соображая, что же теперь делать. На лбу выступил пот крупными скатывающимися каплями. Обильно кровоточил обрубок ноги Петра. Кровь наплывала волнами. Карманов уложил Петра поудобнее, чтоб он не скатился с воза, стремглав спустился на землю, дрожащими руками открутил пробку бензинового бака, нацедил в ведро бензина и по — кошачьи ловко взобрался на воз. Полил культю раз и другой бензином и только тогда вспомнил, что надо же остановить кровотечение. Снял с себя ремень и туго перетянул культю выше колена. Пока стаскивал Петра с воза, не заметил как подъехала «вахта». Из нее высыпало человек десять леспромхозовских мужиков. Они помогли Карманову спустить пострадавшего на землю, потом подняли на носилках в машину, попрыгали туда сами и умчались. Карманов не успел даже опомниться.
— А «скорая», «скорая» где? — только и успел крикнуть он вслед «вахте». Но его, кажется, никто не услышал. Он махнул рукой и направился к крану — надо заводить, гнать в поселок.
Уже на ближнем повороте из «вахты» высунулся Джаник Папаян, сменщик Петра, и крикнул, вертанув пальцем у виска:
— «Скорую» угнали в Туапсе. Элька — падла по магазинам поехала!.. А ты не уезжай, я счас вернусь!
— Сволочи! — выругался Карманов. — Катаются на «скорой», как на личной!
Он обошел вокруг высокого МАЗа. Поднял капот крана, покопался рассеянно в моторе. Сковырнул задубелыми пальцами нагар со свечи и полез в кабину, мало надеясь, что мотор заведется. Но мотор завелся с первой попытки.
В поселке только и разговоров, как Ольга Калашникова била морду Гулии Нестеровой за Петра. В малых селениях такие события смакуются долго.
Дело было в продуктовом магазине. В субботу. Бабы стояли в очереди в ожидании, когда привезут молоко. Гулия пришла потом, когда уже привезли молоко. Когда дородная продавщица с горбатым носом и сердитым лицом стала разливать из фляги большим черпаком, оборудовав себе место в углу торгового зала. Как раз подошла очередь Ольги Калашниковой. И надо ж было ей оглянугься на входную дверь в тот момент, когда вошла Гулия. Бросив свой трехлитровый стеклянный баллон на пол, Ольга устремилась к сопернице. (Кто?то видел, как Петр пробирался огородами к Гуле. И донес. Ольга принародно поклялась задать примерную трепку разлучнице. И не просто так, а на людях, громко, чтоб всем чертям тошно было).
Баллон с молоком ударился о каменный пол и глухо раскололся. Не успели очередные ахнуть, как тут же завязалась драка.
Надо сказать, что Гулия тоже ждала этого момента и была готова к отражению атаки. Ей, конечно же, доложили, что Ольга знает про их шашни с Петром и грозится расправой. Ждала и была готова дать отпор. А потому с первого же момента ее действия были отнюдь не оборонительного характера. Первое, что она сделала, она запустила эмалированный свой бидон в Ольгу. И не попала. Бидон со страшным грохотом покатился по каменному полу. Ольга, одетая в байковый домашний халат, сверху которого была старенькая цигейковая шуба, бросилась на обидчицу коршуном. Первым делом, конечно, вцепилась ей в волосы и стала трепать. Гуля в ответ царапалась ногтями и норовила двинуть соперницу ногой. Ольга увертывалась. Но вот получила пинка в низ живота. Согнулась от боли. Все думали, что на этом бой кончился. Но Ольга вдруг распрямилась, сбросила на пол шубу, оказавшуюся без пуговиц, и с новой яростью вцепилась в соперницу.
Гулия раза в два тоньше Ольги, и потому попятилась под крупной массой противницы. Потом как?то изловчилась, ухватила Ольгу за шею, сцепила руки на затылке, нагнула резко и саданула коленом по сопатке. У Ольги пошла кровь носом. Вот тут замершая было очередь пришла в восторг: мужики заржали от удовольствия, а бабы, вытаращив глаза, возмущенно замахали руками, отчего походили на стаю встревоженных птиц, пытающихся, но никак не могущих взлететь. «Да что же вы ржете, бессовестные?! — оказывается, их возмущают мужики. — Да из?за вас, окаянных, творится энто кровопролитие!» «Твари бессердечные!» «Кобели проклятущие!» «Так ее, Ольга! Так! Чтоб знала, как чужих мужиков принимать!» «Выдери ей патлы, чтоб лысая осталась. И по манде ее, по манде, чтоб нечем было подмахивать!» «Ишь, блядюга!..»
Бабы явно на стороне обиженной. А мужики… Стран но! Мужики подавали голоса за Гулию. «Не робей, Гулия!» «Нададй! Еще чуть, и твоя возьмет!» «По пятаку ей, по пятаку!»
