– Первый был уничтожен в храме Нуш-и-Джан, когда меня еще не восстановили из небытия («Счастливое время», – вздыхает Кахатанна); второй – в Хахатеге. Третий и четвертый погибли в Эль- Хассасине; пятый был на оногоне Корс Торуне в момент его смерти. Шестой я обнаружил в развалинах старого города, седьмой охраняла мантикора, еще четыре нашли в тайнике на болотах, на границе Сарагана с Мерроэ. Итого одиннадцать. Я верно подсчитал?
Каэ беззвучно шевелит – губами, ведя собственный подсчет.
– Верно? – возвышает голос перстень.
Она приходит в себя, встряхивает головой.
– Совершенно верно, одиннадцать. Из существовавших тридцати.
– Это блестящий результат за столь краткий срок, – серьезно произносит Ма-Гуа.
Ши-Гуа молчит. Только ласково поглаживает Богиню Истины по руке. Ему искренне жаль, что она, призванная дарить надежду и свет, вынуждена странствовать по миру. сражаясь и убивая, подвергая себя смертельной опасности, а иногда и чему-то похуже.
– Тебе нужно немедля отправляться на Джемар, – мягко, но настойчиво говорит Да-Гуа.
– Карусель какая-то, – сердится Каэ.
– Что поделаешь. Могу утешить – у тебя появится помощник. Он значительно облегчит это странствие.
– И на том спасибо.
Трое монахов молчат, мнутся, и Каэ наконец замечает, что они от нее что-то скрывают.
– Случилось еще что-нибудь?
– Что ты думаешь о предсказании? – спрашивает Да-Гуа, немного поколебавшись.
– О том, что этот мир просто обязан погибнуть? Ничего... Ничего хорошего я об этом не думаю. Кстати, вы знаете, кто так решил?
– Сила, с которой не спорят...
– Ну уж дудки! С кем это не спорят?
– Каэ, – мягко произносит Ши-Гуа, – мы помогаем тебе как можем, но ты должна быть готова к тому, что самые отчаянные твои усилия пойдут прахом.
– К этому я никогда не буду готова, – упрямо цедит она сквозь зубы. – Я предпочитаю решать сама за себя.
– Может, это и есть самое правильное решение, – внезапно проясняется лицо Да-Гуа. – Не думай о том, чего еще не случилось. И занимайся неотложными проблемами, их у тебя хватает.
Ма-Гуа протягивает руку с зажатой в ней фигуркой:
– Такие подсказки запрещены, но мы слишком неравнодушно относимся к тебе...
– Это тоже не поощряется, – сообщает Да-Гуа. – Но ты можешь подглядеть одним глазком – это уже случайность, а все случайности даже мы не можем рассчитать.
Она бросает быстрый взгляд на фигурку, и ей кажется, что это урмай-гохон. Но она не стала бы утверждать наверняка.
– Нам пора, – шелестят три голоса, сплетаясь в плеск воды.
Каэтана молчит, но теперь есть кому ответить за нее.
– На Джемаре существует несколько талисманов, – радостно объявляет Ниппи. – Мы вскоре отправимся туда, можете на меня положиться.
Трое монахов медленно растворяются в волнах Охи. Показалось ли Каэ, что она слышала тихий-тихий смешок?
Огромный дракон, сверкая золотистой чешуей, сидит на крепостной стене Салмакиды. Мощный хвост лежит неподвижно, спускаясь чуть ли не до самой земли. Люди толпятся невдалеке, любуясь своим гостем – драконов в Сонандане не боятся, весьма почитают и любят, но все же они редко спускаются с гор.
В последнее время – чаще.
Гораздо чаще.
Древний зверь сидит спокойно, его когтистые лапы впились в камень, и тот медленно крошится, осыпаясь на землю. По стене, которой обнесена Салмакида, могут свободно проехать рядом трое всадников, и еще место останется. Но, глядя на дракона, жители столицы понимают, насколько ненадежна и хрупка эта ограда. Так себе – заборчик.
Ящер изгибает шею, поднимает голову и начинает петь.
Поющий дракон – зрелище восхитительное, и толпа у подножия стены замирает в восторге и благоговении.
Дракон приветствует Великую Древнюю богиню – Интагейя Сангасойю, Суть Сути и Мать Истины.
– Аджахак!
– Здравствуй, дочь Драконов! – разевает пасть ящер.
Каэ удивляется, потому что в ее многочисленные титулы никогда не входил этот.
– Доспехи Ур-Шанаби признали тебя. – Дракон легко наклоняется к ней с крепостной стены, и его исполинская голова оказывается на одном уровне с землей. Крошечная фигурка богини выглядит игрушечной, словно только что добытой из шкатулки, принадлежащей трем монахам.
Разговор происходит неслышно для остальных. Древний зверь не владеет человеческой речью, да и рев его свалил бы с ног любого собеседника. По этой причине со времен возникновения человека драконы научились напрямую передавать свои мысли. Для богов они не стали делать исключения, а боги и не протестовали.
– Я счастлив, что ты стала нашей – по крови.
Аджахак рассматривает Каэтану внимательно, затем спрашивает:
– Ты убила мантикору?
– Да, убила. И кажется, случайно. Во всяком случае, я бы не решилась повторить этот бой, – откровенно признается Богиня Истины. Она считает, что грешно лукавить с одним из самых мудрых существ Арнемвенда.
– Ты помнишь, как это произошло? – настаивает дракон.
Кажется, его интересует что-то вполне конкретное, но она не знает, что именно, а описывать схватку в подробностях... Подробностей-то никаких и не было. Гораздо больше Каэ хотела бы обсудить то, что произошло уже после смерти мантикоры, но она честно пытается ответить на поставленный вопрос.
– Мантикора боится дракона – я столько раз слышала это до сражения, да еще и доспехи попались таким чудесным образом... в общем, мне показалось на какой-то миг, что я стала драконом. Прости, Аджахак, эту дерзость – я понимаю, что так не может быть на самом деле. Тем более что магия надо мной невластна... Просто почудилось. Главное, что это помогло по-настоящему.
– Кто знает, что может, а чего не может быть. – Ящер лукаво сощуривает громадный изумрудный глаз. – Ты готова?
– К чему я должна быть готова? – подозрительно спрашивает Каэ. Внутренне она уже собралась опротестовывать решение о принятии ее в сплоченные ряды драконов.
– Я отвезу тебя на Джемар, – говорит Аджахак.
Каэ поклялась бы, что глаза зверя искрятся невероятным весельем – скорее всего свою последнюю мысль ей от него утаить не удалось.
– Мне сказали монахи, что у меня появится помощник, – старается она перевести разговор в нужное русло. – Если это ты и есть, то я просто счастлива. Скажи, неужели ты для этого прилетел с Демавенда?
– Не только, – тихо отвечает дракон. – Братья решили, что детям Ажи-Дахака уже пора принимать участие в происходящем. Мир клонится к закату. А так хочется еще погреться на солнце.
– Справедливо.
Кахатанна оглядывается. Ее спутники, многочисленные войска и армия подданных мнутся невдалеке, не решаясь перебивать двух беседующих, изнывая на солнцепеке от жары, а еще больше – от любопытства. Бессмертные деликатно маячат в стороне, чтобы не смущать публику своим присутствием.
Татхагатха и верховный жрец выглядят серьезными и встревоженными...
Черный бык Малана-Тенгри тоскует, ибо настал час кормежки, – он укоризненно смотрит на Каэ и шумно
