издевался над собой: «Получил? То?то! Будешь знать, как лезть не в свое дело! Жил же тихо, мирно. Никого не трогал, и тебя никто не трогал. Нет! Полез на рожон. Еще пригрозил собранием. Зачем? Ну, дурак!..»
Гугу лежал в коридоре конторы, свернувшись клубочком. Живо встал навстречу. Доверительно тернулся сухим боком. Петр снял дождевик, отряхнул его в коридоре, устало переступил порог конторы. Глянул сердито на бюст Карла Маркса и отвернулся. Хотел сразу лечь спать. Но решил сначала посидеть, отойди немного, остыть после такого трудного кросса на протезной ноге. Сел и почувствовал, что не знает, куда деть глаза от пристального взгляда Карла Маркса. Тот как будто требовал отчета о случившемся.
— Хотел же только проучить этого обормота, Горлова! — сказал он, вскинув глаза на шкаф, откуда пытливо взирал вождь мирового пролетариата. — И ввязался! Дурак! Форменный. Вот и весь рассказ. Против кого пошел? Против директора! Завтра же меня выгонит, и я, хоть разорвись, — до правды не докричусь. Ты понял? То?то! Нам твои марксисты мозги пудрят с кремлевских высот, а мы туг рты разинули. Дураки — наподобие меня. Вот завтра посадит он меня на сорок пять рублей по второй группе инвалидности, и прав будет. Все по закону. А по — человечески — кусать будет нечего. А я Алешку к себе взял. Чем кормить пацана?..
Маленький поселок, а в нем, как в капле воды, отражались политические и социальные страсти страны. И было уже ясно, что дело не только в ошибках прошлого, дело еще и в необдуманном, непросчитанном курсе нынешнего руководства. А тут выборы Президента Российской Федерации закончились победой Ельцина. За ним стоят демократы. Значит, еще яростнее станет схватка между КПСС и ДПР, между двумя президентами. И кто его знает, чем все это кончится. Ясно одно, как в той пословице — паны дэруться, а у холопив чубы трещать…
Страна еще стремительнее покатилась под откос. Простому люду даже отсюда, из дальней глубинки, видно было, что миром не кончится. И что беда неотвратима, и отдуваться за все придется народу, к которому неутомимо и назойливо апеллируют противоборствующие стороны. Не ускользнуло от внимания людей и то, что дирижируют непримиримым противостоянием определенные амбициозные силы, стоящие в тени. Как ив 1917 году. И действуют они энергично, расчетливо, устрашающе.
Дальнейшие события показали логическую закономерность этого пагубного процесса. Августовский переворот! Начали его консервативные силы, а завершили в свою пользу демократы. Перехватили инициативу и ловко повернули так, что мир ахнул. И туг же, пользуясь своими заслугами перед Президентом — освобождением его из-под стражи в Крыму, — провернули путем давления на него свои дела. И все якобы от имени народа, во благо России. А на самом деле — во благо тем самым амбициознным силам, которые ловко дирижируют событиями. Все было проделано с невероятным проворством и показано с такой помпой, с такой наглостью что становится страшно.
Снова грядет великая смута на Руси! И снова ее творцы за кулисами. За русскими фамилиями. У одного из них прямо таки к случаю фамилия: Гангнус. Действительно — гнус! Людишки с черными душами в ангельском обличии.
Народишко, которому все неймется, все тесно на земле, все мало. Который иноверцев поименовал презрительно гоями. Который готов истреблять целые народы ради собственного благополучия. Дьявольская сущность которого становится все явственнее и все понятней людям мира. И видится, что у человечества терпение на исходе. Ибо кто на эту землю сошел с ненавистью в душе, от ненависти же и падет.
Это не за горами, а пока…
Пока «гнус» донимает. И люди не поймут, откуда на их головы беда за бедой?! Кто так умело портит им жизнь?
Непонятно, пока не присмотришься. А присмотришься — многое становится ясно.
В этот день Петр должен был встретить Гулю. Она ездила в Хадыженск к матери, проведать. Он подъехал на «вахте» до железнодорожной станции, перебрался через пути на платформу, где уже скопился народ в ожидании электрички из Майкопа. Среди людей увидел ученого. В руках у него — набитый плотно портфель и целлофановый кулек с вещичками. Похоже — уезжает. Какой?то скучный, расстроенный. Петр подошел, поздоровался.
