Охира медленно повернулся. На его лице явно обозначилась борьба противоположных чувств — честности и страха. Сано говорил тихо, пытаясь обратить эту борьбу себе на пользу.
— Только правда может спасти Киёси.
При упоминании имени сына смятение в глазах Охиры быстро сменилось непроницаемой решимостью.
— Нарушив закон, вы утратили в Нагасаки всякую власть, — ледяным тоном ответил он, — и я не обязан отвечать на ваши вопросы. — Его психологическая броня стала почти видимой.
Сомнения Сано в том, что Охира виновен, усилились.
— Вы ослабили меры безопасности на Дэсиме, — настаивал он. — Вы приказали стражникам вынести товары со склада, открыть водяные ворота и позволили причалить лодке с фонарем. Полиция и портовый патруль — ваши сообщники. Горожане не вмешивались в происходящее; их напугали таинственные огни из-за россказней о призраках, которые вы распускали по городу. Вы позволяли варварам уезжать с Дэсимы, так как они настаивали, что должны сопровождать товары и получать деньги с покупателей.
Дерзость этой схемы вновь всколыхнула гнев в душе Сано. Он неожиданно вспомнил подслушанный в первый день в Нагасаки разговор между губернатором Нагаи и Охирой, когда старший чиновник сказал: «Такого никогда не случилось бы, если бы...» Имелось в виду: «Спаен никогда бы не исчез, не прикажи вы заниматься контрабандой»? Не преступная ли деятельность лежит в основе союза, который, как чувствовал Сано, связывает администрацию Нагасаки?
— И тогда вы все свалили на меня, чтобы спасти свои преступные шкуры, — с горечью закончил он.
— Вы уничтожили моего сына, а теперь осмеливаетесь пятнать мою честь? — Глаза Охиры, глубоко сидящие в воспаленных глазницах, пылали от ярости. — Я посвятил свою жизнь тому, чтобы охранять закон. Я никогда не нарушал его и скажу вам почему.
В то лето, когда мне исполнилось десять, у меня было три приятеля. Однажды мы разработали план, в соответствии с которым собирались нырять за жемчугом, а потом менять его у китайских торговцев на хлопушки. Хоть это и было незаконным делом, мы не слишком рисковали. Вокруг китайского поселения меры безопасности были из рук вон плохи, и сделки обычно осуществлялись прямо через стену.
Случилось так, что умерла моя бабушка. Мне не удалось уйти из дома, и приятели отправились без меня. — При этих воспоминаниях лицо Охиры потемнело. — Один из них утонул, когда нырял за жемчугом. Двое других, они были братьями, продали жемчуг китайцам. На следующую ночь они сгорели во время пожара в их доме. Один я, не принявший участия в операции, уцелел. Я воспринял это как знак богов и понял: мое предназначение в том, чтобы уважать закон и удерживать других от неверных поступков. И, уверяю вас, я выполняю свое предназначение. Кто скажет, что это не так, тот заплатит кровью!
Он схватился за меч. Сано перехватил руку старшего чиновника, прежде чем тот выхватил клинок из ножен. Прозвучавшая в голосе Охиры убежденность опять заставила Сано подумать о его невиновности. Охира был строг с подчиненными, гражданскими подопечными и голландцами. Сано прекрасно знал, что хитрые подчиненные частенько занимаются незаконными делами за спиной у ничего не подозревающего начальства. И все же ему не верилось, что Охира, который кажется способным и умным, не знает того, что творится на Дэсиме.
Сано крепче сжал руку Охиры. В этом человеке, с его костлявыми горячими пальцами, чувствовалась решимость, с лихвой возмещающая физическую немощность. Их сцепленные руки почти касались рукояти меча.
— Где вы были во время исчезновения Яна Спаена? — проговорил Сано.
Охира изо всех сил старался дотянуться до меча.
— Отпустите меня и деритесь как самурай!
Сано ухватил Охиру за другую руку, потянувшуюся к короткому мечу.
