многочасовым артиллерийским огнем окопов. Но на первом этапе именно такой результат и предполагался немецким командованием, поэтому следующий день ожидался не менее тихим, и со стороны Бахчисарая всю ночь в расположение 11-й армии шли нескончаемые потоки грузовиков, везущих тысячи тонн боеприпасов.
30-я батарея, называемая немецким командованием как форт 'Максим Горький', активно обстреливала железнодорожные станции, где было замечено скопление немецкой техники. Ужасающий грохот на севере и пришедший позже доклад, что на воздух взлетели несколько эшелонов с боеприпасами, доставили дополнительное беспокойство немецкому руководству. Вообще этот злополучный форт доставлял много неприятностей осаждающей армии и все попытки его нейтрализовать пока заканчивались неудачей. Именно сюда в первую очередь были направлены две особо подготовленные группы 'Брандербурга', которые бесследно исчезли, и только после допроса пленных стало известно об их уничтожении.
С наступлением темноты штурм не прекратился, и артиллерия все так же методично перемешивала окопы и укрепления обороняющихся русских войск. Для обеспечения корректировки огня в воздухе непрерывно висели медленно опускающиеся на парашютах осветительные бомбы. Самолеты-наблюдатели кружили над городом, выискивая дополнительные цели, но, не смотря на тяжелую ситуацию, представители Абвера и СД требовали жесткого контроля и постоянного обстрела небольшого участка в местности в районе поселка Инкерман.
После полуночи ситуация изменилась. В связи с перерасходом боеприпасов, плотность огня немецкой артиллерии немного упала, да и ответный огонь русских был достаточно эффективным — несколько десятков тяжелых орудий были выведены из строя, а потери артиллерийских расчетов уже исчислялись сотнями. На линии соприкосновения с противников, подсвеченной все еще горящей зажигательной жидкостью русских, непрерывно вспыхивали перестрелки, часто переходящие в рукопашные схватки. Восточные варвары отчаянно пытались вернуть потерянные за день позиции.
Осушив очередную чашечку кофе, услужливо принесенную адъютантом, Эрих фон Манштейн склонился над картой, выслушивая доклады начальника штаба полковника Велера и начальника тыла армии полковника Гаука, когда в кабинет с выпученными глазами влетел представитель Абвера полковник Вальтер Лухт с требованием немедленно открыть огонь всей артиллерией по этому злополучному участку под Инкерманом. Генерал Манштейна так все это утомило, что он не сдержался:
— Господин полковник, не смотря на то, что вы наделены особыми полномочиями, никто вам не давал право пренебрегать воинской дисциплиной и субординацией. Придите в себя, примите должный вид и обратитесь, как это положено к старшему по званию. В противном случае, я прикажу вас выставить вон, а сам сообщу Фюреру, что вы не справились с поставленным вам заданием.
Лухт как будто налетел на стену и получил на голову ведро холодной воды, стал по стойке смирно, и уже совершенно другим тоном ответил:
— Господин генерал, разрешите доложить?
Манштейн, с пеленок воспитанный в военных традициях, сварливо буркнул:
— Докладывайте.
— Господин генерал, на участке под Инкерманом, отмеченном как особая зона замечено выдвижение особых сил русских, и я вынужден пользуясь своими полномочиями, потребовать нанесение максимально мощного удара.
Командующий 11-й армией выругался. Вся эта тайна у него уже была поперек горла.
— Так что же там такое происходит, что вы так боитесь появления этих особых сил русских? Там что дверь в ад и оттуда могут на нас налететь легионы большевистских демонов?
— Никак нет, господин генерал!
Он немного запнулся, но выдал давно подготовленную легенду.
— Там находится выход из штолен, где у русских скопилось много боевой техники, которую они могут бросить против наших войск.
Все в комнате прекрасно понимали, что полковник врет, но перечить не посмели и Манштейн, глубоко вздохнув, дал соответствующую команду.
После ухода непонятно чем взволнованного полковника Абвера, штаб армии, как хорошо налаженный и спаянный профессионализмом и дружескими отношениями механизм, продолжил свою работу, без ажиотажа, спокойно и выдержанно.
