— Похитители — опасные убийцы. Пожалуйста, останьтесь здесь, в безопасности. — Его широкое мальчишечье лицо под полами шляпы застыло в тревоге, серьезные глаза умоляюще смотрели на Сано. — Мы сами справимся с этим.
Сано печально улыбнулся, двинувшись к двери. Хирате был двадцать один год, он очень серьезно относился к своему положению главного вассала и основного защитника, стараясь противостоять тому, чтобы Сано дрался один, и желая рисковать сам. Хирата не знал, что поселившийся в душе его хозяина страх потерь и чувство вины были сильнее страха смерти. Не знал он и того, что Сано испытывал внутреннюю потребность бороться с опасностью и злом. Бусидо — путь воина — учил, что основная цель самурая — отдать жизнь ради своего господина. Долг, преданность и храбрость, его первейшие добродетели, составляли основу чести самурая. Однако Сано, по-своему понимая бусидо, включал в него четвертый, столь же важный для его чести атрибут, как и другие: следование истине и справедливости. Возбуждающее стремление к знанию, удовлетворение, которое он испытывал, поймав и передав преступника в руки правосудия, наполняли жизнь Сано глубоким смыслом.
— Что ж, пошли, — отозвался Сано.
С Хиратой, не отстававшим от него, он бесшумно приблизился к дому, тихо открыл дверь и заглянул в большую комнату, освещенную лампами, свешивавшимися с потолка. На стенах, на специальных скобах, висело множество мечей в ножнах и сияющих стальных клинков. Иероглифы, выбитые на рукоятях, свидетельствовали о том, что эти клинки вонзались в человеческие тела во время тамэсигири, официального испытания мечей. В задней части комнаты, у раздвижных дверей, открытых в сырой двор, стояли семь человек: четыре вора в мокрых плащах с капюшонами, отброшенными с их грубых лиц, два простолюдина с хлопчатобумажными повязками на головах, в набедренных повязках и коротких кимоно, и пожилой человек в строгом черном хитоне и штанах. На его одежде был виден герб Миосина. На бледном, с орлиным профилем лице горели глубоко посаженные глаза.
Воры развернули лежавший на полу тюк. Он скрывал тело дородного мужчины, облаченное в погребальные одежды из белого шелка. Миосин взглянул вниз:
— Прекрасный экземпляр. Премного благодарен.
По законам Токугавы тела казненных преступников разрешалось использовать для испытания мечей, однако тела убийц, монахов и людей с татуировками, а также тела эта были табу. В связи с наблюдавшейся в последнее время нехваткой подходящих изменников, воров и поджигателей поставки материала для испытателей мечей сильно сократились. Когда бакуфу выставило на торги несколько трупов, отвечавших требованиям главных претендентов из числа потомственных казенных испытателей, ценный товар купили богатые семьи Ямада, Шокуси и Накагава, вынудив тем самым более мелкие кланы вроде Миосина довольствоваться соломенными чучелами. Между тем рубка человеческого мяса и костей была единственным подлинным испытанием качества клинка. Поскольку мечи, проверенные иными способами, продавались за меньшие деньги и вызывали меньшее уважение, кузнецы-мечники и самураи сторонились испытателей, неспособных подтвердить высочайший уровень мощи своего оружия. Миосин, не желая смириться с падением доходов, нанял ронинов, чтобы те поставляли краденые или добытые путем убийств трупы.
— Мы проверим клинки от кузнеца-мечника Ибэ, — сказал Миосин простолюдинам, должно быть, его сыновьям. — Я проведу рёкурума и о-кэсса. — Самые трудные удары: по бедрам трупа и по плечевому поясу. — Вы же используйте руки и ноги для клинков более низкого качества.
Похитители нервно переминались с ноги на ногу.
— Мне кажется, за нами кто-то следил, — сказал один из них. — Побыстрее расплатитесь с нами, и мы уберемся отсюда.
Миосин дал похитителям горсть монет. Сано и Хирата, притаившиеся снаружи, выхватили мечи и ворвались в комнату.
— Специальная полиция Токугавы. Вы арестованы! — воскликнул Сано.
Вскрикнув от неожиданности, похитители обнажили мечи; Миосин и его сыновья схватили оружие со стен. Понимая, что за воровство и убийства им грозит смерть, преступники с поднятыми мечами и окаменевшими от отчаяния лицами бросились на Сано и Хирату.
