собственное самочувствие. Если вдруг у вас возникли хронические заболевания, появились постоянные головные боли, слабость, повысилась утомляемость, мой вам совет – проверьте свою квартиру. Для этого надо проконсультироваться у людей, по роду занятий знающих все о геопатогенных зонах. То есть у геологов. Они посмотрят разрезы земной коры и скажут вам, что таится у вас под ногами.
Можно пригласить и биоэнергетиков, которые многое могут сказать, поработав с рамочкой. Но здесь нужно быть уверенными, что они специалисты в поиске подземных аномалий, потому что экстрасенсы, которые нередко берутся за «проверку» жилья, не всегда представляют, что же они ищут. Один геолог, специализирующийся на аномальных явлениях, предупредил меня, что это должны быть люди, занимающиеся лозоходством. «Потому что, – сказал он, – сама рамочка ничего не может рассказать о геологическом строении земли. Это могут сделать люди, умеющие с нею обращаться. Допустим, потеряли вы в лесу часы, и вам хочется их вернуть. Так у одного специалиста рамочка может показывать и эти искомые часы, и чернику, и еловые шишки. У другого – чернику и шишки. А вам нужен специалист, который будет искать часы».
И такие специалисты существуют. Они были известны еще в те времена, когда люди не знали алфавита. В народе их называют лозоходцами, потому что в сельских местностях таких людей использовали для поиска водоносных пластов, они указывали, где стоит рыть колодец, а где это занятие обречено на неудачу.
Для поисков они использовали вилкообразный прут – родоначальницу всех рамочек на планете. И по отклонению прута или, как его называли, лозы определяли подземные потоки, которые, в сущности, и свидетельствуют о наличии геологических неоднородностей и, естественно, указывают геопатогенные зоны.
В любой квартире можно найти место, где влияние излучения не так опасно. Там и стоит располагать кровать, там можно работать и отдыхать.
В местах же, где излучение наиболее активно, нельзя позволять играть детям, не стоит самим долго находиться. И такое место ни за что не выберут ваши четвероногие питомцы! Вот почему афганская борзая шарахалась от уютной подстилки, а один наш знакомый попугай вырывал из хвоста перья до тех пор, пока совсем не облысел!
Туда проще всего поставить шкаф, телевизор или холодильник – ведь этим предметам все равно, есть под ними вредоносное излучение или нет, а биоэнергетическая составляющая воздействия геопатогенных зон на неживые предметы слишком мала, чтобы превратить шкаф в аккумулятор негативной энергии или испортить продукты в морозильнике.
Вы также можете нейтрализовать вредное воздействие геопатогенных зон при помощи янтаря. Эти застывшие в каменном безмолвии желто-красные капельки сосновой смолы обладают необыкновенно сильной энергетикой. Поэтому если вы подозреваете, что под вашей кроватью находится перекресток энергетических линий Земли или особо активный разлом, положите в это место кусочки янтаря – и убедитесь сами, что ваш сон (а значит, и самочувствие в целом) значительно улучшился.
Таким образом, с патогенными зонами земной коры можно вполне научиться ладить, переложив заботу о своей безопасности на плечи собственного дома – просто правильно расположив в нем мебель. Так физическая структура дома будет вас защищать даже от негативного влияния самой матери-земли.
Но многие из аномальных явлений, которые наблюдают люди в городских квартирах и сельских домах, напрямую связаны с существованием негеопатогенных пустот и трещин внутри планеты. Существует даже такая теория, что проявление в человеческом мире чуждых энергетических сущностей тоже результат этих подземных сил, с которыми невозможно бороться, которые нельзя умилостивить, но реально ослабить с ними контакт. Дом, целостный с энергетической, информационной и духовной точки зрения, хранящий свою стабильность, вполне сам справляется со сторонними пришельцами – но об этом речь пойдет дальше.
Когда «разлом» – благо
Прямо над разломом человек чувствует себя так, как одна моя знакомая бабуля, имевшая несчастье жить над квартиркой, где молодые люди с утра до вечера крутили диски: она уж на них в милицию подавала, выселением грозила, а юноши знай себе – слушают проклятый heavy metal! То есть идет постоянный фон, он то слабее, то сильнее, но постоянно ощущается.
А буквально в нескольких метрах от основной линии разлома картина иная. Там импульсные электромагнитные поля не вредят, а помогают.
Была в моей жизни совершенно замечательная история. В студенческие годы, когда по домашним причинам мне вдруг оказалось негде жить, я оказалась в огромном университетском общежитии. Строено оно было каким-то диким способом, со множеством изгибов, придававших зданию скорее вид лабиринта, нежели коллективного муравейника.
В этом уникальном, на мой, конечно, взгляд, здании считалась дурно воздействующей на оценки солнечная комната номер шестнадцать, и в ней отказывались селиться даже «зубрилки». Зато непрезентабельная темная комнатушка под номером тринадцать, по слухам, способствовала повышению успеваемости своих жильцов. В этой, выходившей единственным окном на глухую стену комнатке всегда проживали настоящие львы науки и искусств, причем таланты раскрывались внезапно и, что еще интереснее, неожиданно для ее обитателей.
Раз в ней поселился безнадежный с точки зрения преподавателей индивид, некто Костя, с трудом и приятельской помощью переползший на второй курс. И, к немалому удивлению декана, мечтавшего его отчислить, сей никудышный студент буквально за семестр так поднаторел в науке палеографии, что стал красой и гордостью всего факультета. Подобные истории случались со многими поселенцами тринадцатой комнаты. Но самая замечательная произошла с моим сокурсником. Этот молодой человек в жизни не держал в руках кисти, ничего у него не получалось и с карандашом: стоило ему поднести грифель к бумаге, тут же либо карандаш ломался, либо лист скукоживался, либо, уж если линию удавалось провести, это была такая линия, что человек, хоть слегка знакомый с рисованием, только вздохнул бы. Зимой юношу поселили в способствующий знаниям номер, а весной у него вдруг прорезалась тяга к живописи. Рисовать он стал везде: едет в троллейбусе, что-то набрасывает на бумаге, в столовке на салфетках рисует, на лекциях украшает конспекты.
– Знаешь, – признавался, – ничего с собой сделать не могу, будто это уже и не моя рука, сама тянется к бумаге. Я даже в толк не возьму: откуда бы? Никогда не мог и прямой изобразить, а тут заметил, что по ночам мне стали сниться цветные музыкальные сны. Встаю утром, хочется эти сюжеты тут же зарисовать, пока не забыл. Еще я понял, что могу в уме большие числа складывать или умножать, совершенно все телефонные номера помню, стоило раз лишь услышать. Никогда ни одной мелодии вспомнить не мог, услышу – и тут же забуду, а теперь помню все «Бранденбургские концерты», представляешь, – наизусть? Как ты думаешь, я с ума не схожу?
– Вроде нет, – ответила.
А сама стала думать, откуда бы такая перемена в человеке.
Вчера еще ничего не мог, а прошло каких-то три месяца – рисует, поет, лучше всех на курсе переводит. Заниматься он больше не стал, ночей над конспектами не просиживал. А если раньше на подготовку к зачету он тратил пару недель, да и то сдавал на троечку, то теперь в его зачетке замелькали пятерки и четверки. Всех озадачивало неожиданное выправление гадкого утенка, даже преподавателей. Раз его кто-то из них отловил в коридоре факультета и стал выпытывать, у какого репетитора он так повысил успеваемость, на что бедолага только руками развел. И как он ни клялся, что работает самостоятельно, никто ему не верил.
Однажды он даже разъярился и наорал на нас:
– Да ни у кого я не занимаюсь, у меня и денег-то таких нет! Оно само происходит.
Но на вопрос: «Как?» – честно ответил, что не знает.
Потом он окончил университет, расстался с тринадцатой комнатой – и…
Нет, он не стал знаменитым художником или музыкантом, дар к воспроизведению почти сразу же улетучился, стоило ему переехать из общежития! Но знания – они остались. Теперь мой сокурсник давно уже доктор наук, преподает студентам археологию и написал множество серьезных исторических работ. Но на вопрос, почему он вдруг бросил живопись и музыку, смущенно отвечает:
– Больше мне этим не хотелось заниматься.
