Популярность принесла Ивану Константиновичу неплохие доходы, что позволило ему не зависеть от скромных сумм, получаемых из академии. Материальная независимость позволила Айвазовскому совершать продолжительные путешествия по Европе. В начале 1842 года он через Швейцарию и Германию по Рейну направился в Голландию, затем посетил Лондон и Париж, Испанию (Кадикс и Гренаду), Португалию. Картины путешествовали вместе со своим создателем и экспонировались в крупнейших городах Европы, где публика и критики рукоплескали мастеру морского пейзажа. Во всех культурных центрах Иван Константинович знакомился с классическим искусством в музеях, общался с другими художниками. Но особенно его влекли те места, где он мог обогатить свои впечатления, связанные с морем. Вскоре к его паспорту стали пришивать все новые и новые страницы. Постепенно это составило большую тетрадь, в которой к концу своих странствий Айвазовский насчитал сто тридцать пять виз.
И где бы ни побывал художник, он всюду наблюдал за характером природы и особенно за изменчивой водой, которая в каждом водоеме – реке, озере, море и океане – имела только ей присущий цвет и перелив волн. Он постоянно заносил в свои дневники только ему понятные пометки и где только мог снимал мастерскую и писал.
Приведем воспоминания известного пейзажиста конца XIX века Ильи Семеновича Остроухова, повстречавшего Айвазовского в период пребывания того во Франции в прибрежном городке Биарриц. Во время одной из прогулок по побережью художники наблюдали за океанскими волнами, и вдруг Иван Константинович заметил: «А ведь строение океанских волн совсем другое», – и сделал карандашом три линии в маленькой записной книжке, а затем, поинтересовавшись у «старожила», где восходит солнце (день был пасмурный), поставил еще несколько точек. На этом эскизная часть работы была окончена. Остроухов тут же напросился в гости, чтобы посмотреть на процесс написания океана. Айвазовский его предупредил, что начинает работу очень рано. В девять часов утра гость прибыл. «Каково же было мое удивление, – рассказывал он, – Айвазовский не только уже был на ногах, но уже и окончил свою работу… Со свойственным ему колоритом были написаны три эффектные картины морского прибоя в Биаррице: утром, в полдень и при закате солнца».
Часть картин, созданных в Италии, Айвазовский регулярно отправлял в Академию художеств как отчет о проделанной работе за границей. Академия же следила за успехами своего выпускника. Так, по ее предложению Иван Константинович в конце 1842 года на шесть месяцев покинул Италию, чтобы участвовать в выставке в Париже. Он понимал, что на нем лежит высокая обязанность – представлять искусство своей родины в столице Франции, считавшейся тогда центром европейской цивилизации.
Его картины «Море в тихую погоду», «Ночь на берегу Неаполитанского залива» и «Буря у берегов Абхазии» были награждены в 1843 году Большой золотой медалью, а сам живописец был принят в члены Парижской Королевской академии. Критики писали, что никто прежде не изображал свет, воздух и воду столь живо и достоверно. Знаменитый французский живописец О. Берне, которому Айвазовский был представлен, сказал ему: «Ваш талант прославляет Ваше отечество», – точно обозначив этой фразой значение «европейской» деятельности Айвазовского. Он стал единственным русским художником, которого французское правительство пригласило экспонировать картины на международной выставке, организованной в Лувре. Забегая вперед, отметим, что в 1857 году Иван Константинович первым среди иностранных художников стал кавалером французского ордена Почетного легиона.
О том что Айвазовский стал знаменит, а его имя у всех на слуху, свидетельствует следующий факт. В 1844 году корабль, на котором художник добирался из Англии в Испанию, попал в бурю в и без того беспокойном Бискайском заливе. Шторм был ужасающей силы; корабль, не вернувшийся вовремя в порт, сочли погибшим, а европейские и петербургские газеты запестрили заметками о безвременной гибели талантливейшего русского художника, выставка которого с большим успехом только что прошла в Париже.
