любопытство Парикшита, и он взмолился: 'Учитель! Что же это был за неизбежный урон, который он вынужден был наносить несмотря на всё кощунство этого?'
'О царь, - ответил на это мудрец, - в разгар боя, воин должен дать своему колесничему указание, куда повернуть, он не может надеяться на то, что его услышат, если он крикнет: 'направо' или 'налево'. Оглушительный шум битвы помешает этому. Итак, будучи всецело захвачен бешеным возбуждением схватки с врагом, он вынужден нажимать на бровь колесничего носком правой или левой ноги. Для этого он всё время держит ноги в соприкосновении с бровями колесничего, планка сидения которого гораздо ниже. Если же надо направить колесницу прямо, то следует прижать оба носка ног с одинаковой силой. Такова договорённость. Поскольку такое давление приходилось оказывать ногами в тяжелой кованой обуви, на бровях Господа с обеих сторон ежедневно оставались царапины. Арджуна от стыда просто проклинал себя. Ему была ненавистна сама мысль о войне, и он молил, чтобы эта позорная игра поскорее прекратилась. Он ужасно мучился от того, что вынужден был ногами касаться Головы, почитаемой мудрецами и святыми.
Ладони Кришны, мягкие и нежные, словно лепестки лотоса, покрылись волдырями, поскольку Ему приходилось крепко держать поводья, которые натягивались сильнее всего, когда коней придерживали или направляли. Господь отказывался от пищи и сна, исполняя службу и высокую, и низкую, и содержал обоих коней и колесницу в полном порядке. Он исполнял и разные другие поручения, важные для одержания победы. Он купал коней в реке, следил за их ранами, прикладывая к ним для исцеления бальзам, да всего и не перечесть! Он работал как слуга в хозяйстве твоих дедов! Он никогда не играл роль Властителя Вселенной, хотя это была Его истинная природа, истинный Его уровень. А не Господь ли Кришна убеждал твоих дедов: 'Будьте преданы Мне и обретёте силу от Меня! В какой мере вы с воодушевлением активизируете и оживите этот процесс отдачи и обретения, в той мере вы будете удачливы и счастливы. Вручите все свои тревоги, заботы, труды и желания Мне, а взамен примите от Меня радость, мир и силу ума. В этом Моём Пришествии лишь духовно устремленные и праведные - суть Мои родственники и воспреемники Милости Моей'. Такова была мера Любви Его к преданным Ему,' - сказал мудрый Вьяса царю.
24. Парикшит проклят
Парикшит внимал рассказу мудреца о глубокой преданности и твердой вере Пандавов. Он трепетал, слыша о безграничной Милости Господа Кришны к ним. Царь был настолько погружен в радость, что едва сознавал - ночь теперь, или день, как вдруг его привёл в себя нежный щебет птиц и громкий крик петуха. Он услышал песни, которыми его подданные на рассвете приветствовали богов, вокруг дворца звонили колокола храмов.
Вьяса также осознал, что начинается новый день. 'Сын мой! - сказал он, - мне пора уходить', - и, взяв сосуд для воды, который он всегда носил с собой, поднялся и благословил царя, павшего к ногам его в великой печали. 'Как жаль, что рассвет наступил так скоро. Я бы ещё больше проникся глубиной их* благочестивой преданности и чувства долга,' - сокрушался Парикшит.
* Пандавов.
Перед его глазами ещё проходили события, о которых он услышал и неповторимый вкус которых ощутил. Он был так преисполнен высокого восторга, что никак не мог вернуться к делам своего царства. На самом деле ему и не хотелось в них погружаться, а хотелось просто побыть одному. И поэтому он решил поехать поохотиться в лес. Он велел сделать соответствующие приготовления для выезда в джунгли.
