страны свободолюбивой, твердила французам, что весь мир обожает Францию — «самую великую духовную державу мира».
Между тем французская буржуазия за четверть века, прошедшие с прошлой войны, словно нарочно делала все, чтобы вызвать неприязнь других народов в отношении Франции.
Рабочих рук не хватало, надо было заменить павших на войне. Во Францию хлынул поток иностранных рабочих из Центральной, Восточной и Южной Европы. Французские промышленники и даже крестьяне зазывали их к себе. Из Испании, Италии, Польши, Румынии, Чехословакии, наконец, из французских колоний потянулись сотни тысяч безработных. Почти все тяжелые виды работ выполнялись иностранцами. Около четырех миллионов иностранных рабочих, что составляло около 10 процентов населения страны, поселились во Франции. В угольных копях на севере страны работали поляки, на сельскохозяйственных работах — поляки, испанцы, чехи, русские белоэмигранты, на строительстве — итальянцы. Среди мелких ремесленников — десятки тысяч иностранцев. На «командных постах» инженерами, техниками, мастерами, как правило, работали французы. Иностранные рабочие не имели политических прав, их легко было уволить и даже выслать из Франции за малейшее сопротивление требованиям хозяев.
Иностранные рабочие — в их числе было много политэмигрантов из стран, где свирепствовали реакция и фашизм, — добивались французского гражданства, чтобы получить политические права и лучше защищать свои интересы. Тысячи рабочих «натурализовались» во Франции, исключая, впрочем, рабочих из колоний, которым французское правительство обычно отказывало в гражданстве. Но впоследствии была закрыта и эта лазейка. В 1935 г. парламент принял закон, по которому иностранцы могли быть лишены французского гражданства, если их деятельность представлялась «опасной для политического или социального порядка». Иначе говоря, даже став французским гражданином, эмигрант в случае вступления его в профсоюз или компартию мог в любую минуту быть лишен французского гражданства и выслан из страны, как «нежелательный иностранец».
Во французской армии не хватало солдат. Призывы новобранцев, предшествовавшие второй мировой войне, были «дефицитными»: призывались молодые люди, родившиеся в годы первой мировой войны, когда и без того низкая во Франции рождаемость упала почти вдвое. И вот тогда снова вспомнили об иностранцах: в 1938 г. парламент принял закон, по которому все апатриды, т. е. лица, «не имеющие отечества», а это были главным образом политэмигранты, должны были нести службу во французской армии и призываться в случае войны. Таких политэмигрантов во Франции были сотни тысяч — из Польши, Италии, Испании, Румынии, Германии. Это были большей частью люди в цветущем возрасте.
Вряд ли в период между двумя войнами была на свете другая страна, в которой так широко пользовались бы иностранным трудом и так эксплуатировали иностранцев, как во Франции.
Когда назревал промышленный кризис, на улицу прежде всего выгоняли иностранных рабочих — это должно было ослабить недовольство французов. А когда началась война, иностранцев, молодых и здоровых, стали забирать в армию, обещав им французское гражданство… если, конечно, они останутся живы. Стариков из числа иностранцев сажали в концлагеря. Бывало, что родителей сажали в лагерь «за политическую неблагонадежность», а сыновей направляли служить в армию. После капитуляции тех, кто защищал Францию, бросили в концлагеря, так как они стали не нужны капитулянтам. Со мной в концлагере Верне сидели сотни молодых людей, служивших во французской армии, участвовавших в кампании 1940 г. и даже удостоенных наград за боевые подвиги. «В благодарность» Петэн и Лаваль заключили их в концлагеря.
В лагере Верне содержался один русский, бывший солдат Экспедиционного русского корпуса, прибывшего во Францию в 1916 г. Он остался во Франции, женился на француженке, имел шестерых детей, из которых два сына служили в армии в эту войну. Сам он работал на заводе, был обвинен в «коммунизме» — хотя, замечу кстати, это был малограмотный человек, весьма слабо разбиравшийся в политике, — и посажен в концлагерь на неопределенный срок.
