Дядя Глянца торгует лимонадом на улицах Нью-Йорка.
Даже Фебу Белаугу нужны деньги, чтобы «расширить» свое дело. Он ждет Бломфильда.
Но Бломфильд не является.
Всякий раз к прибытию поезда из Германии на вокзале много народу. Выходят знатные господа с коричневыми и желтоватыми дорожными пледами, с большими кожаными чемоданами, в резиновых плащах, со свернутыми зонтиками в чехлах.
Но Бломфильда все нет.
Тем не менее люди ежедневно ходят на вокзал.
Книга третья
Внезапно оказалось, что Бломфильд приехал.
Так всегда бывает с крупными событиями, с кометами, революциями и бракосочетаниями правящих государей. Крупные события любят наступать неожиданно, и всякое ожидание их только обусловливает их задержку.
Ночью, в два часа, Бломфильд, Генри Бломфильд, прибыл в отель «Савой».
В такое время поезда не приходили. Но Бломфильд вовсе не прибыл с поездом. Разве в распоряжении Бломфильда были одни только железные дороги? От границы он приехал сюда в автомобиле, в своем американском автосалоне: на железную дорогу он не полагался.
Таков уж был Генри Бломфильд: самое верное представлялось ему сомнительным, и, пока все люди сообразовались с железнодорожным движением, полагаясь на него как на закон природы, вроде солнца, ветра и весны, Бломфильд составлял исключение. Он не доверял даже расписаниям, хотя они были утверждены правительством, были снабжены гербом и печатями различных окружных правлений и являлись плодом старательных вычислений.
Бломфильд прибыл в отель «Савой» в два часа ночи, и мы со Звонимиром были свидетелями его прибытия.
Дело в том, что в такое время мы обычно возвращаемся из бараков.
Звонимир выпивал много и целовал всех. Звонимир умел пить много; но, выйдя на воздух, он вновь был трезв: ночной воздух прогонял его хмель. «Ветер выдувает у меня спирт из головы», — заявлял Звонимир.
В городе тихо. Бьют какие-то башенные часы. Черная кошка перебегает через тротуар. Можно расслышать дыхание спящих. Все окна гостиницы темны. Перед входом выжидательно-красноватым светом горит ночная лампа. Отель на узкой улице похож на мрачного великана.
Сквозь стекла дверей виден швейцар.
Он снял свою ливрейную фуражку с галуном, и я в первый раз вижу, что он обладает черепом. Этот факт немного поражает меня. У швейцара несколько прядей седых волос. Они обрамляют плешь, охватывая ее, подобно гирлянде, вокруг блюда, подаваемого по случаю дня рождения.
У швейцара обе ноги вытянуты вперед. Ему, наверное, снится, что он лежит в постели.
Большие часы в швейцарской показывают без трех минут два.
В это мгновение воздух оглашается пронзительным звуком. Кажется, весь город внезапно вскрикнул.
Крик этот раздается раз, затем вторично и в третий раз.
Уже кое-где распахивается окно. Слышатся голоса двух говорящих. Гул потрясает деревянную мостовую, на которой мы стоим. Улицу заполняет белый свет; кажется, будто часть луны упала в этот узкий переулок.
Белый свет шел от фонаря, большого фонаря с рефлектором, от рефлектора Бломфильда.
Таково-то прибытие Бломфильда, нечто вроде ночного налета. Рефлектор напомнил мне войну, я подумал о «неприятельских летчиках».
Автомобиль был велик. Шофер был одет во все кожаное. Он вышел и выглядел, как существо иного мира.
Автомобиль еще немного пошумел. Он был забрызган грязью большой дороги. Величиною он был со среднюю пароходную каюту.
Я переживал то же самое, что на военной службе, когда появлялся инспектирующий генерал и я случайно был в наряде. Бессознательно я подтянулся, выпрямился и стал ждать. Из машины вышел господин в сером плаще. Мне не совсем удалось разглядеть черты его лица. Затем вышел еще господин с пальто на руке. Этот второй господин был ростом значительно ниже первого. Он произнес по-английски несколько слов, которых я не понял. Я понял, что невысокий господин должен быть самим Бломфильдом и что другой, его спутник, исполнит приказание.
Итак, Бломфильд приехал.
— Это — Бломфильд, — сказал я Звонимиру. Звонимиру хочется немедленно удостовериться в этом.
Он подходит к невысокому господину, ожидающему своего спутника, и вопрошает:
— Мистер Бломфильд?
Бломфильд отвечает только кивком головы и бросает взгляд на огромного Звонимира. Последний должен был произвести на низкорослого Бломфильда впечатление колокольни.
Затем Бломфильд вновь быстро обращается к своему секретарю.
Швейцар проснулся, и теперь его фуражка опять была на нем. В эту минуту мимо нас поспешно прошел Игнатий.
Звонимир не упустил случая хлопнуть его.
В баре музыка умолкла. Маленькая дверь была полуоткрыта. На пороге стояли Нейнер и Каннер.
Вышла и госпожа Иетти Купфер.
— Прибыл Бломфильд! — сказала она.
— Да, Бломфильд! — подтвердил я.
Звонимир как полоумный запрыгал на одной ноге и заорал:
— Прибыл Бломфильд! — фильд — фильд — фильд!
— Замолчите! — шипит мадам Иетти Купфер, закрывая Звонимиру рот своею жирною ладонью.
Секретарь Бломфильда, Игнатий и швейцар втащили в фойе два больших чемодана.
Генри Бломфильд сидел в мягком кресле швейцара и раскуривал папиросу.
Вошел Нейнер. Он был разгорячен; на лице его горели шрамы от дуэлей, как бы нарисованные ярко- красною краскою.
Нейнер направился прямо к Бломфильду. Бломфильд продолжал сидеть.
— Добрый вечер! — проговорил Нейнер.
— Как дела? — сказал Бломфильд не в виде вопроса, но вместо привета.
Он вовсе не был любопытен.
Бломфильд — я видел его только в профиль — протянул Нейнеру тонкую, чисто детскую руку.
Она бесследно исчезла в огромной лапе Нейнера подобно мелочи в большой шкатулке.
Они разговаривали по-немецки, и было неудобно прислушиваться.
Впотьмах прибежал Игнатий, держа в руке кусок картона с крупно нарисованным на нем числом 13. Он прибил картон к середине двери.
Звонимир несколько раз хлопнул Игнатия по плечу. Игнатий даже не содрогнулся; казалось, что он не почувствовал ударов вовсе.
Мадам Купфер вернулась в бар.
Я охотно сам зашел бы туда еще на полчасика, но мне казалось опасным предоставить Звонимиру возможность пить еще.
Поэтому мы поднялись вместе в лифте, в первый раз без Игнатия.
Гирш Фиш выбежал в одних кальсонах. Он готов был в таком виде спуститься к Бломфильду.
