В чужих не стрелять

Прошли мимо.

— Да, сегодня? — переспросил Пластов.

— Сегодня передали следователю по особо важным делам Кухмистрову. Эсэс[2].

— Откуда он? Ваш?

Денисов поднял глаза:

— Из восьмого[3].

Вот и все с терпимым отношением полиции, подумал Пластов. Если дело передают вышестоящей инстанции — это всегда происходит неспроста. Что ж, для него это будет еще одним шагом на пути к разгадке. Трояновский, Коршакеев, теперь — Кухмистров.

— Что — копают против Глебова?

Лицо полицейского страдальчески сморщилось:

— Не знаю. Честное слово… Я бы рад, клянусь.

Глаза чиновника выражали другое. Внимательно изучив этот взгляд, Пластов кивнул:

— Понимаю, понимаю, родной. — Снова шаги в коридоре, и снова мимо.

— Хорошо, теперь у меня к тебе будет совсем другая просьба, совсем другая. Так сказать, из другой оперы. Ты ведь уголовников своих хорошо знаешь? Подведомственных, то бишь Нарвской части?

— Обижаете, Арсений Дмитриевич. Я не только своих, я всех петербургских отлично знаю. У меня, смею думать, лучшая картотека. Да-с.

— Что ж, это прекрасно, если лучшая картотека. Попробуй вспомнить, не водится ли у тебя таких: один рябой, с оспинами, глаза светлые, нос маленький, губы узкие, из растительности усы, как у китайца, редкие, только светлый колер. Второй коренаст, похож на малоросса, нос перебит, волосы темные, глаза тоже темные, на подбородке ямочка. Не знаешь таких?

Некоторое время Денисов сидел, будто бы бессмысленно глядя в стол. Наконец встал, подошел к картотеке, выдвинул ящик, начал, шевеля губами, перебирать досье. Застыл.

— Один рябой, говорите, другой с перебитым носом… Они что… В каких обстоятельствах, простите, вы их узнали?

— Они на меня напали.

— Напали — в нашей части?

— Да, тут недалеко.

— Так, так… Вы говорите, они как будто друг друга знают?

— Да, и по-моему, отлично знают.

— Кто же… Кто же… — Денисов начал рыться в картотеке, изредка показывая карточки Пластову.

Нет, пока на фотографиях, приклеенных в уголках досье, ничего похожего не возникало.

Вдруг Денисов сокрушенно вздохнул:

— Подождите-ка… Как же я сразу не сообразил. Судя по описанию, один из них — Филимон Ганибалов, он же Гунька Хлюст… Гроза местных бандитов… Только эти люди у меня в отдельном ящике, особо… — Чиновник открыл нижний ящик, протянул лист уголовного досье: — Посмотрите, не он?

Пластов взял картонку, вгляделся. Блеклые глаза, усы, темные пятна на щеках. Отпечаток был некачественным, подслеповатым, но адвокат узнал одного из нападавших.

— Кажется, он.

— Тогда вторым должен быть Иван Донцов, он же Ванька Донец. Вот этот? — Делопроизводитель протянул второе досье, Пластов узнал чубатого.

— Точно, этот. Надеюсь, Алексей Фомич, у тебя есть на них материал?

— Материала сколько угодно; по этим двум тюрьма плачет. Что надо-то?

— Надо вот что: задержать их, а задержав, узнать, что они делали на пустыре у завода Глебова.

Денисов помрачнел.

— Если это связано с пожаром — не могу-с. Сами понимаете, это не в моей власти.

— Кто тебе сказал, что это должно быть связано с пожаром? Ты же сам говоришь, материал есть. Наоборот, причина их задержания должна быть как можно дальше от пожара. Понимаешь?

— Н-ну… как будто-с.

— Ну вот. А начнешь допрашивать, выясни ненароком, почему они напали на человека, то есть на меня… Фамилию, сам понимаешь, называть не нужно. И вот что… Попробую объяснить, почему они меня интересуют… Мне кажется, их кто-то подкупил.

