минутку?» Смотрю — Алексей. Мы отошли, он: «Скажите, милиция у вас ничем не интересовалась?» Я говорю — нет, ничем. «Может, спрашивали что-нибудь? Про меня или моего друга?» Я говорю — нет, не спрашивали. Вы… ведь вы тогда спрашивали только про Веру? Не думайте, если бы он спросил про Веру, я бы тоже ничего не сказала.
— Понятно. Но про Веру он не спрашивал?
— Нет. Вы знаете, я очень испугалась. Он мне показал нож. Так — с усмешкой. Из рукава. Но сначала говорит: «Лариса, очень большая просьба: если кто поинтересуется, вы нас не видели и не знаете. Ни меня, ни моего друга. Особенно друга. Ну а если узнаем что-то… Тогда уж другой будет подарочек. От меня лично». Улыбнулся и смотрит себе на руку. Я посмотрела — в рукаве нож. Убедился, что я видела, кивнул и ушел.
— Во-первых, Лариса, ничего не бойтесь. Вы поняли? Ничего. И никогда.
Шмыгнула носом, кивнула неуверенно:
— Да… Только, наверное, я не смогу. Не бояться. Когда я увидела нож… и взгляд — все стало ясно.
— Не бойтесь. Этот Алексей уже мертв.
— Мертв?
— Да. Но вы и в будущем не бойтесь. Нож — обычный прием. Именно так они запугивают. Не будете бояться?
— Хорошо, не буду.
— И успокойтесь. Ничего опасного по пути сюда не заметили? «Вадима Алексеевича», например?
— Нет. Но, по-моему, он — страшный человек.
— Может быть. Но вас это уже касаться не будет. Поверьте. Вы не заметили, за вами никто не ехал? В автобусе?
— Как будто нет. Сошла я одна.
— Так и должно быть. Наверное, я без всякой опаски могу вас подвезти к подъезду.
Проводив Ларису до подъезда, кивнул:
— До свиданья.
— До свиданья. — Уже войдя, она подняла руку и исчезла. Подумал: хорошо иметь такого товарища. Жаль, все, что их пока связывает, скоро кончится. Сел в машину, повернул ключ. Теперь он вспомнил человека, в точности похожего на описанного Ларисой. Болышев. Вадим Алексеевич Болышев.
Документы девятилетней давности
С утра Тауров поехал в архив Дальноморского пароходства. Здесь после долгих поисков ему удалось найти копию судовой роли и списков круизных рейсов теплохода «Приамурье» девятилетней давности. Как выяснилось, ему повезло — еще год, и согласно инструкции эти списки были бы уничтожены. Усевшись в машине, начал листать пожелтевшие страницы папиросной бумаги. Довольно скоро в разделе «Тур-рейс, июнь-июль» нашел фамилию: «Болышев В. А. каюта «Люкс-А» прав, борта». Посмотрел судовую роль за этот же год и нашел запись: «Гаева В. С., арт. варьете, врем.». Значит, все точно. Болышев познакомился с Верой на «Приамурье». Конечно, находка была ценной, но главным для Таурова сейчас было не это. Продолжая изучать пожелтевшие от времени листки, в конце концов в разделе «Практиканты судоводительского ф-та ДВВИМУ» подчеркнул фамилию «Неделин Л. П.».
Когда Тауров. поднявшись на «Приамурье» и разыскав каюту старпома, постучал, долго никто не отзывался. Наконец недовольный мужской голос сказал:
— Я же просил меня не беспокоить. Кто там?
— Откройте. Милиция.
Ему никто не ответил. Он услышал звук шагов, приглушенный женский голос. Постучал снова. Наконец дверь открылась. За ней стоял высокий человек лет тридцати пяти в форменной куртке, твердый подбородок с ямочкой, короткие усики, раздраженные прищуренные карие глаза. Увидев Таурова, вздохнул:
— Не понимаю, что милиции нужно в каюте старпома?
— Простите, вы Неделин Леонид Павлович?