— Уезжаете?
— Да.
— Что гак быстро?
— Начальство отзывает.
— Почему?
— Переориентация в работе…
— Это как понимать?
— А вот так и понимать! Кому?то неймется. Выдумывают сидят там. Путают народ: то чековая форма контроля затрат, то хозрасчет. И не просто, а первой и второй модели; потом подряд. Бригадный, коллективный, индивидуальный. Потом аренда. Потом самофинансирование и самоокупаемость. Потом полный цеховой хозрасчет. А теперь вот вынь и положь малые предприятия. Постановление семьсот девяносто…
— Что за чудо?
— Чудо! Сейчас с вашим руководством поцапались. Расторгнем, говорят, договор о совершенствовании цехового хозрасчета, давайте нам малые предприятия! Говорю: без полного хозрасчета в цехах переходить на формы малых предприятий — все равно что участвовать а лаллт-?»< не умея плавать. Нет!.. Давай малые предприятия! Позвонил своему заведующему… Тоже фрукт сидит. Ему все до лампочки. Хоть луноход завтра внедряй на лесозаготовках. Лишь бы акт на деньги подкисали. А то что людей задурили уже — это ему…
— У вас, я смотрю, — посочувствовал Петр, — тоже проблемы.
— Мышиная возня, не проблемы. Кто?то специально создает трудности. Люди уже запутались в этих экономических моделях. — Он отходчиво улыбнулся, вспомнив что-то. — Сейчас прощались с вашим директором, он и говорит мне: «Я сам толком не знаю, что это такое — малые предприятия, да и постановление семьсот девяносто еще не читал. Не видал даже. Но… Мы же деньги вам платим…» Вот так! Он не знает, что эго такое, но он же деньги платит!..
— Откровенно говоря, ваши речи… Ну, что каждый должен включиться и работать на совесть, нашим мужикам не понравились. Ворчат. Привыкли уже кое?как.
— Вот именно! — желчно усмехнулся ученый. — Кое-какеры!.. Но люди не виноваты. Их отучили работать хорошо, на совесть.
— А все диктатура пролетариата! — вдруг вырвалось у Петра. Это было так неожиданно для него самого, что он оглушенно умолк.
— Вот как?! — удивился ученый. Подумал, этак вздернув брови. — Может быть и оттуда веет. Но я вам про нашего брата, непролетария. Об ученых. У нас в отделе — десять человек. Из них четверо — пенсионеры. Двое спят откровенно за своими столами. Один даже храпит. А когда проснется, начинает деловито интересоваться — кто, где и почему отсутствует. И когда будут зарплату давать? Третий любит кататься по стране за государственный счет. Разъезжает от Карпат до Сахалина, печати на бумажках собирает. Будто бы важные дела решает. Четвертый, правда, что?то пишет. Графики чертит «Кривая экономического эффекта от внедрения природосберегающих технологий лесозаготовок в горных условиях». С неподражаемо важным видом. А вчитаешься — чушь собачья. Но в министерстве подписывают, утверждают, печати ставят. Но это еще куда ни шло. Женщины! Это вообще уникальное яв ление. Эти вообще уже обнаглели до цинизма. Одна почти не появляется на работе. То ли болеет, то ли за детьми присматривает. Приходит только в день зарплаты и аванса. И все удивляется и спорит в бухгалтерии, что ей мало начислили. Другая красавица откровенно вяжет свитера. И все это как бы не замечается. И даже поощряется! Шефом нашим! Мойша Аронович. Пробовали мы возмущаться. Что ты! «Они тоже люди!» Добренький?.. Не — е-ет! Это действует целая система разложения русского народа. Игра на его слабости — природной его ленце. И это повсеместно. На всех уровнях. Из года в год, десятилетиями. А теперь, когда уже ничегонеделание вошло в плоть и кровь нашей действительности — кричат — русские такие — сякие, бездельники и неумехи. Деградировали! Я хотел бы спросить у радетелей русского народа, роющих на каждом шагу ему яму: а откуда взялась былая слава России на весь мир? Кто ее заслужил? Русские
