С трёх сторон — пулемёты, с четвёртой — стена. Влезть на стену почти невозможно. Остаётся надежда на это «почти». Мы должны — понимаете, братцы? — нынче ночью на чёртову гору вползти. На зубах — но до верха добраться! — А солдаты глядели на дальний карниз, и один — словно так, между прочим — вдруг спросил: — Командир, может, вы — альпинист? — Тот плечами пожал: — Да не очень… Я родился и вырос в Рязани, а там горы встанут, наверно, не скоро… В детстве лазал я лишь по соседским садам. Вот и вся «альпинистская школа». А ещё, — он сказал как поставил печать, — там у них патрули. Это значит: если кто-то сорвётся, он должен молчать. До конца. И никак не иначе. — …Как восходящие капли дождя, как молчаливый вызов, лезли, наитием находя трещинку, выемку, выступ. Лезли, почти сроднясь со стеной, — камень светлел под пальцами. Пар поднимался над каждой спиной и становился панцирем. Молча тянули наверх свои каски, гранаты, судьбы. Только дыхание слышалось и стон сквозь сжатые зубы. Дышат друзья. Терпят друзья. В гору ползёт молчание. Охнуть — нельзя. Крикнуть — нельзя. Даже — слова прощания. Даже — когда в озноб темноты, в чёрную прорву ночи, всё понимая, рушишься ты, напрочь срывая ногти! Душу твою ослепит на миг жалость, что прожил мало… Крик твой истошный, неслышный крик мама услышит. Мама… …Лезли те, кому повезло. Мышцы в комок сводило, — лезли! (Такого быть не могло!! Быть не могло. Но — было…) Лезли, забыв навсегда слова, глаза напрягая
