Килиманджаро, выплывающая из облаков, зеленые с желтизной леса горы Кения и слоны в залитом лунным светом водоеме в ту ночь, когда мы остановились в знаменитом отеле «Тритопс»…
— А теперь куда? — спросил он.
— В Лондон, — коротко ответила я. — Так уж получилось. — И когда молчание слишком затянулось, полюбопытствовала: — Вы тоже?
— Не совсем. Надеюсь отправиться в самую прекрасную часть страны — на север.
Прислушиваясь к его произношению, я решила, что мой собеседник собирается сказать — в Шотландию, но он этого не сказал, и я удивленно посмотрела на него.
— Вы ведь шотландец, да?
— Я? — Мистер Невидимка как-то странно фыркнул и, покачав головой, добродушно признался: — Да, я шотландец и даже не мечтаю, что смогу когда-нибудь это скрыть.
— Только не с таким голосом, — заметила я.
— Голосом? — Он оживился.
— Я имела в виду ваш акцент, — поправилась я.
Разговор был глупым, но я даже почувствовала сожаление, когда загремели подносы с завтраком, заставляя пассажиров принять вертикальное положение, и проснулась Элейн.
— Разве не рано для завтрака? — недоуменно пробормотала я.
Синие глаза мистера Невидимки снова спрятались за темными очками.
— Вероятно, они торопятся из-за погоды, — предположил он. — Я понял, что в сообщении из Женевы было предупреждение о турбулентности.
Утро было прекрасным, и я надеялась, что прогноз окажется ошибочным. Но прежде чем мы покончили с сандвичами — ароматный хлеб, тонкие ломтики бекона и помидоров, — капитан объявил о надвигающейся грозе и о том, что нас «немного потрясет».
— О, дорогая, я знала, что добром дело не кончится! — дрожащим голосом произнесла Элейн. — Я всегда прихожу в ужас от болтанки.
У Барбары на все мои опасения всегда имелся один и тот же ответ: «Не бойся, этого никогда не случится». И с ней действительно никогда ничего не случалось. Я так и сказала моей бледнеющей на глазах попутчице и тем самым на некоторое время привела ее в чувство. Но как только мы покинули зону Франкфурта, картина за окном изменилась. Проливной дождь хлестал в иллюминатор и неистово отплясывал на крыле, черные тучи надвигались со всех сторон, гремели гулкие раскаты грома. Стюардессы сновали туда-сюда по салону, успокаивая пассажиров. Элейн сделалось совсем дурно, и, поскольку она успела сообщить мне по секрету, что находится на втором месяце беременности, я очень о ней тревожилась. К моему облегчению, стюардесса предложила ей перебраться в хвостовую часть самолета, где устроили лежачие места для страдальцев.
— Так и сделай, — посоветовала я Элейн.
К тому времени она совсем посерела лицом, но все еще продолжала храбриться.
— Я не могу. А как же Трейси?
— А что Трейси? — с притворной беспечностью отозвалась я. — Я пригляжу за ней.
Поблагодарив, но продолжая слабо протестовать, Элейн все же позволила помочь ей встать с кресла. Трейси, однако, наше соглашение пришлось не по вкусу.
— Куда пошла мамочка?
— Прилечь на несколько минут, — успокоила я. — Она скоро вернется.
— Я хочу пойти с ней, — заявила девочка, извиваясь на сиденье под ремнем безопасности.
— Нет, дорогая. Мы с тобой сейчас послушаем новую сказку, — оптимистически пообещала я.
Но Трейси не хотела никаких сказок. Сначала ей нужна была мамочка, затем понадобился бумажный пакет. Только поняла она это слишком поздно. Моей серой льняной юбке очень хотелось, чтобы она узнала об этом вовремя.
Испуганная тем, что произошло, Трейси закричала, с отвращением глядя на свое платье:
— Это на моем платье! Сними это! Убери, убери!
К счастью, мы уже выбрались из зоны грозы, гром утих, и дождь больше не стучал по крыльям. Когда я пыталась очистить себя и Трейси, вернулась стюардесса и сообщила, что Элейн чувствует себя значительно лучше, вскоре после этого капитан объявил, что мы можем расстегнуть ремни безопасности. Через час, сказал он, будем приземляться.
Мне хотелось пойти умыться, причесаться и, по возможности, привести юбку в порядок. Трейси, казалось, готова была вот-вот уснуть, но, к сожалению, как только я собралась выскользнуть из кресла, она открыла глаза и вцепилась в меня двумя руками. О боже, и с этим ничего нельзя было поделать!
Можете поверить мне на слово, я страшно удивилась, когда чья-то рука коснулась моего плеча. Мистер Невидимка, о котором в эти сумасшедшие часы я почти забыла, наклонился ко мне.
— Если вы хотите пойти… — он сделал деликатную паузу, — умыться, я пригляжу за девочкой.
— О, даже не знаю, — пробормотала я, когда оправилась от изумления. — Это очень любезно с вашей стороны, но, боюсь, Трейси будет возражать…
— Не будет, — уверенно заявил мистер Невидимка. — У меня есть свои дети.
Странное выражение промелькнуло на его лице, но тут же исчезло, и он устроился в кресле, которое я только что освободила. Глаза Трейси, полные слез, широко открылись.
— Привет, Трейси. Как ты? Хочешь конфетку?
Из его кармана с таинственным шелестом появился пакетик, и на личике девочки, как по мановению волшебной палочки, засветился интерес. В следующий момент я услышала:
— Отлично. А теперь я тоже возьму одну, чтобы составить тебе компанию.
И вновь знакомая улыбка и проказливый взгляд, почти как у Хайда и Джекила [3]. Мистер Хайд, скрывающийся за темными очками, не знал бы, что сказать ребенку, доктор Джекил, выглядящий без очков значительно моложе, наверное, обожал играть со своими детьми. Интересно, сколько их у него, какого пола и живут ли они на севере Британии?
— Больше всего я люблю красные, — говорил он, когда я наконец осознала, что на меня уже никто не обращает внимания: Трейси уютно, как котенок, устроилась у него на руках.
Такой случай нельзя было упускать. Я отчистила юбку, умылась и подкрасилась. Наверное, прошло минут десять, прежде чем я вернулась в салон.
Моторы ритмично гудели, многие пассажиры воспользовались услугами бара и оживились. Но когда я добралась до своего места, на фоне шумового сопровождения мне послышалось кое-что еще, какое-то невнятное, очень тихое пение, раздававшееся со стороны взъерошенной головы и широких плеч в синем пиджаке. Мистер Невидимка пел едва слышно, а Трейси крепко спала.
— Если не возражаете, — шепнул он, — займите мое место, думаю, так будет лучше.
Я молча села, напрягая слух, чтобы различить мелодию, которая привлекла мое внимание раньше, но, к сожалению, она была слишком тихой.
До приземления оставалось еще минут пятнадцать. Трейси проснулась, свеженькая и довольная. Мистер Невидимка усадил девчушку на место и отрегулировал ремень безопасности.
— Теперь и я могу сходить умыться, — серьезно сказал он.
— А я хочу поблагодарить вас от себя и от мамы Трейси, — восхищенно отозвалась я. — Это было замечательно!
Вскоре вернулась Элейн. Я рада была видеть, что она полностью восстановила свои силы.
— Ужасно сожалею, что так случилось, — извинилась она. — Трейси хорошо себя вела?
— Дядя угощал меня конфетами, — важно сообщила ей Трейси.
Подошел мистер Невидимка с гладко зачесанными волосами и выбритым подбородком. Галстук висел ровно, темные очки вновь были на месте. Он сел и пристегнул ремень безопасности, не глядя на нас. Спокойный и скучный мистер Хайд вновь вступил в свои права.
— Что это за странный звук? — вдруг спросила Элейн.
— Не знаю, — честно ответила я. — Я всегда считала, что чем меньше знаешь о вещах, которые производят подобные звуки на самолете, тем лучше.
— Это ненормально, — заявила Элейн уверенно. — О, Деб, мы же не можем вляпаться во что-то еще!
