отдать свои владения в руки людей, которые знали, как ими с толком распорядиться. Береза растет быстрее, чем дуб, к примеру, и есть места в лесу, где дуб, хоть он и огромный, надо еще поискать. Дженни понимает наши действия, а ты называешь это истреблением. Ты видишь слепого кролика, и рыдаешь над ним, и тешишь себя детской надеждой, что он выздоровеет. Но он обречен. Законы природы незыблемы. Дженни не станет раздумывать — она сделает то, что надо сделать. — Он вдруг сердито осекся. — Не надо на меня так смотреть. Это я для примера.
— Странно, — призналась Хейди. — как раз это и случилось сегодня утром. То есть мы видели слепого кролика.
Он долго молчал, глядя на нее во все глаза. Хейди стало неуютно под его взглядом.
— Я перебила тебя, извини. Сбила тебя с мысли?
— Ты сбила меня двадцать два года назад. — Он слабо усмехнулся. — Когда тебе исполнилось десять лет, ты не позволяла мне переступать границу ваших владений, потому что я сын лавочника. Рад отметить, что больше ты этого не говоришь.
Теперь уже Хейди надолго замолчала, терзаемая этой несправедливостью. Ведь она не была на самом деле надменной дочерью местных аристократов. Почему же тогда она чувствует себя виноватой?
— Не важно. В любом случае я уезжаю, — наконец выдала она. — Ты мне все это говоришь не в первый раз, только что толку? Я и так все знаю. Не пора ли нам возвращаться? Я имею в виду, уже время обеда. Ты будешь обедать?
— Сядь! Да, я буду обедать. И ты можешь приготовить мне обед. Нет, ты не уедешь из Гленгласса. И… нет, дай мне закончить. Разумеется, Дженни в любом случае отправится в школу. Я знаю, что она учится очень плохо. В следующем году у нее экзамены. Не думаю, чтобы она их успешно сдала. Но пока ей нужно о ком-то заботиться, о каком-нибудь человеке.
— О человеке? — Хейди растерянно заморгала.
— Да, — произнес Рори с злорадством. — И в том нет ничего унизительного. Ты вполне годишься.
Она поняла, что сходит с ума. Или он. Кто-то из них говорил, другой слушал такое, что просто не укладывалось в голове.
— Можешь не бояться, — холодно добавил Рори Харт. — Я на тебя никаких притязаний не имею. Может, как-нибудь в другой раз. Но все равно бояться тебе нечего. Да и серьезных отношений я не планирую. Наша совместная жизнь была катастрофой. Я не рискну повторить.
Она так разозлилась — для смущения не оставалось места.
— Прости. Не забывай, что ты не один принимаешь решения.
— Я ничего не забываю.
— Ну, если я останусь…
— Никаких «если». Ты останешься, и все. — Он наконец поднялся. — И хочу тебе напомнить — Тоби считает, что его мама умерла. Если не можешь с этим согласиться, скажи прямо. Я не хочу, чтобы у него появилась привязанность к человеку, который рано или поздно покинет нас.
— Ты, видимо, не очень-то высокого мнения обо мне, я не права?
— Совершенно права. Ну что, идем?
— Нет. Теперь выслушай мои условия. Никто не должен знать, что мы женаты. И ты не должен…
— Ой, перестань, детка! Я десять лет ни слова не проронил. Чего вдруг тебе взбрело в голову, будто теперь я разговорюсь? — Он распахнул дверь. — То, что у тебя сейчас на голове, ужасно напоминает ватный чехольчик, который надевают на чайник!
Они шли по той же тропинке, где гуляли вчера вечером, с той лишь разницей, что теперь можно было рассмотреть желуди, конский щавель, папоротник под ногами. Однако сегодня она не видела никаких страшных существ в виде барсуков.
Хейди вдруг вспомнила, как опрометью бросилась бежать Дженни, и поинтересовалась, куда это она так спешила.
— Если она сбежала от тебя в Кэтс-Спинн, нет нужды спрашивать. Ты и сама туда часто бегала, и мать Мария все еще там.
Хейди оставалось сложить дважды два. Белое с серым монументальное здание, что она видела в полях, наверное, женский монастырь. Более опасно упоминание о том, что она сама туда бегала. Впереди ее ждали и другие новости.
— Надо думать, ты зайдешь ее навестить? Она спрашивала о тебе недавно.
— Она, наверное… уже старая.
— Да, уже за восемьдесят перевалило, кажется. Мы выросли у нее на глазах.
Она поняла намек, и это встревожило. Вчера в разговоре с ним Хейди выяснила, что, к ее счастью, оба врача в деревне и ирландский священник в местной церкви приехали в Гленгласс сравнительно недавно. Но известие про мать Марию, знавшую ее с детства, снова выбило девушку из колеи.
— У меня до сих пор остался твой автограф. — Он протянул ей руку, и Хейди увидела шрам. Она понятия не имела, откуда он взялся. — А свой автограф я запечатлел для потомства.
Теперь она поняла, о чем он, и поняла, что искать. Оно было там, на стволе, — слово, вырезанное неровными большими буквами. СЮЗАННА.
— Тогда я еще не знал, как все сложится, — тихо добавил Рори.
У Хейди защемило в груди. Изображая Сюзанну, надо было остаться равнодушной или даже пренебрежительной. Но ей захотелось сказать Рори что-нибудь нежное. А он продолжал:
— Так что теперь, если увижу, что кто-нибудь вырезает на дереве, ему от меня достанется!
Вырезает на дереве… ему жаль только дерево! Но удалось разжалобить меня. Что за ужасный человек!
— Знаешь, если честно… — дружески начала Хейди, — только из-за того, что ты читал Шекспира… — Даже это вызывало в ней отторжение. Он проявил себя как культурный человек с хорошим вкусом, а ей гораздо удобнее было считать его варваром и грубияном, чтобы легче забыть. — Да ну, надпись какая-то кривая. Мне нравится, когда мое имя написано красиво.
Это невинное замечание вызвало неожиданную реакцию. Он попятился:
— Прошу тебя, не надо опять так говорить. Ты уже говорила это, тогда… и эту рану я буду носить до могилы!
Казалось, обоих охватило оцепенение.
— А сколько нам тогда было? — Она в задумчивости потерла лоб.
— Около десяти. И мы друг друга ненавидели. Я вырезал твое имя где попало, потому что знал — это тебя рассердит. А ты разорвала мою петарду у меня в руках.
Да-а, не особо романтические отношения…
— А интересно, почему мы вообще поженились? — Она невольно задала этот вопрос вслух, забыв об опасности.
— Это ты спрашиваешь? — поразился Рори. — Я должен тебя спросить! И поверь, я сам часто задавал себе этот вопрос. Почему я на тебе женился, Сюзанна? Как я мог совершить такую глупость?
Это уже слишком. Наверное, она далеко зашла в своей роли. Коснулась глубин, которые не стоило трогать.
— Видимо, на то была причина? Ты во мне нуждался… Я не заметила в тебе ненависти вчера ночью в спальне…
Рори пытливо вглядывался в ее лицо. Ровно двенадцать часов назад, стоя возле постели Хейди, он вдруг вот так же посмотрел на нее с состраданием.
— Осторожно, деточка. Ты заходишь слишком далеко.
Доброта, догадалась она, настоящая доброта тому причиной. Вчера ночью он видел, что она на грани срыва, и расслышал в ее голосе страх. Она не стала ничего отрицать, но, шагая за ним по лужайке к крыльцу дома, на котором свернулся уютным пушистым колечком Бранд, чувствовала себя хорошенько выпоротым ребенком.
