблагодарила его. «Очень милые, — с благодарностью подумала девушка. — И такие молодые». Это обстоятельство подчеркивалось грубоватой и совсем новой униформой. Один из них напомнил девушке ее брата.
Ей было стыдно своих слез, которые ручьем бежали по щекам. Джойс Фентон стала снимать с Гейл одежду.
— Но как же это случилось, дорогая? — с сочувствием спросила она.
Гейл подробно все рассказала, а затем добавила:
