Тропинка порой терялась среди зарослей и камней — и вдруг Сияна воскликнула: 'У меня по ноге проползла змея! Большая и зеленая,' — и дальше она не пошла, спустившись обратно к храму, хотя обещала меня там подождать. Я прошла несколько дальше, и тут сама увидела такую же большую и зеленую змею: она лежала на тропинке, свернувшись клубком, а из клубка торчало что-то голубое с красными пятнышками, похожее на ногу большой лягушки или игуаны. Змея не шевелилась: видно, она очень устала. Она поймала это голубое земноводное и задушила его, но запихнуть его в себя в данный момент ей было не под силу.
Я сфотографировала эту картину, перешагнула через змею и пошла дальше. Но вскоре тропинка опять потерялась между камнями. А водопад был на высоте 182 м, и идти было еще далеко. Мне не хотелось оставлять Сияну надолго, и я спустилась — тем более, что все равно в фотоаппарате кончилась пленка. Внизу у монастыря ручей водопада образовывал озерцо, где плавали большие золотые рыбы, сантиметров 30 в длину, и такие же усатые сомики. Мы с Сияной долго кормили их мягкой булкой с мостика: они стаями налетали на угощение. Сомики были более активны, чем золотые рыбки — и Яся стремилась кидать булку последним.
Потом около часа мы возвращались к причалу по жаре, и перед отплытием еще искупались. Но в Нантоне залив совсем мелкий (почти как наш Финский залив в своих глубоких местах: в районе Солнечного), и купаться было неинтересно. Путь назад на материк из Самуи красивый, краешком он задевает острова Ангхтонга. В конце его — заливы, вдающиеся в берег как длинные мелкие шхеры: с растительностью типа камышей, где стоят над водой Тайские домики на помостах. Через три часа пути, который я с удовольствием проделала на палубе, так как за салон с кондиционером надо было дополнительно платить (капитализм!), паром вошел в одну из таких шхер. У нас был объединенный билет (joint ticket: паром + автобус). И полчаса мы организовано, то есть в толпе, ждали автобуса, который через 40 минут достиг ж/д вокзала Суратхани.
ОБРАТНЫЙ ПУТЬ: СУРА ТХАНИ
До поезда оставалось часа три. Первое время мы провели в кафе: съев там четыре мороженых, и оставив наши вещи. Потом мы пошли гулять: пройдя насквозь какие-то трущобы под крышей, но с открытой передней стенкой, где люди жили, ели и работали чуть не на улице (хотя пол возвышался над ней, и обувь снимали). Сияна хотела повернуть налево, к рядам ларьков, но я повернула направо, где виднелись какие- то деревья. Это оказался маленький парк с детской, а за ней спортивной площадкой. Там пожилые женщины с палками делали упражнения. Через дорогу на горе тоже были деревья: мы поднялись туда по лестнице — и там, конечно, оказался буддийский монастырь. Моя интуиция меня не подвела. Мы прошли мимо нескольких храмов и изображения Будды с его учениками. А потом немного спустились с горки и обнаружили еще один веселый красно-золотой храм. Поодаль был павильон, с рядами стульев перед ним, в котором люди устраивали что-то похожее на праздничную вечеринку. Правда, рядом с храмом стоял ряд ступ, которые Сияне не понравились. Мы подошли чуть ближе к храму и в нем заметили печку с заслонкой с изображением Будды. 'Уйдем отсюда,' — сказала Сияна. 'Пошли, — согласилась я. — Похоже, это и вправду кладбище.'
Но было поздно: к нам подошла молодая приятная девушка и попыталась что-то сказать. Она долго молча шевелила губами и, наконец, произнесла фразу: 'Говорите ли вы по-Тайски?' 'Не говорим,' — сказали мы. Тогда она снова безмолвно пыталась артикулировать какие-то английские слова, помогая себе жестами, и, наконец, произнесла слово 'дедушка'.
'Ваш дедушка умер?' — спросила я. 'Да,' — ответила она. В павильоне я заметила длинный красно- белый саркофаг, украшенный позолотой, как и крыша храма. 'И тут его сожгут,' — более утвердительно сказала я, указывая на печку. Она подтвердила, и снова стала шевелить губами. 'Мы все поняли,' — сказала Сияна. Но девушка махнула рукой в жесте протеста и через некоторое время произнесла слово 'eating.' 'Может, у них принято приглашать на поминки? — сказала я Сияне. — Ну как, перекусим?' Дочка кивнула — по пути мы устали.