Мой лагерный пациент, иностранец, бывший солдат Иностранного легиона, рассказал, что французское правительство в 1939 г. обещало бойцам легиона французское гражданство после окончания войны. Легион геройски сражался против гитлеровцев и потерял почти половину состава. В одном батальоне уцелело всего 75 солдат. Оставшиеся в живых потребовали в 1941 г., чтобы правительство сдержало свое обещание. Но из 75 легионеров право гражданства получили только 14 человек. 12 из них отказались от этой чести. Тогда их посадили в концлагерь. Ни ранения, ни боевые награды не были приняты во внимание. С сентября 1941 г. в наш лагерь стали поступать сотни таких молодых иностранцев, служивших во французской армии. Из них многие даже родились во Франции и не знали другого языка, кроме французского. Их лишали французского гражданства.
Правящие классы, доведшие Францию до позорного поражения, не только не чувствовали благодарности к этим людям, защищавшим Францию, но ненавидели их за мужество, за самоотверженность, особенно тех, кто был врагом фашизма. Между тем в 1939–1940 гг. свыше 300 000 иностранцев встали на защиту Франции. Многие из них пошли в армию добровольно, чтобы сражаться с гитлеровцами.
Приведу еще два примера, которые характеризуют отношение тогдашних хозяев Франции к представителям других народов, особенно народов, борющихся за свою свободу.
В 1918 г. французская армия освободила свыше 90 000 русских военнопленных, которых немцы заставляли работать в тылу. Пленные эти, умиравшие от голода и лишений, с радостью встретили своих освободителей. Они ждали от них облегчения своей участи и отправки на родину, в Россию.
Но… из России доносятся громы победоносной революции. Империалисты организуют интервенцию в Россию. Вся ненависть французской буржуазии обрушивается на ни в чем не повинных русских военнопленных, освобожденных французской армией, на людей, которые были повинны только в том, что выражали желание вернуться на освобожденную родину. Им ставится ультиматум: или они будут служить в контрреволюционных армиях Деникина и Юденича, или не поедут домой вовсе. Пленные отказываются служить в антинародной армии. В ответ правительство Клемансо сажает их в концлагеря, на голодный паек. Оттуда их распределяют вместе с солдатами бывшего Экспедиционного корпуса по рабочим командам, а не желающих работать отсылают в Северную Африку, где они сотнями умирают на каторге. Из 90 000 русских французские власти могли сделать 90 000 друзей Франции. А сделали они из них 90 000 врагов! Со мной в концлагере в Джельфе находился один из этих солдат, оставшийся в Алжире. Во второй раз в жизни, во Франции, он попал в концлагерь.
Другой пример. В 1939 г. 400 000 бойцов Испанской республиканской армии отступили под натиском дивизий Муссолини и Гитлера при благосклонном «невмешательстве» правительства Блюма на территорию Франции. На границе французские жандармы и «гард мобиль» — преторианская стража французских империалистов — обобрали их до нитки, избили и по приказу Даладье загнали в гигантские концлагеря. Даладье первый создал во Франции систему концлагерей. Франция присвоила вооружение испанской армии: пушки, винтовки, автомобили, реквизировала золото. Затем путем угроз и лишений испанцев заставляли возвращаться на родину, к Франко. Там их ждали расстрел или тюрьма. Оставшихся во Франции держали в лагерях, ссылали в Северную Африку. Так продолжалось вплоть до февраля 1943 г., когда высадившиеся в Алжире англо-американские войска, правда, не сразу, начали их освобождать. Во всех концлагерях, в которых мне пришлось сидеть во Франции, преобладали испанцы, бывшие бойцы республиканской армии. Надо было слышать, с какой ненавистью они говорили об этой стране!
…А французская печать писала, что в случае войны за Францию вступится весь мир. Эта иллюзия сыграла печальную роль в войне Франции с Германией.
Общественные порядки Франции, политика ее реакционных хозяев, врагов свободолюбивых народов и собственного народа, — вот что подготовило почву для трагедии лета 1940 г. Господствующие классы Франции, ее правящие круги за четверть века, прошедшие со времени первой мировой войны, старались воспитать в обществе полное равнодушие ко всему, что не затрагивает личных интересов «среднего француза». Это то, что сами французы назвали «наплевательством» («je m'en fichisme»).
Надо помнить, что Франция — страна, в которой мелкая и средняя буржуазия крайне многочисленна: примерно 12 миллионов мелких хозяев на 41 миллион жителей. Неудивительно, что мораль этой среды, которая была подвержена воздействию крупной буржуазии, глубоко разъедала страну.
Когда французы, будучи уже под игом германских оккупантов, начали сбрасывать с себя оцепенение,
