— Это все благодаря ему, — сказала Ирисочка, кивнув на Сержика.
Горячо привлекая к себе оторопевшего от счастья мальчика, Олег Ильич воскликнул:
— Дружище! Ты и сам, должно, не понимаешь, какую услугу мне сделал! Ведь мне книгу поручили написать о тех трудных и безвозвратных днях. А дневник утерян и в голове так мало осталось воспоминаний. А тут мне каждая буковка — большая помощница. Неважно, что записи полустерты и залиты, я даже по запаху страничек все события восстановлю! Бес-ценная для меня вещь!
— Да как же дневник попал в макулатуру? — спрошла Ирисочка.
— Видно, дочка с прочими бумагами сдала по ошибке! Она раньше в Заовражной школе училась.
Олег Ильич не находил себе места. Он поставил перед ребятами большую вазу с ягодами, а сам, все не веря себе, лихорадочно листал свой дневник, удовлетворенно качал головой, молодо блестел радостными глазами.
— Это для меня как воздух! — продолжал вслух восторгаться он. — Дороже хлеба и табака!
— Значит, вы тогда вышли из окружения? — выбрав удобный момент, спросил Сержик.
— С боем прорвались! Выполнили задание и вышли к своим!
Ирисочка повела взглядом на пустой рукав.
— А это? Потом, да?
— Это уже под Варшавой, когда мы гнали фашистов к его звериному логову… Я скоро напишу воспоминания, ребята, и каждый из вас получит по книжке с моей дарственной надписью. В этих воспоминаниях, мои дорогие, я расскажу не только о самой жаркой боевой поре Великой Отечественной войны, но и о том, что настойчивость и упорство требуются от человека не в одном бою, а даже здесь, в мирной жизни, и что эти замечательные качества человек должен воспитывать в себе смолоду. Это — дань вашим неустанным бескорыстным поискам!
Самыми счастливыми на свете возвращались Сержик с Ири-сочкой к ребятам. Не напрасными оказались их беспокойство и стремления. Фронтовой дневник снова у своего владельца и еще сослужит ему добрую службу. Как все же буйно и вольготно становится на душе, когда сделаешь полезное, важное дело. Они едва сошли с троллейбуса на своей остановке, как Ирисочка судорожно схватила Сержика за руку:
— Сержик, пожар!
— Где ты заметила?
Ирисочка показала рукой над крышами домов. В той стороне, где поселок смыкался с верхними улицами города, курчаво поднимались в безоблачное небо клубы темно-рыжего дыма.
— В нашем краю, бежим! — крикнул Сержик.
Они побежали по улицам поселка на столб дыма. Горело где-то невдалеке от оврага, рядом с запрудой. Подбегая ближе, Ирисочка определила точно:
— У Филимона сарай полыхает!
Девочка не ошиблась. Сухая постройка в чачинском огороде горела с веселым треском и гулом. Изгородь была повалена, ребятишки, черпая из ручья воду, таскали ее тушившим пожар.
Сам хозяин, невзрачный и заросший, несмотря на зной в своей неизменной кацавейке, метался возле шумно полыхавшего сарая и выл.
Картофельная ботва и кусты помидор вокруг были вмиг вытоптаны ногами тех, кто старался спасти чачинское добро.
— Люди, помогите! — верещал Филимон. — За что на меня такая напасть. Гасите скорее, по гроб жизни буду обязан!
Мольбы и заклинания Филимона не помогали, хотя сбежавшийся поселковый народ работал изо всех сил. Не хватало воды, и пламя неудержимо пожирало тесовую постройку. А когда к чачинскому дому со стороны улицы подкатили два пожарных автомобиля, им уже нечего было здесь делать: кровля рухнула и на месте сарая догорал лишь огромный костер.
Страдальчески обхватив голову руками, Филимон опустился на грядку с огурцами и жалобно заплакал. Рядом с ним стоял участковый милиционер и старший из пожарных.
— Откуда появился огонь, гражданин Чачин? — допытывался участковый.
— А я знаю? Это такая прорва…
К ним протиснулась сквозь толпу престарелая бабка Семе-ниха, жившая через два дома от Филимона. В руках она держала белую эмалированную кастрюлю.
— Врет он, будто ему невдомек, откудова пламя взялось, — сказала она. — Керогазишка у него горел в сарайчике, он дырки там паяет. Вот и я пришла за этим же. Пока мы с ним о цене торговались, это возле калитки было, в сарайчике-то как саданет огнище! А он сразу точно сбесился…
— Замолчи, старая карга! — взвизгнул Филимон, пружинисто вскакивая на ноги. — Вон отсюда!
Участковый стал составлять акт. Народ не расходился, люди судачили о пожаре:
— Хорошо хоть ветра нет, а то могло перекинуться к соседям…
— Можно было б потушить, если б воды вдоволь…
— Да ведь запруду какие-то хулиганы распотрошили…
— Я вот доберусь до этих хулиганов, — пообещал участковый.
Из всех, кто занимался сейчас стоящим делом, так это был, пожалуй, Борька. Увертливый и смекалистый, комиссар шмыгал среди толпы и оглядывал на каждом человеке обувку.
— Ты чего это всем кланяешься? — спросил его Витек.
— Быстренько собери всех ребят, — торопливо попросил Борька.
Собрались вокруг Борьки человек восемь — десять. Он присел на корточки, ткнул пальцем в землю:
— Видали след? Это от женских сапожек с каблучком. Такие же оставил ночью вредитель возле нашей запруды. Ищите диверсанта, он здесь. Скорее, пока народ не разошелся.
Ребята смешались с толпой, отыскивая владельца сапожек.
— Вы что туточки лазите, оглашенные! — взвинтилась бабка Семениха, замахиваясь на Сержика эмалированной кастрюлей. — Аль вам места мало для игрищ!
И тут внезапно послышался громкий, восторженный крик Лаври:
— Нашел, ребя! Гляньте!
Лавря стоял близ Филимона Чачина и не сводил взгляда с его маленьких ножек, обутых в женские сапожки. О бувка была потертой, дырявой — видно, Филимон донашивал ее по своей глупой жадности после квартирантки.
— Вы чего воззрились на меня, дьяволы? — пискливо закричал Филимон на ребят, когда они обступили его плотным кругом. — Чего в моих сапогах нашли?
Филимон машинально переступил с ноги на ногу и на политой водой земле четко отпечатались его следы. Именно такие засекал несколько раз Борька возле запруды — от женских сапожек на полувысоком каблуке.
— Он, это он, ребята! — воскликнул Борька. — Он самый!
— Не мешайте, ребята. В чем дело? — сурово сказал участковый.
— Это он спустил воду из пруда, — сказал Витек, показывая на Филимона Чачина.
— Откуда такие сведения?
— Следы выдают вредителя!
Участковый с интересом оглядел ребят, потом Филимона.
— Гм… Если так, то вы, выходит, гражданин Чачин, сами себя высекли? Будь вода, ведь отстояли бы ваш сарай.
Филимон хлюпнул носом и безнадежно махнул рукой.
— Ну, зачем вам это понадобилось?
Филимон, словно общипанный петух крыльями, взмахнул короткими руками:
— Да ведь от них, дьяволов, я покоя не видывал! Кажинный день в воде столпотворение! Разве им здесь пляж?!
— M-да, некрасиво получается, — усмехнулся участковый. — С вашей стороны некрасиво, гражданин Чачин… А ребята что? Ребята они… и есть ребята…
В толпе загудели доброжелательные голоса:
