демонстрировал свое искусство (правда, сам демонстрировал — подробно, преднамеренно и хвастливо) всего-то дюжине ротозеев, случайных попутчиков — и немедленно был вознесён ротозеями на Олимп. У Навболита ещё есть время. То есть, у Тоона ещё есть время, а значит, у Навболита есть ещё шанс… Один дурак — не беда, два дурака — опасность, три дурака — катастрофа. Ещё не беда.
— Встань, Евмей! — произнёс Тоон, стараясь придать своему голосу ласковую встревоженность, и, склонившись над богопослушным рабом, обнял его за плечи.
Глава 7. Богу — богово
— А ты тогда что? — спросил Окиал и, отогнув ветку терновника, опять посмотрел на берег. Гребцы продолжали таскать с корабля золотую и серебряную утварь, аккуратной горкой укладывая добро возле спящего.
— А что я? — сказал Навболит. — Я прыгнул обратно, а тебя нет. Искал-искал, свистел-свистел, смотрю: корабль уже в бухту заходит. Я — сюда…
— Да не трясись ты так! — прикрикнул Окиал. — На вот лучше глотни. — Продолжая наблюдать за берегом, он достал из ручья в глубине грота холодную скользкую амфору и переправил её в руки Навболита. Тот покорно поднёс амфору ко рту, но, так и не отпив, опять опустил на колени.
— Мы щиты забыли убрать! — сказал он.
— Это ты забыл. А я убрал, так что не беспокойся. Лучше скажи: Евмей твои прыжки видел?
— А когда ты их убрал?
— Сразу, как ты ушёл. Так видел или нет? Ты откуда прыгал?
— Из хижины.
— И то ладно. Из-за стены или с порога?
— Не помню…
Окиал с досадой посмотрел на друга. Увидел его тусклые от страха глаза, прыгающие, непривычно распущенные губы, побелевшие суставы пальцев на горле амфоры. Вздохнул и отвернулся, опять уставясь на берег. Разгрузочные работы подходили к концу. Спящий продолжал спать. Двое мореходов на скрещённых руках осторожно переносили через борт белобородого плешивого старца (даже отсюда, из грота, с расстояния в сто с лишним шагов было видно, как неприятно грязен его хитон). Ещё один не занятый разгрузкой гребец поджидал на берегу, с неуклюжей почтительностью прижимая к груди деревянную лиру.
— Ладно, — хмуро произнёс Окиал. — Будем надеяться, что он ничего не видел.
— Я головой ударился и сразу прыгнул, — сказал Навболит.
— Головой?
— Ну да, о притолоку… Шагнул назад и ударился. И сразу прыгнул.
— Значит, видел…
Окиал отпустил ветку, привстал, отряхнул колени и, пригибая голову, шагнул в глубину грота. Навболит всё так же сидел на корточках, вцепившись обеими руками в амфору, и, запрокинув белое лицо, смотрел на него остановившимися зрачками.
— Ты думаешь, что я… что уже… Да?
— Ну что ты, дружище! — бодро произнёс Окиал. — Конечно, я так не думаю. Что-что, а это всегда в нашей власти: думать. Или не думать… — Он широко улыбнулся и, протянув руку, нерешительно тронул плечо друга. — Ты, главное, сам об этом не думай. — Помедлив, как перед прыжком в воду, Окиал всё-таки сжал пальцы и потряс это плечо, стараясь придать своему жесту однозначный смысл ободряющей ласки.
Плечо Навболита было твердым, холодным и даже сквозь хитон мокрым — от пота. Нормальная здоровая плоть. Смертная. Боящаяся… Впрочем, это ещё ничего не значило: вознесение Примнея тоже произошло не сразу.