А кто?то подметил, что Ольга телешом под халатом, без бюстгальтера. И гут же совет: «Ты ее за сиську! За сиську хватай! Вишь, они у ей телепаются!..» «Га — га — га!»
Продавщица с черпаком наперевес кинулась их разборонять. Мужики давай удерживать ее, не пускать. Мол, чего потеху?то закрывать? Пусть бабы кровь в жилах погоняют, народ потешат. Мол, и так в поселке серая скучища. Мол, давно такого представления не было. Не мешай!..
Но продавщица не растерялась и огрела черпаком ближнего мужика. Остальные рассыпались. Она мясистой тушей своей врезалась меж дерущимися. Ольга, словно мячик, отскочила к застекленной витрине. Витрина сдвинулась с места, выпало стекло и со звоном разбилось о каменный пол. Гулия шарила глазами по полу, ища свохг баллон. Продавщица теснила ее к двери.
— Иди, иди, милая. Я принесу тебе молоко домой. Иди!..
Ольга стояла возле сдвинутой витрины, вытирая кровь, сочившуюся из носа.
Недели две Гуля гадала: ехать — не ехать проведать Петра в больнице. Даже с Лялькой советовалась. Та не задумываясь сказала — ехать.
— Только меня возьми с собой в Туапсе.
И вот, дождавшись, когда их бригада перешла работать во вторую смену, они с Лялькой отправились в Туапсе с утренней электричкой. Погода выдалась хорошая — солнечно, тепло. Деревья уже пустили четвертый лист. Отчего в лесу на горах стоял легкий зеленый «дымок». Природа просыпалась нежно и хрупко, будто нарождалась заново. За окном электрички мелькали внизу ухоженные огороды. Кое — где еще сажали картошку. Во дворах придорожных поселков уже цвели абрикосы, яблони. Их нежный белорозовый цвет сладкой тревогой касался сердца, будоражил кровь, будил мысли о добром, хорошем, вечном.
Гульяна смотрела в окно, и на душе у нее было тихо и светло. Наверно, она увидит Петра в последний раз. Невезучая! Любила Антона. Он ушел из ее жизни. Ушел зажи во. Живет где?то. Под этим же солнцем, дышит этим воздухом. В мире людей. Ест, пьет. Но уже далеко, откуда нет возврата. И это страшно!
Она полюбила Пётра. Она не хотела с ним, с женатым, заводиться. Но он был настойчив. Она сопротивлялась. Отговаривала его, но не смогла отговорить. А потом… Потом и сама полюбила. Женское сердце податливое на любовь. И что бы теперь ни было, как бы ни сложились их отношения, из сердца теперь не выбросишь. Его слово, — и она пойдет за ним на край света. А не скажет заветного слова, она продаст дом и уедет к матери в Хадыженск…
Гуля думает об этом, глядя в окно поезда, и чувствует как сердце ее наполняется решимостью.
Лялька копошится под боком, пеленает куклу — голышку.
Кто?то пришел и сел напротив. Гуля не видит еще кто это, но чувствует, что сейчас ей будет неприятно. Неохотно переводит взгляд и видит перед собой нарядную и накрашенную в пух и прах Ольгу. Сердце больно заныло. Хотя по выражению лица Ольги можно догадаться, что она настроена мирно. По крайней мере не собирается учинять здесь очередную драку. Но бледная от волнения. Бледность проступает даже сквозь румяна. «Какая нежная кожа!» — мелькнула некстати мысль. И Гуля ревниво подумала: «Наверно, Петру было приятно ласкать ее…»
— Ты вот что, — разомкнула Ольга красивые губы. — Ты зла на меня не держи. Бабье сердце от ревности лютое. Да и… Подружки тут постарались, подбили меня на эту пакость. Чтоб им пусто было! Не сердись. — Ольга даже дотронулась до Гулиной руки. — Не будем дурами. Петр теперь обезножел…
Гульяна сжалась вся, втянула голову в плечи. (Она еще не знала, что у Петра пошла гангрена, что ему отхватили ногу почти под пах). Губы у нее задрожали, она вскочила с места.
— Нет! Не может быть!..
— Да, — спокойно и даже как будто с неким удовольствием сказала Ольга. — Теперь он калека.
Гуля села на место, закрыла лицо руками.
— Так что на следующей станции, подружка, выходи и поняй назад, домой. Любовник из Него теперь хреновый. Можно сказать — никудышный. Теперь он никому, кроме меня да сынов, не нужен. Уразумела? И не печалься. Еще раз прости за дикую ту мою выходку. И прощай… — Ольга медленно встала и пошла по проходу в соседний вагон. Гуля, не понимая толком, что происходит, посмотрела ей вслед. Отметила с
