затоптанной, тусклой, — копошатся разного рода птицы и млекопитающие, занятые поиском пропитания: тут и куры, и утки, и местной породы большие воробьи, равно как и голуби, дикие горлинки, кошки и собаки. У ноги Хуана Чавеса, который, само собой, сидит в тени под деревом, замерла горлинка-слеток, чье не до конца отросшее оперение отливает оттенками рыжего и серого; только что выпав из гнезда, она прикорнула на тротуаре и сидит не шелохнувшись, переживая секунды или минуты, отделяющие ее от неминуемого конца.
На всей обширной площади Гарсиа Браво, которая на картах Мехико обычно представлена в виде вытянутого зеленого четырехугольника, на западе обрамленного улицей Хесус-Мария, а на востоке улицей Талавера, хотя на самом деле в этом направлении она тянется до улицы Рольдан, — так вот, на этой площади совершается множество событий одновременно, хотя лишь некоторые из них доходят до сознания Хуана Чавеса. К примеру, ту же горлинку он, по всей вероятности, не заметил. Равным образом ему невдомек, что творится у него за спиной, даже если постоянное присутствие или регулярное возобновление одних и тех же явлений в пределах периметра площади обеспечивает возможность знать о них, даже не утруждая себя наблюдением. Такова, скажем, давка, в нерабочие дни возникающая на углу улиц Хесус- Мария и Венустиано Карранса, — по субботам в середине дня толчея на подступах к перекрестку напоминает что-то вроде сражения в замедленной съемке, это почти хореография: четыре колонны пешеходов стекаются по двум улицам к четырем основным пунктам, проталкиваясь между лотками бродячих торговцев, занимающих почти всю улицу, оспаривая ее у лавочников и носильщиков с тюками. Таково и чередование проповедей и религиозных песнопений, сменяющих друг друга, маленький спектакль, что организует межконфессиональная Иглесия Кристиана в качестве прелюдии к большому собранию, вечером ожидаемому на площади Сокало (Конституции). Межконфессиональная церковь, стремясь привлечь прихожан, раскинула на улице Хесус-Мария палатку, где одни бедняки могут получить бесплатную медицинскую помощь, в то время как другие просят постричь их или побрить, — они взгромождаются на вертящиеся табуретки, завернутые с головы до ног в белую простыню, смахивающую на саван. Неподалеку оттуда под прямым углом к улице Хесус-Мария вдоль стены, принадлежащей, должно быть, недействующему монастырю, — другие палатки, в которых укрываются нищие, это сообщество в своем составе более или менее стабильно; впрочем, зачастую они обходятся пластиковым тентом. Несколько собак, то ли случайно приблудившихся, то ли нет, делят с ними этот клочок территории. Среди них выделяется единственный пес, чьи передвижения ограничены цепью, возможно, не зря, ведь это американский стаффордшир, животное опасное, да и дорогое, его можно и продать, хотя из-за крайней худобы для собачьих боев он пока что не пригоден — на такого заморыша никто не поставит.
В выходные дни, как бы толпа ни была густа, она почти всегда держится в сторонке от скваттеров, они же в свой черед скапливаются только у границ площади. Если пойдешь по улице Талавера в северном направлении, на правой стороне прямо напротив оградки, где восседает Хуан Чавес, увидишь груду мусора, она день ото дня растет, там в любой момент застанешь собак, а порой и старушку, которая ищет что- нибудь съедобное или пригодное в хозяйстве. Точно в 12.45 двускатный желоб, расположенный сбоку от мусорной кучи, под напором сжатого воздуха разражается продолжительным извержением, тогда к нему разом устремляются дети. В тот самый момент, когда происходит эта эякуляция, Хуан Чавес клюет носом — он чуток вздремнул, но самую малость, не настолько, чтобы потерять равновесие, так что он сохраняет свою позицию на каменной оградке рядом с набором приспособлений для чистки ботинок, которые ему куда как редко случается пускать в ход — повода не представляется.
С тех пор как я за ним наблюдаю, вернее, свел с ним знакомство, уже несколько часов или даже дней, если позволить себе произвольно объединить Хуана Чавеса с другими чистильщиками, что некогда занимали либо впредь займут то же место, он подцепил не более двух или трех прохожих, зато обслуживал их так долго, что сама эта продолжительность отчасти могла служить компенсацией. И потом, его клиенты редки, но трудно вообразить, откуда бы он взял их больше, если принять во внимание численность его конкурентов, занятых тем же ремеслом на площади Гарсиа Браво.
