А женщины… Женщины, разумеется, беспокоили пристальным вниманием Егора. Смотрите сами: не богатырь, но красавец, не Пушкин, но талантливый, не аргентинский мачо, но с отпечатком интеллекта на правой щеке; в обязательном наличии – офисная осанка, гуттаперчевый взгляд, соловьиный нос, соколиный профиль. Женщин всегда притягивают необъяснимые сочетания нежности и злодейства, коими преисполнены такие знаменитые молотильщики сердец, как коварный Казанова, лилейный Ловелас, достопочтенный Дон Жуан, артистичный Альфонс, жаркий Жигало, фиктивный Франкенштейн, рукастый Фредди Крюгер.
– Зря ты на себя наговариваешь! – Егор вспомнил о том, что наступила его очередь произносить фразу. – Твоя автобиография ничуть не менее любопытна, чем моя. А ну выдерни из толпы того, кто бы смог похвастаться таким же оригинальным жизненным сюжетом, как у тебя. Зря ты принижаешь значимость социально-культурного опыта! Можешь и дальше витать в своих фиалах, но факт остаётся фактом и фактом погоняет!
– Да, Егорушка, вот тебе ещё один факт – рано или поздно все оболочки вернутся к плоти, их породившей. И что, по-твоему, останется?
– Ну, теперь ты меня уже не проведёшь своими провокациями! – Егор создал видимость того, что он диод. – Останется память об их существовании, а также вклад в искусство, культуру и деторождение.
– А что останется от них самих?
Егор открыл соответствующую закладку и чувственно продекламировал:
– «В тихом сердце – едкий пепел, в тёмной чаше – тихий сон. Кто из тёмной чаши не пил, если в сердце – едкий пепел, если в чаше – тихий сон»[10].
Даша мысленно зааплодировала и вслух поддержала:
– Наши души – не обузы, наши души – спящий бог. Все тела – немые грузы, тихо спящие обузы, жизнь которых – только вздох.
Егор не растерялся:
– «Ты – женщина, и этим ты права. От века убрана короной звёздной, ты – в наших безднах образ божества…»[11]
– Мужчина ты, шутник и плут известный, по расписанию своих подруг любя, служить готовый только для себя! – закончила Даша и торжественно откланялась.
– Ну вот ты и раскололась! – победно зааплодировал Егор.
– Я лишь честно завершила мысль подхалима, – фыркнула Даша и надула щёчки.
– Ну, теперь-то уж точно не отвертишься, женская телесная оболочка! Можешь свой пол на голове обтесать – не переубедишь! Как только мы рождаемся – всё, процесс формирования личности начат, и его невозможно остановить. И если мы вернёмся к обсуждению первичных половых признаков, то я сейчас немедленно займусь чёрте чем с такой-то матерью, а затем с её бабушкой! И пусть Эдип обвинит моё тело в своём комплексе – зато ты не сможешь лишить меня того, чем я являюсь – как минимум, этим телом, и как максимум – памятью о нём.
Егор немедленно влез на белого верблюда и въехал в Иерусалим. Даша попросила у проходящего мимо продавца коктейлей соломинку, протянула её Егору и переспросила:
– Так со смертью-то у тебя как?
– А так! После неё остаются наши вещи, дела и поступки, сделанные при жизни. Остаются наши дети – плоть от плоти родителей. Во всём этом – часть нас, и чем большего мы достигнем здесь и сейчас – тем легче нам будет уходить.
– Но вещи – это не мы. Сравни Билла Гейтса с Макинтошем и попробуй сказать, что они – единой матери дети. Дела и поступки – это тоже не мы: сравни Гагарина со стартом космической ракеты и попробуй сказать, что они похожи, как две капли воды. Сравни Павлика Морозова со своим отцом и попробуй сказать, что они из единого чрева.
– Они часть нас!!! – перебил Егор, закипая.
– Какая именно часть нас? Рука, нога, голова? Может быть, мысли? Будто бы это ты придумал, что ты и есть Егор двадцати восьми лет от роду!
– Энергия и гены! – Егор ламинарно забулькал.
– Уже теплее. Допустим, деньги не перерождаются, славу закопали вместе с богатырём, детей обозвали буратинками, которые тоже энергия. Может, есть смысл поискать в этой жизни что-нибудь бессмертное, чтобы в случае чего следующая жизнь показалась сущим мёдом? Как ты думаешь, мой названный брат?
– Ты меня задолбала своей философией! Отстань!
Егор закрылся на две щеколды, спрятал лицо в голове, но остался легкодоступен. Даша присовокупилась к пудренице, открыла её и в который раз окунула себя в зеркало.
– Всё, что ты хочешь мне сказать, милый… Всё это создано для удобства существования на физическом плане. Тебя называют «Вася» – и ты откликаешься. Тебе говорят «Вася хороший», гладят по головке – и ты радуешься. Тебя ругают «Вася дурак» – и ты огорчаешься. Вот такая вот твоя слепота.
– Я Егор, а не Вася, – буркнул филин.
– Егор дурак, – повторил попугай.
– Хватит издеваться, Даш!
– Терпение, мой друг. Как только Егор поймёт, что ничего из вышеперечисленного не имеет к нему никакого отношения, в том числе и само слово «Егор», он впервые задумается над тем, кто же достигает такого понимания. А метод весьма прост. Любой родитель сможет его применить, подведя маленького ребёнка к зеркалу. Только обычно родители тычут своих детей в отражение и говорят: «Это ты». А вот я, когда какая-нибудь из моих подруг из Ооса одухотворит растущее во мне новое тело, подведу ребёнка к зеркалу и скажу: «Это не ты, а отражение твоего тела. Всё, что ты можешь наблюдать – не ты».
Даша подала Егору пудреницу, которая моментально разрослась до размеров стены из амальгамы, и предложила:
– Попробуй, нет ничего проще.
Старики, инвалиды, женщины и дети столпились вокруг, молчаливо наблюдая за происходящим. Егор медленно встал, закрыл глаза и прошёл сквозь блестящую стену, которая колыхнулась, подобно ртутной занавеске, и исчезла. А Егор – нет, не исчез, но перестал быть видимым. Он стал отражать в себе окружающий мир – как любое зеркало, которого на самом деле не существует, потому что, глядя в него, мы никогда не видим самого зеркала.
Глава 10. Сёстры перемазались
«Если хорошо подумать, ничего хорошего не придумается».
Собравшиеся зрители были крайне недовольны и порядком возмущены. Безобразие! Человек просто встал, покочевряжился и сел – никакого тебе цирка, никакого шоу! В шляпу, стоящую у ног Даши, со звоном опустилось несколько ржавых монеток. Не успев разойтись от эмоционального перевозбуждения, народ быстро разошёлся по мещанским делам.
Будет нелишним напомнить, что Юрик, чья жизнь окончательно и бесповоротно заброшена в несуществующую даль этого произведения, всё ещё присутствует на задворках вашего сознания. Именно сейчас он подвергается активному нападению со стороны родителей, беременной Киры и её духовного наставника, которым оказывается тёзка погибшей жены шефа Юрика. Все они обвиняют юношу в тридцати трёх смертных грехах, желая наставить на праведный путь мужа жены, отца будущего ребёнка и примерного христианина. Только Юрик в словах «ты нужен Кире» слышит «к Ире» и отправляется в путешествие к Ире в Нижний Новгород, с которой недавно познакомился по Интернету.
