«Ха-ха!» — во весь экран откликнулся Информаторий и модифицировал вопрос: «Разъясните, пожалуйста, смысл шутки и (или) сформулируйте определение гауптвахты».
«Специально оборудованное помещение для содержания военнослужащих под арестом», — отчеканил Дима, чем вызвал целый каскад новых вопросов. Сперва это развлекало, но очень скоро стало надоедать. Пришлось давать определения таким понятиям, как: «дисциплина», «арест», «камера», «портупея», «оружие», «насилие», «параша», «конвоир», «офицер», «чин» (тут Демодок споткнулся, удивившись, но определение всё-таки дал), «субординация», «единоначалие», «расстрел»…
Определение «классовой борьбы» Информаторий переваривал секунд десять, и Демодок, переводя дух, решил, что если последует ещё хотя бы один вопрос, то он объявит свою компетенцию исчерпанной. Однако вопросов более не последовало. Последовал запрос. Странный.
«Сообщите, пожалуйста, ваш специальный код», — попросил Информаторий.
«Развлекаешься? — отстучал Дима. — Откуда у меня спецкод?»
«Ваша компетенция заслуживает открытия специального кода, — разъяснил Информаторий. — Сообщите его, пожалуйста».
«ДЕМОДОК», — отстучал Демодок и усмехнулся.
«Ваш специальный код десятизначен. Ещё три знака, будьте добры».
«Хватит с тебя!»
«Проверьте, пожалуйста, правильность написания вашего спецкода», — немедленно отреагировал Информаторий, и во весь экран загорелось: «ДЕМОДОКХва».
Вот же… А, собственно, какая разница?
«Правильно, — отстучал Демодок. — Хвалю. Приятно было побеседовать, дружок, будь здоров». — Но, оказывается, это было ещё не всё.
«Ознакомьтесь, пожалуйста, со списком массивов, открытых для спецкода ДЕМОДОКХва», — предложил Информаторий.
Вот это было ничего себе… Судя по списку, который всё полз и полз по экрану, Дима оказался крупным специалистом во всех областях истории и квазиистории, в философии насилия, в теологии, в теоретической и практической квазинавтике (за исключением технических аспектов), в стратегии и тактике вероятных войн (Эт-то ещё что такое?), а также в некоторых областях экономики, социальной динамики и тектологии (мировоззренческие аспекты), а также…
Дима осторожно положил терминал на кровать, сходил на кухню и порадовал повара, затребовав невыпитую чашку кофе. Подогревать не обязательно. Ну, хорошо, хорошо, давай свежий… Спасибо.
Когда он вернулся, список всё ещё полз. Демодок облокотился на подушку («Ага! — подумал он, глянув на нишу уборщика. — То-то же…») и стал прихлебывать кофе, время от времени посматривая на экран и поражаясь своей эрудиции.
На «Геральдике индустриальных эпох» Демодок поперхнулся и прямо поверх списка спросил, нельзя ли побыстрее. Экран на секунду погас, высветил слово «Можно», и проползание несколько ускорилось. «А ещё быстрее?» — уже не церемонясь, отстучал Демодок, допил кофе и, нагнувшись, поставил чашку возле ниши уборщика. Когда он выпрямился, список иссяк. Последней за верхний обрез экрана стремительно уносило строку «Методика скорочтения». Неужели тоже закрытый массив?
Терминал отключился (сам!), и сразу же на пульте мажордома заверещал вызов швейцара. Но Диме было не до гостей. Этот вопрос надлежало провентилировать. Хотя бы этот…
Дима включил терминал, набрал код Информатория, набрал свой новый спецкод и спросил:
«Для кого ещё открыт массив «Методика скорочтения»?»
Мажордом заткнулся, а на экране терминала высветилось:
«Для специалистов».
Дима решил не уточнять, для каких.
«Значит, я тоже специалист?» — спросил он.
«Да», — ничтоже сумняшеся ответил Информаторий.
Немного подумав, Дима спросил, открыты ли названия закрытых массивов. И уже не удивился, узнав, что закрыты. Открыты, оказывается, только аббревиатуры названий.
