неторопливо затянулся и со стоном выпустил дым. Своим неприкрытым стремлением к удовольствиям он походил на ребенка. Однако Сано заметил зловещий блеск прищуренных глаз и вспомнил, что ему известно о Мияги.
Это был незначительный клан, более знаменитый скандалами на сексуальной почве, нежели политическим весом. Сплетни об адюльтере, кровосмешении и извращениях преследовали и мужчин, и женщин клана, хоть его богатство освобождало их от правовых последствий. Нынешний даймё явно продолжал семейную традицию, в том числе и насилие.
Сано обратился к обоим супругам:
— Вы знали, что госпожа Харумэ собиралась сделать себе татуировку?
Господин Мияги кивнул и затянулся из трубки.
— Да, знали, — сказала его жена. — Мой муж пожелал, чтобы Харумэ доказала свою преданность, нацарапав на теле символ любви. Я написала письмо, в котором попросила сделать это.
Сано усомнился, женская ли холодность госпожи Мияги мешает нормальным брачным отношениям между ней и мужем. Во всяком случае, она явно не обладает чертами, которые ценятся мужчинами, подобными ему. Но возможно, госпожа Мияги следует своим извращенным инстинктам, поставляя мужу женщин, ведь она тоже принадлежит к печально известному клану. Сано достал из матерчатого кошеля у себя на поясе лаковый сосуд, тушь из которого убила Харумэ.
— Значит, это она получила от вас?
— Да, этот флакон мы послали вместе с письмом, — тихо сказала госпожа Мияги. — Я купила его. Муж написал на крышке имя Харумэ.
Таким образом, к флакону прикасались они оба.
— И когда это было? — спросил Сано.
Госпожа Мияги задумалась.
— Думаю, дня четыре назад.
Похоже, до отстранения от обязанностей в Больших Внутренних Покоях лейтенанта Кусиды, но после жалобы, поданной госпожой Харумэ. Однако Кусида заявил, что ничего не знал о татуировке, а о госпоже Ишитэру Сано пока не имел сведений, надеясь, что Хирата добудет нужную информацию. Пока же наилучшая возможность отравить тушь была у семьи Мияги.
— У вас с госпожой Харумэ были хорошие отношения? — спросил Сано у господина Мияги.
Даймё апатично пожал плечами:
— Мы не ссорились, если вы это имеете в виду. Я по-своему любил её. Во всяком случае, получал от этой связи то, что хотел, и, полагаю, она тоже.
— А чего она хотела? — В дневнике описывалось, какую награду получат Мияги, но Сано хотелось знать, почему прекрасная наложница рисковала жизнью ради безрадостных встреч с непривлекательным мужчиной.
Впервые господин Мияги выглядел смущенным, он судорожно сглотнул и посмотрел на жену. Заговорила госпожа Мияги:
— Харумэ жаждала приключений, сёсакан-сама. Запретная связь с моим мужем устраивала ее.
— А вы? — спросил Сано. — Что вы думали о госпоже Харумэ и их связи?
Женщина снова улыбнулась — удивительно неприятное выражение лица, которое подтверждало, однако, ее искренность.
— Я была благодарна Харумэ, как и всем женщинам мужа. Я считаю их своими партнершами в служении его удовольствию.
Сано едва не передернуло от отвращения. Госпожа Мияги напомнила ему владельца публичного дома в Ёсиваре, потакающего всем сексуальным запросам клиентов. Ее, похоже, не волновала собственная извращенность. Из коридора донеслись слабые звуки музыки и голоса поющих наложниц. Сано вдруг ощутил, как в доме тихо. Он не слышал звуков, которые обычно наполняют имение провинциального правителя — патрулирующие солдаты, чиновники, занятые делами, работающие слуги. Толстые стены особняка глушили шум улицы, усиливая впечатление Сано о замкнутом мирке. Что за странный дом!
— Таким образом, как вы понимаете, — с усталым вздохом сказал даймё, — ни у жены, ни у меня не было причины убивать госпожу Харумэ, да мы и не убивали. Мне будет очень не хватать удовольствия, которое она мне доставляла. А моя дорогая жена никогда меня не ревновала ни к Харумэ, ни к кому-то еще. — Приподнявшись на подушках, он слабо махнул рукой в сторону подноса с закусками.
