жилуправления посадили за спекуляцию квартирами. Оказывается, председатель специально подбирал себе в начальники жилуправления неопытного человека. Я не пошел, а другой, молодой парень, согласился и испортил себе жизнь.
Предлагали мне и должность заведующего магазином. Вскоре узнал: кому-то тоже нужен был молодой, неопытный человек, чтобы за его спиной обделывать свои делишки. Но я уже понял: все блага в жизни надо зарабатывать честным путем.
Не забыть мне тот далекий 1951 год. Бывший казачий городок Уральск. Послевоенное время. Жизнь беднейшая. Мне оно всегда вспоминается в облике демобилизованного солдата — в выцветшей гимнастерке, серой шинели, в потертых кирзовых сапогах.
Прошло несколько лет, а я все встречал на улицах города бывших сослуживцев в той же бессменной солдатской форме. И это никого не удивляло: бедно и жили и одевались тогда большинство народа.
Наконец устроился работать в комитет ДОСААФ. Должность моя называлась «старший инструктор по пропаганде и культмассовой работе».
До сих пор вспоминаю с улыбкой об этой своей работе: все дело сводилось к бумажкам.
— Сколько всадников записать?
— Пиши тыщу!
— Сколько парашютистов подготовили?
— Пиши двести!
Реальных результатов было мало. Зато бумаги с отчетами отправляли пачками, хотя понимали: вряд ли в центре их читают.
Вместе со мной оказался в этом комитете ДОСААФ инструктором мой бывший командир полка. Так мы и сидели друг против друга: я — рядовой, он — полковник.
Иногда на его лице появлялось мечтательное выражение:
— Помнишь, как было в нашем запасном полку? И мы задумывались каждый о своем.
Я вспоминал сорок четвертый год… Кормили нас плохо, солдаты стремились добыть себе хоть одну- две картошины. А служба тяжелая: вставали в шесть утра и до двенадцати ночи на ногах, да еще ночные подъемы. Готовили на фронт по принципу: тяжело в учении, легко в бою. Командир полка — тот, что сидел теперь рядом со мной, — приезжал утром на развод на рысаке. Был он мужчина в теле, жилось ему, видимо, неплохо: в части было подсобное хозяйство. Недаром же, вспоминая, теперь прошлое, говорил:, «Хорошо жили!» Мне же доставалось с того подсобного хозяйства несколько картошин…
Просидел я в ДОСААФ шесть месяцев и понял: нет, не так я начал жизнь. Да тут еще взялся строить саманный дом. А душу грызла тоска.
Жили мы тогда у тещи, Клавдии Петровны, — приткнуться было некуда. Она одна растила четверых детей. Еще была бабушка, Анна Евстафиевна. Помню, до женитьбы она все пытала меня:
— Согласен тыквенную кашу есть? — Согласен.
— Ну тогда женись.
Время было голодное, лишнего куска хлеба в доме не найти.
Старушка вздыхала, поглядывая на старшую внучку:
— Что ж ты такого босяка нашла? У него ж ничего нет.
— Ничего, бабушка, — не огорчался я. — Мы еще будем жить в Москве.
— В Москве? Ишь какой генерал… Взяли тебя в Москву. Ты хоть костюм-то купи.
И вправду — ни специальности, ни добра. В вещмешке алюминиевый котелок и ложка — все мое солдатское хозяйство. Свадьбу справляли — поели тыквенной каши без хлеба и стали думать, как располагаться в крохотном помещении на ночлег.
Поэтому, когда получил я должность в комитете ДОСААФ, начал подумывать о собственном жилье, кое-что приобретать для стройки. Но на душе кошки скребли.
Как-то утром поднялся я раньше всех, сел на крыльце и задумался: «Что же я делаю? Ведь были мысли, мечты!»
Нет, надо что-то менять…
Пошел к соседу, он тоже хотел строиться, разбудил его:
— Слушай, пока все спят, купи у меня это барахло!
— Какое?
— Да материал на дом. Все! Я больше не строю. Ну что, покупаешь?
— Что ж, раз продаешь — куплю.
Встают наши и видят: сосед да лошади уже материал со двора увозит.
— Что такое? — закричала теща. — Куда?
— Все, мамаша, — говорю, — конец! Начинаю новую жизнь.
Теща кинулась за помощью к дочке, стала ее упрекать:
— Видишь, все люди как люди, наш сосед дом построил, свинью купил. Все понемногу обживаются. А у тебя действительно не муж, а настоящий босяк!
Лина молчала — мы уже тогда понимали с ней друг друга.
И я, чтобы успокоить тещу, сказал: — Мамаша, подождите, вы обо мне еще услышите!
Так и уехал.
Как будет дальше, не думал. Верил почему-то: впереди меня ждет другая, интересная жизнь. Я всегда чувствовал в себе силы и был твердо убежден, что найду себя.
Теперь, когда позади уже большая жизнь, могу подтвердить: человек от природы способен на многое. Только один теряет веру в себя, другой же не боится испытать свои силы. Они, когда надо, обязательно появляется, если человек ставит перед собой большую цель.
После Уральска я работал грузчиком — сперва в Магнитогорске, потом в Сталинграде. Порой казалось, что нет у меня никаких перспектив. Но я свято хранил веру в то, что рано или поздно наступит перелом. Главное, убеждал я себя, не лениться. Никогда не презирал дело, которым был занят. Я не профессию искал, а. свою судьбу. Ведь Дело не в профессии. Любую профессию, я уверен, можно полюбить, если хорошо, по-настоящему узнать ее.
Я старался изучить свое строительное дело досконально. Пытался получить и образование. Живя в палатке на Севере, окончил с отличием восьмой класс, мне даже настольную лампу вручили — премию от вечерней школы. Однако большая бригада, с которой я тогда работал, масса забот не позволяли учиться дальше. Оставался один путь — самообразование. Отцовский путь знакомый мне с детства.
Итак, двадцати пяти лет от роду, не имея ни специальности, ни образования, не зная толком, куда себя деть, без средств к существованию (денег хватило лишь на билет до ближайшей станции), отправился я искать свое счастье.
Но у меня — не зря же я семь лет прослужил в разведке — был принцип: никогда не падать духом! Как говорил нам в запасном полку капитан-фронтовик: «Разведчик должен быть злой, тощий и бдительный!»
Приехал в Саратов без копейки в кармане — злой, тощий и бдительный. Что дальше?
Пошел на Волгу. Дело к вечеру, под выходной. Вижу: артель разгружает картошку. Как раз не хватало человека. Взяли меня:
— Будешь на базаре мешки разгружать из машины.
Кончился день. Рассчитались со мной не совсем честно — дали полпая, как чужому, но на билет все же хватило. Поехал дальше — в Бокситогорск, к родным. Там теперь жила мать с Зоей и Лидой.
Но не суждено мне было тогда остаться в этом городе. Не было жилья. И тогда я отправился на юг, в свой родной Сталинград. Мы с женой мечтали жить там.
Да и увидеть хотелось родной город, съездить все никак не удавалось.
Однажды, правда, проезжал я через Сталинград в 1915 году после войны с воинским эшелоном. Выскочил на вокзал и побежал к своему дому — он был рядом с вокзалом. Но ни старых улиц, ни прежнего города я не увидел. Вернее, улицы были, только домов не было. Люди жили в блиндажах и окопах.
И вот я снова «дома».
Надо было устраиваться, жить. Пошел я на металлургический завод «Красный Октябрь»: знал, что там всегда нужны грузчики.
— Да, — сказали, — возьмем.