«Никаких «тоже»!» — одернул себя Окиал, отпустил плечо друга и сел, чтобы не смотреть на него сверху вниз. Всё-таки, он привык считать Навболита на целую голову выше себя — во всех смыслах. Да и Навболит привык к этому. Вот и пускай всё остаётся между ними по-старому — и как можно дольше…
Это был правильный ход — хотя бы внешне вернуть другу привычный ракурс в их отношениях, и Окиал от души похвалил себя, глядя, как Навболит на глазах обретает былую уверенность.
— Никогда бы не подумал, что я могу так перетрусить! — твердеющим голосом произнёс Навболит, делая отчаянную заявку на самоиронию.
Окиал почти без усилий изобразил на лице зависть и восхищение: самоирония всегда считалась одним из похвальнейших качеств учеников Тоона. Самому Окиалу она была болезненно недоступна. И всё же… Примней тоже храбрился и самоиронизировал. Но учителя не оказалось рядом, а они с Навболитом ничем не сумели помочь Примнею.
— А точно они были вдвоём? — спросил Окиал. — Ты уверен?
— Ну конечно! Только Евмей и учитель, и никого больше. Если бы там были пастухи, я бы заметил… Уж с одним-то учитель справится, правда?
— Ещё бы! — поспешно поддакнул Окиал. Пожалуй, слишком поспешно: Навболит сразу как-то погас и отвёл глаза.
— Тяжёлая… — пробормотал он, приподнимая амфору. Похоже, он только сейчас обнаружил её у себя на коленях. — Что в ней?
— А ты попробуй! — спохватился Окиал. — Очень вкусно!
— Проверить хочешь? — Навболит усмехнулся, и Окиалу не понравилась эта усмешка.
— Что проверить? — спросил он.
— Ну как — что. Примней даже глотка воды не мог выпить. Часа не прошло — а уже не мог.
— Вот об этом я как-то не подумал! — заявил Окиал, и это была чистая правда. Он даже засмеялся от удовольствия, что не пришлось покривить душой.
— А почему бы и нет! — решительно сказал Навболит. — Давай проверим! — Он зажмурился, широко раскрыл рот и вздёрнул амфору над запрокинутой головой.
Ни капли, конечно, не пролилось из запечатанной глиняной горловины, и, сделав несколько судорожных сухих глотков, Навболит со стоном отшвырнул амфору. Окиал, охнув, едва успел остановить её возле самой стены, в половине локтя от острого каменного выступа, мягко подбросил к себе и поймал руками, как мяч.
— Горячка! — произнёс он с ласковой укоризной. — Этому напитку цены нет, а ты бросаешься.
Навболит непонимающе посмотрел на него.
— Тебе распечатать, или как? — спросил Окиал, показывая ему залитую воском горловину.
— Тьфу на тебя! — с облегчением сказал Навболит. — Шуточки… — Забрал амфору, в два приёма расплавил и удалил восковую пробку и глотнул. Задохнулся, почмокал, закатив глаза, и глотнул ещё раз.
— Не увлекайся! — предупредил Окиал. — Этот мёд собран дикими пчёлами лет пять назад, не меньше.
— Семь, — уверенно сказал Навболит и сделал третий затяжной глоток. — М-мм!.. Вот теперь я чувствую себя человеком. Надо было сразу дать мне этот чудесный эликсир, а не сюсюкать и не утешать, как маленького.
— А я что — не сразу? — возмутился Окиал.
— А ты рассюсюкался. Ах, да сколько их было, ах, да откуда я прыгал, ах, да учитель справится… — Навболит собрал остывшие восковые лепёшки, слепил их в один комок и снова сформовал из них пробку. Но прежде чем заткнуть горловину, приложился ещё раз. — Только время зря потеряли! — заявил он, отдышавшись, закупорил амфору и прислонил к стене грота.
— Да я же тебе сразу… Ты же держал и не видел…
— Ладно, давай забудем твою оплошность, — сказал Навболит, вставая, и тут же пригнулся, ударившись макушкой о свод. — Ну и выбрал же ты местечко! Грязно, тесно, темно. Евмеевы хряки и то
