жизни. Но для тиртасианцев, неизменно приятный климат крупнейшего континента на планете только усиливал их изоляционные стремления. Это наш мир; мы можем справиться сами; мы не нуждаемся в помощи Федерации, считали они.
К сожалению, первые поселенцы допустили ошибку. Выбрав мир на периферии федерального космоса, они верили, что обеспечивают себе надежную изоляцию. Но Тиртасианская система находилась слишком близко к Нейтральной зоне, чтобы это было действительно так. Федерация четко дала понять ромуланцам, что любой набег на эту систему будет расценен как военный акт. Сорок лет спустя, после стычки с 'хищной птицей', которая подошла слишком близко, тиртасианцы против желания присоединились к Федерации. Они поняли, что это единственный способ защитить свой мир, если война между Федерацией и Империей все же разразится. И все же они до сих пор негодовали, вынужденные признать зависимость, от которой стремились избавиться.
В течение шести лет в качестве одного из лидеров Тиртауса, Мира была сторонником Федерации. 'Мы ценим нашу независимость, но и Федерация признает ее, – всегда говорила она. – Наша изоляция позволила нам развиваться нашим собственным путем. Но она также послужила и Федерации. Когда-нибудь им может понадобиться такая культура, как наша. Тогда мы расплатимся с Федерацией за помощь и освободимся от того, что некоторые ошибочно считают абсолютно ненужной зависимостью.'
Уэсли никогда до конца не понимал, что она имеет в виду, говоря это; ему казалось, что она просто пытается добиться своего несколькими способами.
Итак, Мира смотрела наружу этого мира, в его будущее, но все увеличивающееся количество тиртасианцев предпочитало смотреть внутрь. Когда-то люди, мечтающие об основании второй колонии, подальше от этого сектора и связи с Федерацией, о сохранении исконно тиртасианской культуры, были лишь маленькой группкой радикалов. Теперь же больше четверти миллиона, судя по исследованию Варрена, симпатизировали такой позиции. Время перерезать путы Федерации, кричали эти люди, и основать свой мир, где они будут предоставлены сами себе. Именно они выбрали Аристоклеса Марчелли.
Мира остановилась и обернулась к нему. – Будем надеяться, что наши базы данных будут восстановлены как можно скорее, – проговорила она. – Чем больше задержек, тем сложнее будет остановить сепаратистские настроения. – Она вздохнула. – Они так боятся чужой культуры. Почему они не понимают, что колония, которой они хотят, не будет жизнеспособна, что такая полная изоляция неизбежно приведет к гибели? Почему они не хотят понять, что можно любить свой мир и в то же время выглядывать за его пределы?
Уэсли в удивлении посмотрел на нее; она очень редко так раскрывалась, даже перед ним, хотя он всецело разделял ее мысли. На мгновение, она посмотрела вдаль, затем перевела взгляд обратно. Обычная сдержанность, почти жесткость, вернулась на ее лицо.
– Достаточно вспышек, –прошептала она. – Возвращаемся. Я обещала Аристоклесу, что встречу первую группу с 'Энтерпрайза'. Он будет огорчен, если меня там не будет. Наверное, бедняга устал уже бранить их всех в одиночку.
Уэсли едва не рассмеялся, раздумывая, уж не решила ли Мира пошутить, но она, сдвинув брови, отвернулась и начала спуск с холма. Ему показалось, что она ждет неприятностей.
Чего она больше всего боялась – что сепаратисты возложат на Федерацию вину за сознательное уничтожение банков данных, чтобы замедлить развитие тиртасианской культуры. Этой безумной идеи не было ни малейших доказательств. Зачем бы Федерация тогда стремилась как можно скорее восстановить банки памяти? У сепаратистов был готов ответ – чтобы показать, как заботлива Федерация, чтобы вытянуть из колоний благодарность и ввергнуть их в еще большую зависимость. Остроумно, но неверно, говорил себе Варрен; но это звучало убедительно и могло убедить еще больше людей, если обвинение будет брошено публично – а тогда позиция Миры станет еще слабее.
Золотое мерцание транспортаторного луча исчезло, и Ухура обнаружила, что стоит на площади, вымощенной голубовато-серым камнем, а прямо перед ней находится высокое белое здание, чем-то похожее на земной Парфенон. Однако это здание, главный библиотечный комплекс Тиртауса, было немного выше, чем древнегреческий монумент – честно говоря, он казался даже слишком высоким для этого типа архитектуры.