Ближе к трем часам утра начали приходить весьма противоречивые доклады, вызывающие недоумение у офицеров штаба армии. Сначала снова пропала радиосвязь, и только использовав заранее проложенные проводные линии, вышел на связь командующий 30-м корпусом генерал фон Зальмут и несколько взволнованно, учитывая его спокойный выдержанный характер, доложил, что практически вся его артиллерия, участвующая в обстреле укреплений Севастополя, была уничтожена в течении сорока минут. Чуть позже связь со штабом 30-го корпуса вообще пропала, а учитывая постоянное подавление радиосвязи противником, уточнить, что же произошло под Севастополем, не было возможности. Манштейн дал команду отправить офицера-связиста с приказом восстановить связь с генералом фон Зальмутом, а сам связался с командующим VIII авиакорпус люфтваффе бароном Во́льфрамом фон Рихтгофеном.
— Что у вас?
— Огромные потери. За последние два часа мы потеряли почти все самолеты, находящиеся над городом, выполняющие подсветку осветительными бомбами и корректировку артиллерийского огня. Господин генерал, что там, черт возьми, происходит? Радиосвязи нет, оставшиеся в живых пилоты рассказывают про какие-то огненные стрелы и снопы огня, бьющие с земли?
— Я сам бы хотел, господин генерал, узнать, что там происходит. У меня нет связи с корпусами. Абвер и СД что-то знают, но молчат, только требуют, чтобы мы обстреливали Инкерман, как будто там находится ворота в ад.
— Вот-вот, у меня в штабе тоже есть пара контролеров с непробиваемыми бумагами с ОКХ…
После разговора с командующим VIII авиакорпуса, на душе у командующего 11-й армией было неспокойно и, дав команду начальнику штаба полковнику Велеру во что бы то ни стало обеспечить связь со штабами корпусов, Манштейн подошел к окну и открыл его, всей грудью вздохнув холодный морозный воздух. Где-то на юго-западе грохотал осажденный Севастополь, а здесь, в небольшом селе Сарабуз, где в здании местной школы расположился штаб армии, все выглядело не настолько зловеще. Рассматривая подсвеченные зарницами горы, генерал пытался понять, что же такое от него скрывали офицеры Абвера и СД, что с такими выпученными глазами носились по штабу, выпрашивая артиллерийскую поддержку. До него доходили доклады, что в порядках наступающих дивизий действуют специальные зондеркоманды военной разведки и главного управления имперской безопасности, которые ищут неизвестно что и при любом интересе посылают всех подальше, ссылаясь на приказ чуть ли не самого Фюрера. Сейчас кажется, что исчезновение связи и огромные потери как в живой силе, технике и особенно в авиации, как-то связаны с этими странными поисками.
Наблюдая, как по двору носятся готовящиеся к отъезду связисты, Манштейн уже хотел закрыть окно, когда услышал странный, быстро нарастающий звук. Это не напоминало звук самолета, тем более привычного русского фанерного ночного бомбардировщика, который повадился бомбить тыловые подразделения. Это было нечто иное, более грозное и мощное. Ревущая тень пронеслась над селом, мелькнув в свете прожекторов пятнистым брюхом и каким-то мерцающим диском сверху, оставив вместо себя несколько спускающихся на небольших парашютах цилиндров.
То, что это смерть, генерал понял сразу: эти цилиндры не могли нести ничего иного. В последние мгновения своей жизни, как в замедленном кино, Эрих фон Манштейн, которому уже никогда не суждено было стать генерал-фельдмаршалом, наблюдал за падением одного из цилиндров прямо перед зданием школы. Легкая вспышка, после которой остался крупный, похожий на пузырь, сгусток какой-то пыли, еще вспышка и пузырь превратился в ревущее пламя, которое ударило генерала в грудь, мгновенно переломав кости и спалив волосы и испепелив мундир. Мгновением позже, кусок изжаренного перемолотого мяса, то, что недавно было командующим 11-й армией Вермахта, отлетело внутрь комнаты, и впоследствии было погребено под обломками здания школы, не выдержавшего ударной волны.
Практически полностью выведенный из строя бомбами объемного взрыва штаб армии осадившей Севастополь, уже не мог оказать серьезного сопротивления, когда неизвестная пятнистая машина вернулась и с помощью неуправляемых ракет и скорострельных пушек и пулеметов, быстро подавила любое