— Я. Объясните, в чем я провинился?
— Ни в чем. Мы разыскиваем Веру Сергеевну Гаеву. Вы с ней знакомы?
Неделин прищурился еще больше:
— Я? — И в это время из каюты вышла Вера. Сказала тихо:
— Леонид, не нужно. И оставь нас, пожалуйста. Нам надо поговорить.
Неделин дернул плечами. Буркнув что-то, махнув рукой, вышел в коридор. Вера смотрела на Таурова в упор. Глаза у нее были все такие же серые, широко расставленные. Но что-то в них изменилось. Изменились не только глаза. Рука на перевязи. Похоже, ранение.
— Вы все-таки нашли меня. Я знала, лучше домой не звонить. Но, знаете, больше не могла. Родителей стало жалко. Попросила Леню.
— Давно вы здесь, на «Приамурье»?
— С того вечера. Помните, когда мы с вами пили кофе? Впрочем, что мы стоим. Теперь уже все равно, пройдем в каюту. Леня мешать не будет. Проходите, вот сюда. Садитесь в кресло.
Тауров осмотрелся — каюта была большой, из квадратных иллюминаторов открывался вид на залив. Вера сказала негромко:
— Знаете, я перед вами виновата. Очень. Вы что-нибудь узнали?
— Вера, если вам один раз удалось меня обмануть, очень не советую делать это еще раз. Расскажите, что вы знаете. Точнее, что случилось той ночью?
— Той ночью. — Долго молчала, глядя на него в упор. — Хорошо. Собственно, этот человек хотел меня убить. Да что там убить. Он просто играл мной, как хотел. Поэтому вы должны знать о нем все.
— Кого вы имеете в виду?
— Знаете такого — Больппева? Вадима Алексеевича? Из отдела снабжения? Так вот, арестуйте его, немедленно арестуйте.
— Вот что, Вера. Вам еще придется давать объяснения по делу Болышева. Надеюсь все-таки, в качестве свидетельницы. Сейчас я хотел бы узнать только одно — что произошло в ту ночь?
— В ту ночь? Не буду рассказывать, что было между нами. Между мной и Вадимом Болышевым. Вы можете догадаться сами. Я обманула вас с этой запиской. В форпике действительно спрятано золото. Где точно, я не знаю. Но оно спрятано в форпике «Петропавловска-Камчатского». Много золота. Я слышала разговор Вадима с Разиным. Вы не верите?
— Почему, верю.
— Записку, которую я положила вам в карман плаща, я действительно написала из ревности. Ну вот, а потом была настолько глупа, что рассказала об этой записке ему. Сначала он заставил меня обмануть вас. Потом обманул меня. Как только вы ушли, я сразу же стала собираться. По его словам, у него уже было два билета на самолет. На меня и на него. В Сочи, на ночной рейс. Ну и… Вместо ночного рейса… — Скривившись, подняла перевязанное левое плечо. — Когда мы поехали по городу ночью, я вдруг почувствовала: что-то не то. Во-первых, мы едем не в сторону аэропорта. А потом-потом я же его знаю. Я спросила спокойным голосом: «Куда мы едем?» Он: «Сейчас заедем к моему другу, а потом в аэропорт». И тут я все поняла. Знаете, все до конца. Поняла — Болышев не мог меня просто простить. Я его предала, а такого он не прощает. Я поняла: единственная возможность спастись — незаметно открыть дверцу и вывалиться из машины. Взялась за дверцу — и тут он что-то заметил. Я стала незаметно открывать — он в меня выстрелил. Вот сюда. Из пистолета. В машине. Счастье, что я держала на руках Фифи. Фифи залаял, я успела дернуть ручку и вывалиться. На ходу. Что было дальше, почти не помню. Знаете, наверное, я все делала автоматически. Кровь хлестала, но я даже не замечала ее. Бежала между кустами, слышала — он пытается догнать, но я бежала быстрее. Потом выскочила к шоссе. На мое счастье, шла машина. Частник. Я
