«...Я надеюсь, эту тончайшую и сложнейшую операцию можно будет повторить?»
— Тончайшую?! — фыркнул Торннастор и присовокупил к восклицанию непереводимый звук. — Более грубой операции в жизни не видел. Она была тяжелой, но никак не тонкой. К счастью, в будущем нам не придется играть в угадайку с секретом эндокринных желез. У нас будет наготове нужное синтезированное вещество, и поэтому элемент риска значительно снизится. У вас будут телепатические товарищи, — заключил тралтан. — Это я вам обещаю.
Телепатически данные обещания было трудно исполнить, но ещё труднее — нарушить. Конвею хотелось предупредить тралтана, чтобы тот подобными обещаниями не разбрасывался, но почему-то он подумал, что Торннастор и сам это прекрасно понимает.
«Спасибо вам и всем, кто принимал и будет принимать участие в нашей судьбе. Но теперь я вынужден прервать контакт: настройка на ваши умы стоит мне больших усилий. Ещё раз благодарю вас.»
— Подожди, — торопливо проговорил Конвей. — Почему ты перестал двигаться?
«Я экспериментирую. Я предполагал, что не сумею произвольно управлять движениями тела, но, очевидно, это не так. За последние несколько минут ценой высочайших мысленных усилий мне удалось направить всю энергию, необходимую для поддержания моего организма в хорошей форме, на то, чтобы попытаться сломать этот конкретный кусок металла вместо того, чтобы беспорядочно колотить по всему, что попадается мне на глаза. Однако это очень тяжело, и вскоре мне придется отдаться на волю действия непроизвольной мускулатуры. Именно поэтому у меня такие радужные надежды на прогресс нашего вида в будущем. Надеюсь, что за счёт постоянных упражнений мне удастся отучиться нападать на всё и вся хотя бы в течение часа. Гораздо труднее избавиться от страха перед нападениями извне. Мне может потребоваться совет...»
— Это просто восхитительно! — не выдержал Конвей, но его тут же прервал возобновившийся поток мыслей Защитника.
«Однако я не хочу, чтобы меня выпустили из этого механизма — боюсь напугать ваших пациентов и сотрудников. Мой физический самоконтроль пока ещё несовершенен. Я не готов к социальному контакту.»
У Конвея на миг загудело в затылке, а потом наступила величественная ментальная тишина, и эту тишину постепенно нарушили собственные мысли Конвея. Ни с того ни с сего ему вдруг стало ужасно одиноко.
Глава 21
Второй консилиум диагностов для Конвея отличался от первого тем, что теперь он точно знал, чего ожидать: скрупулезного и безжалостного разбора его последних хирургических подвигов. Однако на сей раз на консилиуме присутствовали двое не-диагностов — Главный психолог и полковник Скемптон, офицер Корпуса Мониторов, в ведении которого находилось снабжение и эксплуатация госпиталя. Именно они стали мишенью для всеобщего внимания, расспросов и критики, причем критики настолько жёсткой, что Конвею даже жалко их стало, хоть он и немного радовался отсрочке собственной экзекуции.
Диагност Семлик требовал подтверждения безопасности установки источника питания для нового пищевого синтезатора. Источник должны были установить на два уровня выше его темного и жутко холодного царства, но Семлик все равно беспокоился за надежность теплоизоляции и тревожился, не попадет ли в его палаты излучение от реактора. Диагносты Супрод и Курзедт желали знать, наметились ли какие-либо сдвиги в деле выделения дополнительных помещений для сотрудников-кельгиан. Некоторые из них до сих пор жили в бывших комнатах илленсиан, где, невзирая на все принятые меры, до сих пор припахивало хлором.
Полковник Скемптон принялся убеждать в том, что запах чисто психосоматический, поскольку не регистрируется самыми чувствительными детекторами. Параллельно заговорил диагност-мельфианин Эргандхир. Он принялся перечислять ряд мелких недочётов в оборудовании палат ЭЛНТ, которые очень раздражали и пациентов, и персонал. Полковник заверил его в том, что необходимые принадлежности заказаны, но в связи с их специфичностью придется подождать. Покуда продолжалась эта перепалка, Восан, вододышащий АМСЛ, пристал к О'Маре с расспросами на тему о том, целесообразно ли поручать работу в палате, предназначенной для тридцатиметровых чалдериан, существ, имеющих острые зубы и щупальца, хрупким птицеподобным налладжимцам. Восан не сомневался в том, что чалдериане налладжимцев сожрут и глазом не моргнут.