— Пеон что-то увидела и потому стала для вас опасной? — Он припер чиновника к стене, радуясь возможности дать выход своей ярости. Его бесило вероломство соотечественников. Они были ничуть не лучше презираемых ими варваров, вместе с которыми плели интриги. — Это вы убили ее?
— Пеон покончила жизнь самоубийством. — Охира тяжело дышал, из его рта тошнотворно пахло чем-то кислым. — Я и близко не подходил к этому отвратительному кварталу удовольствий.
— Это вы отдали приказ дэсимским стражникам напасть на меня? Где вы были прошлой ночью?
— Предатель! Трус! Вы боитесь сражаться без помощи ваших иностранных союзников?
Эти самые страшные для самурая оскорбления больно ударили по самолюбию, и Сано почувствовал, как его, подобно смерчу, охватила жажда боя. Он уже собирался выхватить меч и биться, но тут заметил, что в глазах Охиры мелькнуло болезненное торжество: старший чиновник был бы рад умереть на дуэли, покончив разом со всеми бедами. Однако убийство одного из обвинителей приведет Сано в тюрьму, лишив его шанса оправдать себя и Хирату, послужить истине и правосудию.
Вырвав мечи из-за пояса Охиры, Сано забросил их в другой конец комнаты и повалил чиновника на пол.
— Отвечайте! — крикнул он, гася в себе ярость. До истечения названного голландским капитаном срока оставался один день; и два дня свободы. Сможет ли он так долго сдерживаться, чтобы не позволить эмоциям перехлестнуть через край?
Охира упал с грохотом. Видно, падение причинило ему немалую боль, но, поднявшись на ноги, он сохранял все то же ледяное спокойствие. Охира не показал страдания, не признал поражения.
— В упомянутое вами время я был в своей канцелярии на Дэсиме в окружении моих подчиненных. И, будьте уверены, не отдавал приказов о нападении на вас.
Именно в этот момент занавеси раздвинулись. В комнату вошел командир второй караульной смены Дэсимы.
— Досточтимый шеф, — сказал Нирин, — нам нужно поговорить. Казалось, он не заметил, что Охира не один; комната была слабо освещена, а начальник стоял между Сано и дверью. — Случившееся прошлой ночью изменило все, и мне нужны новые приказы относительно...
— Вы не видите, что я занят? — злобно бросил Охира. — Убирайтесь!
Нирин посмотрел на Сано и пожал плечами:
— Простите, что прервал вас, но это не терпит отлагательства. Мы вынуждены усилить охрану Дэсимы в ночное время, чтобы не допустить дальнейшего воровства. Мне нужно ваше разрешение увеличить посты у складов. — Он дотронулся до рукояти меча. — Сёсакан-сама не тревожит вас?
— Я как раз собирался уходить, — отозвался Сано. Выходя, Сано ощутил прилив энергии: его предположения оправдывались. Командир второй смены быстро сориентировался, но Сано был уверен, что тот хотел спросить старшего чиновника Охиру о том, как действовать дальше, когда их контрабандные операции раскрыты.
Потом им вновь овладело отчаяние, затмив радость. Сано сел на коня и уехал.
Даже если Охира повинен в измене, в чем теперь Сано не сомневался — а возможно, и в убийстве, — он никогда не признается в этом, поскольку этим не спасет Киёси. По закону за столь серьезные преступления наказывают всю семью преступника. Признайся Охира, и на смерть будут обречены он сам, Киёси, его жена и пятеро других детей. Без неоспоримых доказательств Сано никогда не заставит Охиру заговорить.
Значит, он должен добиться признаний от других подозреваемых — японцев или голландцев.
Глава 22
Из дома на Дэсиме, где тело Яна Спаена лежало с того самого дня, как его извлекли из моря, стражники вынесли простой деревянный, обернутый черной материей гроб и поставили на улице. По другую сторону моста толпились зеваки, ожидая увидеть похоронную процессию варваров, и чиновники, обязанные участвовать во всех мероприятиях, связанных с дипломатическим протоколом. Ливень сменился моросящим дождем. Возбужденная атмосфера праздника нарушала торжественность момента.
Заместитель директора голландской Ост-Индской компании Мартен де Граф наблюдал за