Очень скоро слуги возвестили, что всё готово для царской охоты. С тяжёлым сердцем увлёк он своё тело к колеснице и устроился в ней. Сопровождающие его двинулись, расположившись по обыкновению перед царской колесницей и за нею. Царь как-то почувствовал, что ему не потребуется так много сопровождающих и некоторым велел вернуться. По пути царь заметил стадо животных, движущихся в отдалении, и это несколько расшевелило его. Он сошел с колесницы и с луком наготове стал с несколькими сопровождающими преследовать животных. Испуганное стадо рассеялось, исчезнув вместе с разгоряченными погоней охотниками. Царь сосредоточился на одной группе бегущих животных и поспешил за ними, не замечая, что остался один без сопровождающих, которые разбежались по разным тропам.
Он зашёл далеко, но не выследил ни одного зверя. Его мучила нестерпимая жажда, он очень устал и лихорадочно разыскивал воду. К счастью, он заметил какое-то жилище - хижину, крытую травой. В предвкушении, что утолит жажду, он рванулся к ней. Но никого не было видно! Место казалось пустынным. В тревоге он стал звать как можно громче. 'Воды! Воды!' - жалобно взывал он с пересохшим от жажды ртом. Ответа не было. Когда же он вошёл, то обнаружил мудреца Самику, погруженного в медитацию. Он приблизился и трогательно обратился к нему! 'Господин! Господин!' Но Самика был в такой глубокой медитации, что никакого ответа не последовало.
Царя же это привело в негодование и его одолел неистовый гнев. Добравшись до жилища и найдя там отшельника, он, тем не менее, не смог утолить ни голода, ни жажды и был совершенно беспомощен. Это затронуло его гордость - ведь он был правителем царства, а этот отшельник осмелился замкнуться в себе, когда сам царь стоит перед ним и зовёт его. Царь забыл о правилах приличия, так как уже не мог совладать с гневом. Тут ноги его ступили на какую-то веревку на полу. Оказалось, что это - мертвая змея. И, словно по какомуто странному повороту судьбы, в уме его зародилась дурная мысль. Он обернул мертвую змею вокруг шеи отшельника, который сидел словно статуя, не внимая ничему, и затем оставил обитель, пойдя быстро прочь в поисках места, где можно было утолить жажду и добыть пищу.
Несколько ребятишек видели его выходящим из хижины. Зайдя туда посмотреть, зачем же он заходил, и что там произошло (так как это был явно чужой, к тому же роскошно одетый человек) они увидели змею, обвившую шею мудреца Самики. Они подошли ближе, вгляделись и обнаружили, что она мертвая. Кто бы мог сделать такое, подумали они, и заподозрили, что это, должно быть, дело рук того человека, который только что покинул жилище. Они выбежали и сообщили об этом сыну Самики - Шринги, игравшему со своими товарищами. Тот не обратил внимания на их рассказ, ибо считал, что никто не станет так оскорблять отца. Он снова занялся игрой, но ребята упорно повторяли свой рассказ и настаивали на том, чтобы он собственными глазами убедился в их правдивости, посмотрев, что с отцом.
Шринги удивился их упорству и испугался, что случай этот действительно мог произойти. Он забежал в дом и увидел, что столь невероятное произошло! Он устремился на поиски виновного, так ужасно оскорбившего его уважаемого отца. Он узнал, что кто-то в царских одеждах зашёл и вышел, и что с самого утра там никого больше не было. Дети заключили, что это, должно быть, проделка того человека. Тогда Шринги помчался в указанном направлении, чтобы найти оскорбителя. Скоро он увидел человека в царском одеянии, и гнев его не имел границ. Он выплеснул на царя пригоршню воды, медленно пройдя перед ним, и произнес проклятие: 'Пусть того, кто обмотал шею отца моего мертвой змеёй, на седьмой день укусит змея, и пусть он умрет в тот же миг от яда'. Ребята просили его, чтобы он не делал этого, но он, тем не менее, бросил царю это проклятие. Вернувшись затем в домик, он повалился в уголке на пол, с пылающей от гнева головой.
'Увы, отцу довелось пострадать от такого бесчестия, когда я жив и здоров и нахожусь рядом. Лучше бы мне умереть. Какой толк от живого сына, если он не может помешать кому-то оскорбить отца!' - клял он себя и жалостно оплакивал свою судьбу. Вокруг него уселись товарищи и пытались его успокоить. Они