Первым сегодняшним клиентом чистильщика оказывается мягкий, благочестивый человек, вероятно адепт межконфессиональной церкви, он приглашает меня возвратиться сюда в декабре, чтобы присутствовать на куда более впечатляющих религиозных шествиях. Второй — тип жесткий, с повадками то ли шпика, то ли вора; пока ему чистят ботинки, он раскладывает на газетном листе и сортирует какие-то травы: семена в одну сторону, листья в другую. Пусть клиенты и редки, зато в праздношатающихся бездельниках недостатка нет, так что чистильщик почти не бывает один. К тому же он, по-видимому, царствует в окружении собачьей стаи, численность которой достигает десяти или двенадцати особей. Правда, лично я насчитал всего девять, зато дама в розовом, хорошо знающая чистильщика, утверждает, что их «не меньше двадцати». Хотя сама себе она приписывает — несомненно, в шутку — право собственности «на всех этих собак», однако добавляет: мол, «это чистильщик их кормит». «Котлетами!» — уточняет другая дама, беззубая, татуированная, кажется, она живет в палатке со скваттерами; при знакомстве она сообщает, что родом из Оахаки.
Около двух часов дня чистильщик извлекает из целлофанового пакета несколько кусков жареной курицы и распределяет между двумя псами. Вряд ли он сам часто ест жареную курятину, но эти объедки ему вчера выдала для них «богатая дама», она же помогла расплатиться за вакцинацию, стерилизацию и прочие заботы, необходимые собакам. Когда я обратил его внимание, что среди них все-таки есть несколько щенков, он признал, что качество стерилизации оставляет желать много лучшего. Потом он вспомнил добрым словом одну милосердную особу из Куэретаро, которая забирает старых псов «и хоронит их у себя на частном кладбище». Да и сам признался, что похоронил нескольких в сквере, неподалеку от того места, где мы сидим. А полиция? «Полиция в сговоре с наркодилерами!» — презрительно бросил бродячий торговец париками. Но как она относится к собакам? Она больше вообще сюда не сунется, утверждает тот же продавец париков. Парни из здешнего квартала их прищучили. Прежде полиция отлавливала собак под предлогом вакцинации, а на самом деле затем, чтобы скармливать хищникам в зоопарке Чапультепек. Как ни странно, судя по невнятным, порой противоречивым свидетельствам тех и других выходит, что Хуан Чавес покровительствует не только дюжине собак с площади Гарсиа Браво, среди которых Барбас, Бионик, Ла Сомбра, Каполина, Райас, Флако или Ройо, но и другой, еще более многочисленной банде, тяготеющей к соседнему кварталу Ла-Мерсед. «Вечером, — говорит чистильщик, — все они за мной по пятам идут»; ну, это не более чем фигура речи, ведь постоянного жилища у него, насколько известно, нет.
6
Когда иллюзия, будто вы пришли к нерушимому дружескому согласию со своими сотрапезниками, постепенно крепнувшая в ходе долгого вечера, восторжествует окончательно, самое время переменить обстановку. И боюсь, только в подобном состоянии было мыслимо направить свои стопы в одно из заведений на площади Гарибальди, где торгаши нахваливают свои услуги группам туристов, без разницы, мексиканских или иностранных. Чем ближе к ночи, тем безнадежнее, но и яростнее их приставания: они подбегают, вцепляются в дверцы автомобилей, отталкивая друг друга, музыканты-марьячи в костюмах, почти всегда облегающих до смешного туго, по этому признаку их и узнают, бросаются на приступ машин, стоит последним замедлить ход на бульваре. На сей раз время, надо полагать, было уже очень позднее, поскольку загнанные до изнеможения марьячи уже совсем приуныли. Что до самой площади, она в этот вечерний час почти обезлюдела, если не считать нескольких неизбежных пьяниц, грабителей, подстерегающих туристов, притворяясь теми же пьяницами, да собак, настроенных примерно так же.
Припоминая вчерашний вечер, проведенный в чилийской гостинице «Фореста», в номере настолько