Та-ак! Ну что ж, кое-что начинается проясняться. Акратия. Атеизм. Ну-ну… Геноссе Аппаратович, с энтузиазмом работающий карикатурой на Власть — и закрытый массив с закрытым названием «Стратегия и тактика вероятных войн». Замечательный мир. Можно сказать, уникальный. Прямая ему дорожка в семнадцатую сферу. Впрочем, здесь они их не нумеруют, а обозначают словесно. Семнадцатая — это по- ихнему что-нибудь вроде… А зачем гадать? Дима запросил краткую классификацию ассоциативных сфер и сразу выхватил на экране нужную строчку: «Мертвые сферы». Вот, где-то там. То есть, туда. Прямая дорожка…
Драпать отсюда надо, вот что, и побыстрее.
Дима выключил терминал, и мажордом опять завопил. Кто-то ждал за дверью квартиры — давно, терпеливо и очень настойчиво, но почему-то, черт возьми, не заходил и даже не пытался воспользоваться видеофоном швейцара. Демодок сунул терминал в карман пиджака и пошел встречать.
Глава 16. Наденька
За дверью меня действительно ждали, но не преподаватель краткого курса истории Власти, не консультант по бытовой социопсихологии акратической эры и даже не врач-офтальмолог (я был у него единственным пациентом за последние четыре года, и он тоже навещал меня ежедневно — правда, обычно во второй половине дня).
Ждала толпа. Целая толпа молодых людей — рослых, загорелых, мускулистых, все как один в одинаково пестром и шелковом, с озабоченно-суровыми лицами, готовые на всё, — и сердце у меня екнуло. Мое старое слабенькое сердечко приготовилось к ожидающим меня физическим стрессам, ибо подумалось мне, что это Информаторий начал принимать меры. Или те, кто стоит за Информаторием и кому он служит своими чудовищными массивами открытой не для всех информации.
Но это, конечно, было бы слишком просто для столь благополучного мира. И это было бы просто невозможно для мира, в котором живет Наденька. Надежда Мироновна. Человеческое воображение, пока оно остается человеческим, не способно совместить грубое насилие с такой красотой — по крайней мере, в это очень хочется верить. Всегда. Во всех мирах…
— Всё в порядке, ребята, я сама справлюсь, — сказала Наденька, и озабоченно-суровой толпы не стало. Остались друзья, добрые знакомые, просто соседи по двадцать первому ярусу Академгородка — они были уверены, что со мной беда, что опять я что-то отчудил и надо спешить на выручку, но оказалось: всё в порядке, ребята, спасибо, Наденька сама справится… — Что ты опять отчудил? — строго спросила Наденька, уперев руки в боки и оглядывая меня с головы до ног. — Что это за вид? — Ребята за её спиной повалились друг на друга, хохоча, хлопая себя по голым коленкам и только что не тыча в меня пальцами: а знаток-ботаник (наверное, тот самый, чей мусс я всё-таки одолел) восторженно показывал мне «во!» — На кого ты похож, Дима? — риторически вопрошала Наденька. — Где ты сумел раздобыть эту… Ладно, потом. Зачем ты отменил занятия? Почему блокирован швейцар? Ты заболел? Ты абсолютно здоров! Чем таким ты был занят, что тебе понадобилось отключать видеофон?..
— Наденька, — начал я и тут же поправился: — Надежда Мироновна…
— Ты намерен пустить меня в квартиру, или мы будем разговаривать через порог? — перебила Наденька, и я поспешно посторонился, делая широкий (наверное, слишком широкий) приглашающий жест.
Она премило фыркнула, впорхнула мимо меня в квартиру, захлопнув на ходу дверь, и сейчас же направилась в спальню, а я поспешил следом.
В спальне она прежде всего велела мажордому распахнуть окно, а потом подошла к кровати и швырнула подушку на пол. Уборщик боком-боком выбрался из приоткрытой ниши, ухватил подушку и, довольно урча, поволок её к утилизатору. И если на пути туда он ещё предпочел наиболее безопасную траекторию — так, чтобы между ним и мной оказалась Наденька, — то обратно продефилировал уже