Не успел Главный психолог ответить на этот вопрос, как зазвучал вежливый, с присвистом, голос ПВСЖ — диагноста Лахличи. Он высказал те же самые сомнения относительно появления всё большего числа мельфиан и тралтанов на уровнях, населенных хлородышащими, и добавил, что ради экономии времени О'Мара, наверное, мог бы ответить сразу на оба вопроса.
— Предположение верное, Лахличи, — отозвался О'Мара. — На оба вопроса ответ один. — Дождавшись тишины, он продолжал:
— Много лет назад мое отделение приступило к осуществлению плана, в рамках которого предполагалось дать возможность тем членам персонала, чей профессионализм и психологическая адаптабельность представлялись мне адекватными, приобрести как можно больший опыт в сфере межвидовой медицины. Вместо того чтобы поручать этим медикам заботу о представителях того вида, к которому они сами принадлежат, они получали самых разнообразных пациентов. Ответственность, ложившаяся на плечи этих врачей в то время, не всегда соответствовала их статусу. Об успехе осуществления этого плана можно судить хотя бы по тому, что сегодня здесь присутствуют двое из вышеупомянутых сотрудников. — С этими словами О'Мара многозначительно глянул на Конвея и на кого-то еще, кого не было видно за внушительным корпусом системы жизнеобеспечения. — У других дела также идут неплохо. Увеличивать размах проекта мы не стали, однако первоначальные высокие требования остаются в силе.
— Этого я не знал, — сказал Лахличи. Его перепончатое тельце беспокойно зашевелилось внутри заполненной желтоватой дымкой защитной оболочки. Эргандхир прищелкнул нижней челюстью и добавил:
— Я тоже, хотя подозревал, что имеет место нечто подобное.
Оба диагноста устремили взгляды на восседавшего во главе стола Торннастора.
— В нашем заведении трудно хранить тайны, — признался Главный диагност. — Особенно мне. Требования к сотрудникам намного выше, нежели взаимопонимание, способность к слаженной работе с представителями других видов, умение по-настоящему проникнуться состраданием и любовью к любым пациентам и интуитивно выбирать правильный план лечения. Было решено, что о проекте не должны знать ни отобранные врачи-кандидаты, ни их коллеги, ни начальство — в тех случаях, когда испытуемые по каким-либо причинам не доберутся до вершины медицинской иерархии и их карьера остановится на почетной и уважаемой должности Старшего врача. Порой эти существа способны на более ответственную работу, а порой являют собой рассеянных зазнаек. И в том, и в другом случае им нет причин стыдиться или обижаться...
«Я провалился, — с тоской подумал Конвей, — и Торни старается сообщить мне об этом в самой мягкой форме».
— …так или иначе у каждого из кандидатов есть возможность со временем достичь цели. Именно поэтому о проекте Главного психолога не стоит распространяться ни с кем, кроме здесь присутствующих.
«Может быть, и для меня не всё потеряно, — подумал Конвей, — хотя бы потому, что меня посвятили в планы О'Мары?» Между тем другая часть его сознания с трудом пыталась свыкнуться с образом Торннастора — скрытного, честного хранителя тайн, в то время как он слыл главным сплетником в госпитале. Слово вновь взял Главный психолог.
— Наши намерения не заключаются в том, чтобы вынуждать кого-либо работать за пределами своей компетенции, — сказал он. — Однако нужды госпиталя таковы, что мы обязаны использовать и ресурсы персонала, и, — тут О'Мара выразительно глянул на полковника Скемптона, — весь остальной потенциал нашего учреждения на полную катушку. Относительно внедрения налладжимцев в палату чалдериан могу сказать следующее: я установил, что, если врачу или медсестре общение с пациентом грозит больше, нежели пациенту — его заболевание, или если, как в случае с палатами для хлородышащих, пациента больше его болезни пугает физическая масса тех, кто его выхаживает, волей-неволей со стороны медиков
