— А когда он явится, то вместе с ним введите и офицера Коптева!
Чиновник исчез. Шварц молчал и, задумавшись, глядел на бумагу. Львов снова переменился в лице, понимая, что сейчас произойдет, и второй припадок, но уже сильнейший — страха и отчаяния, — заставил его побледнеть… Даже руки его, опущенные вдоль туловища, слегка дрожали.
«Конец… Конец!..» — повторял он про себя.
Если бы в эту минуту Шварц не был занят чтением какой-то толстой тетради, то, конечно, один вид Львова сказал бы ему все.
Сколько прошло времени, Львов не помнил, но наконец дверь отворилась, и появился Лакс, веселый, улыбающийся, довольный. Он приблизился тоже к столу.
Шварц поднял голову и сухо сказал:
— Здравствуйте!
Переведя глаза на Львова, он заметил в нем перемену и уставился на него своими проницательными глазами.
— Вы волнуетесь, Генрих? Вы стали как будто бледнее…
— Может быть! — отозвался Львов. — Подобного рода обстоятельства заставят всякого смутиться. Долго ли всякого человека сделать самым отчаянным преступником… на словах!
— Успокойтесь! Не в моих глазах. Сию секунду правда сделается правдой, а ложь сделается ложью. Путаницы никакой не будет. Введите офицера Коптева! — прибавил Шварц, обращаясь к чиновнику.
И Львов, вместо того чтобы окончательно оробеть, потерять разум от отчаяния, почувствовал в себе прилив необычайной решимости или необычайной дерзости.
«Все равно погибать! — думал он. — По крайней мере, буду дерзко бороться — если не оружием, то разумом!»
Но сердце стучало сильно, а кровь приливала к голове.
«Неужели сейчас конец всему?» — спрашивал он у себя самого мысленно.
В дверях появился Коптев, и Львов удивился, заметя, что офицер входит как-то особенно робко, будто на осуждение.
— Подойдите! — выговорил Шварц свое обычное слово.
Офицер приблизился к самому столу. Шварц своими маленькими глазками странно, будто ехидно улыбаясь, стал глядеть на всех трех в ряд стоящих лиц. Львов стоял на своем месте. Лакс стоял в средине стола, а приблизившийся Коптев стал у противоположного левого угла.
— Вы заявляли, господин офицер, по прибытии в Петербург, что найти бежавшего Львова в пределах его вотчины нет никакой возможности, так как он находится где-то далеко, быть может, даже в самой столице. Правда ли это?
— Одно лишь предположение заставило меня это сказать! — отозвался офицер. — Могу ли я наверно знать, что Львов в Петербурге? Я знаю верно только то, что около Жиздры его нет и не было.
— Ну-с, а теперь что вы думаете? — усмехнулся Шварц.
Коптев молчал.
— Что же вы ничего не говорите?
— Простите, ваше превосходительство, — ответил офицер, опустив глаза, — я не понимаю, что вам угодно?
— Я спрашиваю у вас, думаете ли вы теперь, что Львов в Петербурге?
— Не знаю… — тихо ответил этот.
— Не знаете? — усмехнулся Шварц.
— Как не знаете?! — воскликнул вдруг Лакс так громко, что начальник строго глянул на него и прибавил гневно:
— Что вы кричите?!
— Виноват, ваше превосходительство! — отозвался Лакс. — Но я не понимаю… Может быть, господин Коптев совсем близорукий человек, под носом ничего не видит?.. — И, обернувшись к офицеру, он прибавил: — Вы близоруки?
— Нет! — отозвался Коптев.
— Так тогда… — И Лакс протянул руку по направлению к своему правому соседу.
— Позвольте, это не ваше дело! — выговорил Шварц сухо, и, обратясь к Коптеву, он прибавил: — Долго ли Львовы находились под вашим конвоем?
— Дней девять или неделю — не упомню, ваше превосходительство! Одним словом, от Новгорода до столицы. Двигались мы очень тихо на крестьянских подводах.
— И вы хорошо знаете обоих Львовых. Если бы увидали их, то признали?
— Да-с… — едва слышно отозвался Коптев.
— Если бы около вас вдруг очутился беглец или старик Львов, вы бы их узнали?
— Да-с… — снова так же ответил офицер, не поднимая глаза.
Наступило молчание… Шварц глядел на офицера и недоумевал. Ему казалось странным, что такие простые вопросы заставляют этого человека смущаться и терять самообладание. И наконец, как будто что- то сообразив про себя, Шварц выговорил:
— Я намерен, господин офицер, показать вам беглеца Львова и просить вас удостоверить, что это именно он. Вам будет это, конечно, не трудно. Если же вы ради каких-либо неизвестных мне побуждений солжете и притворитесь, что не узнаете Львова, то вы будете немедленно преданы жесточайшей пытке и все равно через сутки, благодаря дыбе и огню, скажете правду. Итак, извольте сию минуту отвечать! Во- первых, поднимите глаза! Вот так. Поглядите направо! Вот на господина Зиммера поглядите! Видите вы его?
— Вижу-с!
— Ну, как вы его находите? Красивый молодой человек?
— Да-с! — отозвался снова едва слышно Коптев.
— Ну-с, отвечайте тотчас же и решите свою собственную судьбу: быть вам живому или после пытки быть через два-три дня на том свете! Отвечайте мне: этот Зиммер — не Львов, бежавший от вас в дороге?
Прошло несколько секунд молчания, и Коптев выговорил тихо:
— Нет!..
— Что нет?! Говорите прямо, яснее.
— Не понимаю… — пробурчал Коптев.
— Чего вы не понимаете?! — воскликнул Шварц. — Я вас толком спрашиваю: действительно ли господин Зиммер есть названец, облыжно назвавший себя чужой фамилией — Зиммером, а в действительности он тот самый Львов, который бежал у вас из-под конвоя? Понимаете вы?..
Коптев замотал головой.
— Так этот Зиммер — не Львов?! — вскрикнул Лакс.
— Нет!.. — твердо ответил Коптев.
Лакс двинулся, и у него невольно вырвалось:
— Что же это?!
— Что это?! — вскинулся вдруг на него Шварц. — А это — клеветничество! Это соперничество, доводящее людей до мерзких и подлых поступков! Извольте выйти вон!..
И так как этот, совершенно потерявшись, продолжал стоять на своем месте перед столом, то Шварц вскрикнул уже гневно:
— Убирайтесь вон или я вас велю вывести!
Лакс робко и виновато вышел.
Затем Шварц обернулся к Коптеву:
— А вас я прикажу тотчас освободить. Вас тоже всячески оболгали, чтобы… не знаю зачем. В бабьих дрязгах и умный человек запутается пуще, чем в важном деле. Вы поступили честно, правдиво. Другой на вашем месте мог совсем запутать дело. — И, обратясь к своему любимцу, Шварц заговорил мягче: — Вы, надеюсь, поняли, в чем дело, мой милый Генрих? Дело и мудреное, и простое. Ваши враги, которых вы себе здесь нажили совершенно безвинно, хотели вас погубить… и потому только, что вас полюбила молодая девушка, которая вам не по сердцу и у которой много поклонников, ею из-за вас отверженных. Вас