Мы с девушкой назвали друг другу свои имена, и она взяла меня за руку, подвела к группе тайцев в характерно белых кофточках (белый — цвет траура в Таиланде, как и в Индии), которые стояли недалеко от микрофона: видимо, скоро должна была начаться траурная церемония. Она представила меня родственникам, а потом отвела в другой большой павильон без стен — кухню и напоила кофе (от риса мы отказались). Рядом за столиками сидели несколько десятков человек и тоже перекусывали. Преодолев языковой барьер, отделявший ее от английского, девушка рассказала, что у нее два брата и сестра, а она учится в Патае работать на компьютере и специально приехала на поминки. Дедушка два месяца провел в больнице и умер от заболевания желудка, бабушка тоже умерла несколько лет назад. Я в ответ рассказала о своей семье. Так мы пообщались, а потом она немного проводила нас в обратную сторону. Оставаться на церемонию прощания мы не стали — да она и не предлагала.
Что нас поразило в этих буддийских поминках — так это полное отсутствие всякой скорби, у кого бы то ни было. Отчего издали и можно было принять это собрание людей за подготовку к вечернему концерту. 'Пусть вашему дедушке будет там хорошо,' — сказала я ей, указывая на небо. У меня родилась эта сама собой разумеющаяся фраза, как нечто объединяющее наши разные культуры. Она кивнула: видимо, она в этом нисколько не сомневалась — как и мы не сомневаемся в светлом счастье усопших близких на наших похоронах.
Уже в сумерках мы проделали обратный путь через монастырь, не сразу найдя лестницу, по которой поднимались и спросили дорогу у монахов. Среди нескольких монахов в оранжевом одеянии, которые указали нам путь, было пару мальчиков лет 10-12-ти.
'Мне нравятся буддийские мальчики, — сказала Сияна по дороге обратно. — Они тихие и совсем не ругаются матом, как наши.' И попав под впечатление буддизма, выразила свое состояние после посещения буддийских поминок: что буддизм — все-таки очень спокойная религия, по-современному легкая и светлая, и что наше христианство совсем другое, с более тяжелым отношением к смерти и жизни тоже. 'Да уж, — в сердцах отвечала я, садясь на любимого конька мировых религий. — В христианстве уж очень мрачная символика. И это связано с нашей тягой к страданию (если не сказать — садизму, глядя на передачи по телевизору). Чего стоят истории о христианских святых, все эти отрубания голов и сдирание кожи с живых людей! Что это за вера-надежда-любовь такая! Почему двигателями непременно должны быть страдание и страх? Ну цирк со львами и тиграми — еще куда ни шло. Но как-то возражает душа современного человека против Голгофы и тернового венца: такие образы могут оттолкнуть — хотя совсем она не против подъема по позвоночнику энергии кундалини или того, чтобы поделиться содержимым своего черепа хоть со всем земным шаром.'
Но в целом наше настроение после посещения буддийских поминок стало каким-то просветленно- радостным, если не сказать — веселым. Мы вернулись к рядам ларьков, где продавалось все, что угодно, в том числе бусы, кулоны, кольца, сережки и присущая Таиланду разнообразная символика всех видов. Я обратила внимание на маленький железный череп быка: я видела подобные длинные белые черепа на оградах в сельской местности: как украшение, а может и заслуженная память о домашних животных, помощниках в хозяйстве. Только на амулете, который попался мне на глаза, вкруг черепа быка была перевернутая пятиконечная звезда. 'О, — сказала я, совсем развеселившись, — это символ заклинания темных сил, — объяснила я дочке и купила его (дешево, конечно) как пример супер-современной символики Таиланда. — Может, я еще когда-нибудь буду преподавать Таро. Пусть думают, что я знаюсь с Бафометом!'
Пусть амулет напоминает о супер-современной символике Таиланда — и пусть наше будущее все-таки не будет похоже на настоящее западной цивилизации.
Сияна стала соблазняться на сережки с крестиками или дельфинчиками, но денег у нас было в обрез, и я сказала, что подобное можно найти и у нас, и что я ей вообще не буду покупать ничего металлического: 'Железо тебе не идет — грубо: ты и так выглядишь слишком простой. Тебе надо носить что-то более изящное. Я потом куплю тебе сережки с камешком, из серебра.'