К счастью, эти сведения оказались ошибочными, хотя натерпеться страху пассажирам пришлось немало. Позднее, вспоминая это происшествие, Айвазовский писал: «Страх не подавил во мне способности воспринять и сохранить в памяти впечатление, произведенное на меня бурею, как дивною живою картиной». Еще до этого события художник обращался к теме противоборства человека и необузданной морской стихии. Например, на картине «Кораблекрушение» (1843 г.) изображены гибнущие у скалистого берега корабли. Один уже почти скрылся под водой, и от него остались шлюпка да плот с уцелевшими матросами. Второй корабль еще сопротивляется напору неистовых волн, но и он приговорен – ураганный ветер гонит его на прибрежные скалы и он выглядит легонькой игрушкой среди мрака и рева бушующих стихий. Теперь о штормовой мощи Айвазовский знал не как наблюдатель с берега, а как реальный свидетель событий. Может быть, поэтому все последующие «штормовые полотна» имеют столь убедительный вид. В таких картинах наиболее ярко проявлялись принципы романтического искусства.
В те годы Айвазовский не имел себе равных по мастерству в области морских пейзажей, и это вызывало не только восторг, но и различные домыслы. Так, многие берлинские газеты растиражировали казусный факт, что умение русского живописца передавать тончайшие световые эффекты воздуха и волны свидетельствует о том, что художник глухонемой, потому что только при серьезных недостатках слуха и речи может так остро развиться зрение. Они бы еще добавили, что глухонемой прекрасно играет на скрипке. Парижские же газеты писали, что при таком европейском успехе Айвазовский вряд ли захочет вернуться в Россию.
Именно эти домыслы ускорили возвращение художника в Петербург. «Это побудило меня сократить время пребывания моего за границей на два года, – объяснял он причину своего преждевременного отъезда. – Рим, Неаполь, Венеция, Париж, Лондон, Амстердам удостоили меня самыми лестными поощрениями, и внутренне я не мог не гордиться моими успехами в чужих краях, предвкушая сочувственный прием на родине». Уже на пути в Россию, в 1844 году, Айвазовский сделал остановку в Амстердаме, где организовал экспозицию части своих работ. В Голландии – на родине марин – за высокое мастерство и поэтичность живописи ему было присуждено почетное звание члена Амстердамской Академии художеств.
Айвазовский гордился европейским признанием своего таланта и радовался накопленному опыту. Самый глубокий отпечаток на все его последующее творчество наложили природа и искусство Италии. Иван Константинович воспринимал их как неподдельные образцы красоты. На протяжении всей жизни он возвращался к написанию «итальянских» полотен. В душе художника рядом с родной Феодосией и Черным морем прочно, на всю жизнь, занял свое место Неаполитанский залив.
Мечты Айвазовского-художника сбылись – ведь если обычно академические пенсионеры привозили из заграничных командировок свежие впечатления, новые картины и отточенное мастерство, Иван Константинович вез в Россию всемирное признание и славу.
Триумф на родине
В 1840 году из Петербурга в Италию уезжал подающий надежду молодой художник, а спустя четыре года вернулся признанный всей Европой живописец. Айвазовскому всего 27 лет, в его творческом багаже около 50 больших картин, и он уже член нескольких европейских художественных академий, человек с именем. В первую очередь возвращение Ивана Константиновича торжественно отметили у Брюллова и у братьев Кукольников, где собрался почти весь литературный и художественный бомонд. Это были люди, близкие ему по духу, которые поддержали его в трудные годы, а теперь искренне радовались его успехам.
Вернувшись в Петербург, Айвазовский обнаружил, что мода на него неоднократно возросла. После итальянского успеха петербургские аристократы согласны были платить за его картины огромные деньги.
Для всей России возвращение Айвазовского стало триумфом отечественного искусства, и ему оказали должный почет, удостоив множества регалий. Первой наградой, врученной художнику в июле 1844 года, стал орден Святой Анны 3-й степени, который в то время вручался только офицерам за конкретный подвиг или участие в определенном сражении. Нужно сразу заметить, что любая деятельность в области искусств в дореволюционной России считалась делом частным, а потому получение орденов художниками в те годы