— Подкупил?

— Да, подкупил. Опять же, не говори им этого, пусть скажут сами. Понимаешь? Мне важно, чтобы они сами это сказали. А уж как выведать — твоя забота.

— Попробую.

— Попробуй, голубчик. Если выведаешь хоть что-нибудь — окажешь мне бесценную услугу. Ты меня знаешь, я в долгу не останусь. — Пластов шагнул к двери, взялся за ручку: — Спасибо, не взыщи.

— Если встретите кого…

— Само собой, я был не у тебя. — Кивнув, вышел в коридор, прикрыл дверь. Не спеша завернул за угол и, сделав успокаивающий знак городовому, вышел на улицу.

Теперь Пластов знал точно: судя по разговору с Денисовым, до сегодняшнего дня следствие шло обычным путем, но с сегодняшнего будет вестись по-другому. И очень похоже в пользу Глебова. Уверенность, что он на правильном пути, крепла. Все же должно же что-то быть за него. Прикинул: какие- то жалкие крохи. Если все будет, как он ожидает, с Трояновским ему поможет Тиргин, хотя надежда маленькая. Коршакеевым займется он сам с Лизой… Что же касается Кухмистрова — к нему найти подход трудно. Статский советник, да еще из восьмого делопроизводства… Единственная надежда — поговорить с ним лично. Чем черт не шутит, вдруг следователь по особо важным делам выдаст сам себя? Усмехнулся: единственное, что его теперь волнует, — кто за ним следит.

Ближе к вечеру он заглянул в «Троянский конь», кафе недалеко от Литейного, где обычно собирались журналисты. Войдя, поморщился: в «Коне» было накурено и шумно, в конце длинного зала в углу кто-то в полосатых брюках и просторной кофте выступал на эстраде. Выступавший не жалел сил — то и дело приседал, высовывал язык, размахивал руками. Впрочем, этого человека почти не было слышно: большинство в зале, занятые разговорами, не обращали на него внимания. Обходя столы, Пластов оглядел зал; не увидев знакомых, свернул в боковое ответвление. Здесь ему повезло больше: остановившись в проходе, среди немногих сидящих он заметил Четина, репортера судебной хроники, которого хорошо знал. Поднял руку; Четин, необычайно худой человек с живыми глазами и длинными бакенбардами, показал: «Прошу за мой столик!» Когда-то они учились вместе, правда, на разных курсах; в дальнейшем адвокатской карьеры Четин не сделал и ушел в журналистику. Человеком он был способным, но слишком неуживчивым и язвительным, скорее всего именно из-за этого так и не стал юристом. Сейчас Четин сидел, обставившись несколькими бутылками пива; как только Пластов подсел, проворчал:

— Арсений… Наконец-то, как агнец из пламени, хоть один приличный человек. Как ты? Что слышно? Защищаешь людей?

— Не дают, — в тон ответил Пластов. — А ты?

— Я… я — виртуоз последней страницы. — Закрыв глаза, продекламировал: — «Ра-аздавленный машинист! Вчера на путях эспэбэ станции Варшавской жэдэ обнаружен раздавленный насмерть паровозный машинист И. Мосинов! Обстоятельства, при которых он попал под поезд, не выяснены! Тело Мосинова отправлено в покойницкую Обуховской больницы»! А? Как перл?

Пластов кивнул, получив от официанта чашку кофе и блюдце с булочкой.

— Все не так уж плохо, главное — ты ведь здесь не врешь?

— Прекрати свои адвокатские штучки, поговорим о другом. О женщинах, например?

— Охотно, но сначала: ты знаешь такого Коршакеева?

Четин закрыл один глаз:

— Коршакеева?

— По-моему, это фельетонист?

— Послушай, ты обратился не по адресу. Лучше собери всех престарелых матрон с Невского и всех недоучившихся школьниц — они тебе расскажут.