— Здание окружено, — заявил Сано. — Бросайте оружие и сдавайтесь.
Миосин захохотал:
— Еще чего?! Вам не удастся казнить меня за то, что я стараюсь заработать себе на рис!
Преступники бросились на Сано и Хирату, и те тоже взмахнули сверкающими клинками. Детективы, услышав шум, ворвались в дом. Сано дрался с Миосином. Меч испытателя свистел в воздухе. Он постепенно оттеснил Сано назад, во двор. Обходя кучу песка, на которой к бамбуковым жердям привязывали трупы для испытаний мечей, он отражал удар за ударом. Наступив на кучку обугленных костей, Сано сделал сальто назад через каменный очаг, в котором Миосин явно уничтожал остатки добытых преступным путем трупов. Приземлившись на ноги, он бросился на Миосина. Под низвергающимися с неба потоками воды они сошлись в смертельной схватке. Испытатель мечей бился за жизнь и свободу. Сано по-своему делал то же самое.
Теперь он был там, где продажный режим, державший его в плену, исчез. Сано забыл о сёгуне, об Аои и об одиночестве, на которое обрек себя сам. Последняя тревожная мысль была о подчиненных, умело сражавшихся с похитителями и сыновьями Ми-осина. Их крики вскоре исчезли из его сознания. Значение имела только победа над этим преступным злом.
Восторг боя обострил восприятие Сано. Он быстро понял, что сила Миосина в том, что он использует ложные выпады и умеет держать равновесие. Тот опустил меч, явно намереваясь рубануть Сано по животу. Потом его клинок внезапно изменил направление. Сано в последний момент отбил диагональный удар по груди, который хотел нанести испытатель мечей. Его ответный выпад пришелся на бедро Миосина. Тот вскрикнул от боли, но не ослабил натиска. Затем Сано пошел на рискованный шаг, решив, что когда-нибудь потребует от своих учеников избегать его.
Когда Миосин перехватил меч двумя руками для смертельного вертикального удара, Сано сделал ставку на то, что это очередной ложный выпад. Подавив инстинктивное желание поднять оружие и прикрыть верхнюю часть тела, он резко рубанул по горизонтали.
Его клинок рассек живот Миосина. Испытатель мечей ошеломленно взвыл. Он рефлекторно вывел руки из ложного удара сверху вниз и перевел меч в сторону для диагонального удара, который действительно собирался нанести. Глаза Миосина угасли до того, как его тело коснулось земли.
Сано сделал шаг назад. Он видел своих людей, живых и здоровых, они спешили к нему на помощь. Тела других преступников лежали на полу магазина. Сано сделал несколько глубоких вдохов, сняв таким образом напряжение, подставил под ливень свой меч, чтобы смыть кровь Миосина, затем вложил его в ножны. Хоть убийство и смерть были естественными явлениями для самураев, он ненавидел отбирать жизнь. Это действие сближало его с убийцами, за которыми Сано охотился. Однако в данном случае он считал убийство оправданным.
— Сёсакан-сама! — Голос Хираты дрогнул, когда он обратился к Сано, молодой человек казался убитым горем. — Сумимасэн, простите меня, но вы подвергались большой опасности. Вас могли убить. Мой долг служить вам и защищать вас. Вам следовало позволить мне заняться Миосином.
— Успокойся, Хирата. Уже все кончено. — И, милостивые боги, без потерь с нашей стороны! — Мы доложим о рейде в местную полицию. Они закроют магазин, уберут трупы и вернут в семью похищенного покойника, — все еще тяжело дыша, ответил Сано. Его сердце, как насос, погнало по кровеносным сосудам хмель победы. Воры Миосина больше не будут нападать на путников и повергать семьи в горе.
Хирата оторвал от полы плаща полоску материи и перевязал Сано левое предплечье, где кровоточила рана, не замеченная им.
— Вам нужно будет обратиться к врачу, когда мы вернемся в замок Эдо.
«Вернемся в замок Эдо». Эти четыре слова угнетающе подействовали на Сано. В замке ему придется отчитываться перед сёгуном и снова мириться с тем, что этот слабый, тупой деспот владеет его душой. Сано мрачно подумал о возвращении на отведенное ему место в продажной политической машине Токугавы и о безрадостном существовании в пустом доме, где все напоминает об Аои.
До тех пор пока новые поиски истины и справедливости вновь не наполнят его жизнь смыслом и чувством чести.
