Он хихикнул:
— Следовало бы выделить охрану для дамы.
— Для нас обоих, — резко сказала Кэти.
Он насмешливо покачал головой:
— Я уж позабочусь о ней. Но только о ней одной.
— Когда-нибудь мы с тобой еще встретимся… — пообещал я.
— Убирайтесь! — гневно закричал он. — Убирайся и уводи свою девку! Можете идти в гостиницу, там колдунья пробормочет свои заклинания над ее лодыжкой.
— Пойдем отсюда, — испуганно предложила Кэти.
— Все-таки, друг мой, — обратился я к стражнику, — когда я буду посвободнее, мы еще поговорим.
— Пожалуйста, — просила Кэти, — ну пожалуйста, уйдемте отсюда.
Я повернулся и пошел. За нами стражник выкрикивал угрозы и стучал по ограде алебардой. Я брел по тропе, ведущей к гостинице. На одном из изгибов тропы снова показался замок. Я опустил Кэти на траву и сам сел рядом.
Она заплакала, и мне показалось, что она плачет от гнева, а не от страха.
— Никто и никогда не называл меня девкой!
Я не сказал ей, что такие манеры и такой язык неразрывно связаны со средневековьем.
Она повернула ко мне лицо:
— Если бы не я, вы бы избили его.
— Это все разговоры, ведь между нами были ворота.
— Он уверен, что в гостинице есть колдунья.
Я поцеловал ее в щеку.
— Вы хотите, чтобы я не думала о колдунье?
— Почему же? Она может помочь.
— А эта ограда? Проволочное заграждение. Кто слышал о проволочном заграждении вокруг замка? Ведь тогда не была даже изобретена проволока.
— Темнеет. Нам лучше идти к гостинице.
— Но колдунья!
Я рассмеялся, хотя мне было совсем не весело.
— Большинство колдуний — просто старые эксцентричные женщины, которых никто не понимает.
— Может, вы и правы.
Я встал и взял ее на руки.
Она подняла лицо, и я поцеловал ее в губы. Она крепко обхватила меня за шею, а я прижал ее к себе, чувствуя тепло и слабость ее тела. И долго в пустой Вселенной не было никого, кроме нас двоих. Но постепенно я снова стал осознавать темнеющий вокруг лес и шевелящиеся в нем тени.
Пройдя немного по дороге, я увидел слабый прямоугольник света — гостиницу.
— Мы уже почти на месте, — объяснил я.
— Я не буду больше бояться, Хортон, — пообещала Кэти. — Что бы ни случилось, я не заплачу.
— Конечно, — успокоил я ее. — Мы оба выберемся отсюда. Не знаю точно как, но выберемся.
Гостиница, едва видимая в сумерках, оказалась древним покосившимся строением, вокруг которого росли старые изогнутые дубы. Из трубы в центре крыши поднимался дым, а через окна пробивался слабый свет. Двор гостиницы оказался пуст, и вокруг, казалось, никого не было. И это очень хорошо, сказал я себе.
Я уже почти подошел к двери, когда в ней показалась согнутая фигура — черное, лишенное заметных особенностей тело, контуры которого вырисовывались при слабом свете, идущем из здания.
— Входи, дорогой, — зашептало это изогнутое существо. — Не стой разинув рот. Здесь тебе никто не причинит вреда. Да и миледи тоже.
— Миледи подвернула лодыжку, — сказал я в ответ. — Мы надеялись…
— Конечно. Вы пришли в самое подходящее место. Старая Маг сейчас размешает варево и вылечит миледи.
Теперь я увидел ее яснее, и у меня не осталось сомнений, что это и есть та самая колдунья, о которой говорил стражник. Ее волосы тонкими неровными прядями свисали вокруг ее лица. Нос у нее был длинный и тонкий, и почти касался подбородка. Она тяжело опиралась на деревянный посох.
Старуха отступила назад, и я вошел в дверь. В очаге дымно горел огонь, слегка разгоняя тьму помещения. Запах древесного дыма смешивался с другими неопределенными запахами.
— Сюда, — сказала колдунья Маг, тыча своей палкой. — На скамью у огня. Она сделана из доброго дерева и очень удобна. И миледи там будет очень хорошо.
Я усадил Кэти.
— Хорошо? — спросил я.
Она посмотрела на меня, глаза ее мягко светились в темноте.
— Хорошо, — ответила она, и голос у нее казался счастливым.
— Мы на полпути домой, — объяснил я.
Колдунья пробрела мимо нас, стуча палкой по полу и что-то бормоча себе под нос. Скорчившись у огня, она начала мешать дымящуюся жидкость в котле, стоящем на углях. Огонь освещал ее безобразие: невероятно длинный нос, огромную бородавку на одной щеке, из которой, как паучьи лапы, торчали волосы.
Теперь, когда глаза мои привыкли к полутьме, я разглядел отдельные детали внутреннего убранства комнаты. Три грубых дощатых стола стояли вдоль передней стены, и незажженные светильники, стоявшие на них, были похожи на бледных подвыпивших привидений. В одном углу большого шкафа слабо отражали свет огня кружки и бутылки.
— Теперь, — сказал колдунья, — немного размельченной жабы, щепотка кладбищенской земли, и варево будет готово. А вылечив лодыжку миледи, мы поедим. Да, поедим.
Она хрипло засмеялась, как будто сказала что-то веселое.
Откуда-то издалека послышались голоса. Другие путники, бредущие к гостинице?
Голоса становились все громче, и я вышел из двери, чтобы посмотреть, кто это. Вверх по тропе, идущей на холм, поднималась толпа, у некоторых были в руках факелы. За толпой, верхом на лошадях, ехали два человека, и спустя какое-то время я понял, что второй из них, едущий немного сзади, сидит не на лошади, а на осле, а ноги почти цепляются за землю. Но все мое внимание приковывал человек, едущий впереди. Он был очень высок, худ и одет в латы. На одной его руке висел щит, в другой он держал длинное копье. Лошадь его была так же худа, как и сам всадник. Когда процессия приблизилась, я в свете факелов увидел, что лошадь похожа на мешок с костями.
Процессия остановилась, толпа расступилась. И высокое пугало в латах проехало вперед. Отделившись от толпы, оно остановилось и сидело, понурив голову. И я не удивился бы, если бы оно в любой момент упало бы.
Всадник сидел неподвижно. Толпа выжидающе смотрела на него, а я глядел и гадал, что все это может значить. В таком месте, как это, все может кончиться чем угодно. И меня нисколько не утешала мысль, что это все основано на обычаях и верованиях прошлого, а моя оценка, человека двадцатого века, здесь не имеет силы.
Лошадь медленно подняла голову. Толпа зашевелилась, факелы трещали. Рыцарь с видимым усилием выпрямился в седле и опустил копье. Я стоял во дворе, как любопытный зритель, и не подозревал, чем все это кончится.
Неожиданно рыцарь крикнул что-то, и, хотя голос его прозвучал в ночной тишине громко и ясно, потребовалось некоторое время, чтобы я понял смысл сказанного. Копье уперлось в бедро рыцаря, выровнялось. Лошадь поскакала галопом, прежде чем смысл сказанного дошел до меня.
— Колдун! — закричал он. — Грязный язычник, защищайся!
Я понял, что он имеет в виду меня. Его лошадь скакала прямо на меня, а у меня, видит бог, не было охоты защищаться.