— Позвольте помочь вам, кузен, — быстро сказала госпожа Мияги и налила ему чаю. Она вложила чашку в его левую руку, хурму в правую. На какое-то мгновение их руки соединились в круг, и Сано поразило, как они стали похожи на герб Мияги с двумя лебедями. Супруги, похоже, как близнецы, соединенные в странный, но устраивающих обоих союз...
Мускусный запах усилился, словно от их контакта. Сано предположил, что между ними существует глубокая эмоциональная связь, не исключающая страсти. Обдумав их показания, он понял, что верит в рассказ госпожи Мияги о приятии и даже поощрении неверности мужа, однако заявление господина Мияги о его любви к Харумэ вызывало сомнения. Не угрожала ли она этому браку? Не захотел ли один из супругов или оба сразу, чтобы она умерла?
— Кто еще мог иметь доступ к тушечнице, прежде чем та попала в руки Харумэ? — спросил Сано.
— Посыльный, который доставил ее в замок Эдо, — ответила госпожа Мияги, — а также любой в этом доме. Вассалы, слуги, наложницы. Когда я принесла флакон домой, мужа не было, поэтому я оставила его на столе, а сама занялась другими делами. Прежде чем мы отправили тушечницу, прошло несколько часов. Любой мог что-то подмешать в тушь без нашего ведома.
Она просто излагает факты или покрывает себя и господина Мияги, переводя подозрение на других обитателей имения? Возможно, кто-то из них таил на Харумэ злобу.
— Мои детективы придут к вам и опросят каждого в доме, — сказал Сано.
Безразлично кивнув, господин Мияги принялся жевать фрукты. Сок потек по подбородку, и он облизал пальцы.
— Как хотите, — промолвила госпожа Мияги.
«А теперь перейдем к деликатной, самой важной части допроса», — подумал Сано.
— У вас есть дети? — спросил он супругов.
Их лица ничего не отразили, но Сано отметил внезапное напряжение, отчего воздух словно уплотнился. Госпожа Мияги сидела неподвижно, глядя прямо перед собой и сжав челюсти.
— Нет. У нас нет детей, — сказал господин Мияги. В его голосе сквозило сожаление. — Отсутствие сыновей заставило назвать наследником моего племянника.
Заметив натянутость, возникшую между супругами Мияги, Сано догадался, что затронул их больное место. Он понял, что каждый из них по-разному воспринимает бездетность. И ответ на его вопрос разочаровал Сано. В дневнике Харумэ господин Мияги изображался этаким созерцателем эротических сцен, предпочитающим самоудовлетворение общению с женщиной в постели. В сочетании с отсутствием потомства не означает ли это, что он бессилен? Уж не сёгун ли — слабый, недалекий, расположенный к однополой любви — все же отец ребенка Харумэ?
Сано с ужасом подумал о том, что придется рассказать Цунаёси Токугаве о смерти его нерожденного наследника вместе с наложницей, и о необходимости во что бы то ни стало довести следствие до конца. Если это не удастся, то изменчивая любовь сёгуна не спасет его от позорной смерти. А пока что нет ни одного доказательства вины ни господина, ни госпожи Мияги. И все же Сано не терял надежды.
— Господин Мияги, как я понял, Харумэ раздевалась и ласкала себя, а вы смотрели на нее через окно? — прямо спросил Сано, не собираясь оберегать чувства даймё ценой собственной жизни.
— Ого, мэцукэ не даром едят свой рис, — растягивая слова, проговорил господин Мияги. — Да, это так. Но что вам за дело до моих личных привычек?
Госпожа Мияги молчала, оставаясь совершенно неподвижной, супруги не смотрели друг на друга, однако оба буквально излучали неприязнь: они были готовы говорить о романе даймё, но их возмутила попытка Сано добраться до деталей.
— Вы когда-нибудь вступали в половую связь с госпожой Харумэ? — спросил Сано.
Посмотрев на жену, Мияги нервно хихикнул. Однако та не пришла на помощь.
— Сёсакан-сама, это уже граничит с оскорблением. Каким образом наши отношения с госпожой