Спок уже сканировал здание трикодером.
– Колонны армированы, –сообщил он, – как и внутренние стены.
– Красивое здание, –сказала Ухура. Несмотря на то, что вокруг были другие дома, библиотечный комплекс, казалось, стоял в величественной изоляции. Она огляделась вокруг. Здесь все здания такие, подумала она – часть целого и все же обладающие яркой индивидуальностью. Они не пытались создать единую общую структуру, и вся площадь поражала своеобразной аскетичной красотой.
Архитектура заставила Ухуру подумать о музыке. Она слышала несколько тиртасианских композиций, найденных в библиотечном компьютере 'Энтерпрайза'. Совершенно ясно, что композиторы находились под сильным влиянием западной неоклассической музыки начала двадцать второго века, но что-то было не так. Ухура прослушала каждую запись дважды, прежде чем осознала, почему музыка звучит так странно. Композиция была скорее последовательностью соло, нежели симфонией. Солисты играли в своем собственном ритме, в то время как прочая часть оркестра звучала независимо от них. Что ж, это соответствовало тому, что она знала о тиртасианцах.
Четверо офицеров стояли на главной площади города Каллинуса, так называемой столицы Тиртауса. Хотя назвать его городом было явным преувеличением: здесь проживало меньше сорока тысяч жителей. Два миллиона людей в этом мире так гордились собственной независимостью, что подавляющее большинство их предпочитало жить в маленьких деревнях, предпочитая их городам, которые могли украсть часть их свободы. Но несмотря на отвращение тиртасианцев к централизации, библиотечный комплекс Каллинуса был центром их культуры, хранилищем большинства достижений их общества.
Неудивительна их реакция на потерю их банков памяти, подумала Ухура. Они были столь же злы на самих себя за их зависимость от этого комплекса, сколь на необходимость просить помощи Федерации.
Остальные здания, окружающие площадь, были не столь впечатляющи, как библиотека, но она восхищалась и ими тоже. На другой стороне площади, наискосок от библиотеки, массивная каменная лестница вела наверх к широким металлическим дверям Административного центра. Створка двери мягко скользнула в сторону; трое человек, двое мужчин и женщина, начали спуск по каменным ступеням. Ухура узнала Аристоклеса Марчелли; значит, женщина рядом с ним – Мира Колес. Тиртасианские лидеры говорили, что они встретят здесь группу энтерпрайзовцев. В своих сообщениях Мира Колес была столь же немногословна, как и Аристоклес, но Ухура почувствовала в ее голосе более мягкие нотки.
Трое тиртасианцев быстро пересекли площадь и замерли в двух метрах от них, холодно и высокомерно разглядывая офицеров 'Энтерпрайза'.
– Мира Колес, –сказала женщина. Ее густые каштановые волосы были коротко подстрижены, на ней были простые серые брюки и рубашка, но ее красота не нуждалась в украшениях. Простота одежды только подчеркивала ее привлекательность.
– Джеймс Кирк, капитан 'Энтерпрайза', –капитан кивнул Мире. – Это коммандер Спок, первый офицер и офицер по науке.
Мира Колес, не моргая, смотрела на капитана. Возможно, она думала, что даже такое приветствие слишком экспансивно.
– Лейтенант Ухура, офицер связи. –Ухура улыбнулась. – И энсин Кейт Тейквит, антрополог и эксперт по возвращению информации.
Кейт глядела на тиртасианцев с таким же бесстрастием, как Спок. Ухура работала с ней, когда девушка только получила назначение на 'Энтерпрайз', и с удовольствием отметила, что они обе разделяют интерес к древнеегипетскому искусству. Она знала, что Кирк считает энсина подающим надежды офицером, а спокойное, вежливое поведение Тейквит могло помочь им в общении с тиртасианцами.
– Аристоклес Марчелли, –сказала Мира Колес, указывая на другого тиртасианского лидера. – Но вы с ним уже знакомы, так что не будем тратить время. – Она помедлила мгновение и повернулась к третьему члену группы. – Мой помощник, Уэсли Варрен.
На лице высокого молодого человека промелькнула быстрая улыбка; он быстро опустил взгляд, словно смущенный такой оплошностью. Тиртасианец, который на самом деле улыбается, подумала Ухура; это что-
