– Ну, смотря о каком оружии говорить, Владислав Георгиевич… вот например, это… - она положила руку на широкий стальной клинок огромного меча с непомерно длинной рукоятью, разделенной пополам поперечиной. – Это немецкий пехотный меч XVI cтолетия. Смотрите, как он огромен!
Лилия Николаевна любовно провела пальцами по клинку до самой гарды. Он следил за ее движениями, как завороженный: следил, как ее длинные алые ногти медленно скользят по серо- голубоватой стали, и как они сами похожи на стальные клинки… «В детстве у меня даже прозвище было такое – Бритва!» - вдруг вспомнились ему ее гордые слова…
- Такой меч был предназначен для взламывания рыцарских доспехов, - продолжала Лилия Николаевна. – Средневековый немецкий пехотинец использовал его против рыцарской конницы! Подумайте, какой выучкой необходимо было обладать, чтобы сражаться в рукопашной схватке несколько часов кряду таким мечом, я уж не говорю о силе и выносливости! Это очень тяжелое оружие, и мне, конечно, трудно совладать с ним – я ведь все-таки не более, чем женщина!
Лилия Николаевна чуть виновато и очаровательно улыбнулась.
– Лично мне более подходит вот этот меч… - она дотронулась до соседнего клинка. – Это японская катана ХVII века. Вот она мне куда более по руке.
Владислав Георгиевич и моргнуть не успел, как эта самая катана вдруг очутилась в руке Лилии Николаевны. А в следующую секунду госпожа Гончарова уже стояла перед ним во весь свой рост и, держа меч за рукоять обеими руками, направляла острие клинка к его горлу, удерживая его кончик на расстоянии не более сантиметра от его кадыка, судорожно ходившего вверх-вниз.
- Пожалуйста, сидите смирно, - спокойно сказала Лилия Николаевна. – Не то можете порезаться. Ручаюсь, что вы даже не заметили, как оказались полностью в моей власти. Всего лишь доля секунды, правда?..
- Это уж точно…- прохрипел ошеломленный гость сдавленным голосом.
- А теперь, - продолжала она все так же спокойно, - еще доля секунды, и ваша голова покатится по полу в дальний угол моей гостиной. Уверяю вас, вы не успеете даже понять, что произошло. Мне хватит одного только взмаха, чтобы сразу снести вам голову с плеч…
Владислав Георгиевич невольно выгнул свое тело дугой, когда острие коснулось его кожи снизу подбородка… Всего на долю секунды, но этого хватило, чтобы на лбу его выступила испарина. Лилия Николаевна отвела в сторону катану. Он сразу же расслабился...
- Надеюсь, я ответила на ваш вопрос? – невинно улыбнулась она.
- Более чем, - отвечал он все еще в сильном волнении. – И я уже заметил, что вы предпочитаете практические действия всяким там пространным объяснениям.
- А еще что вы заметили? – заинтересованно спросила госпожа Гончарова, водворяя японский меч на его привычное место.
- Еще…- пробормотал он, постепенно успокаиваясь. – Еще заметил, что вы весьма увлечены далеко не только книгами…
Лилия Николаевна довольно рассмеялась.
- А я давно заметила, что вы весьма наблюдательны, - отозвалась она. – Ну ладно, будем считать, что я немного взбодрила вас! И давайте пить чай, а то он чересчур остынет…
Надеюсь, вы не предпочитаете крутой кипяток?
- Нет, Лилия Николаевна, я предпочитаю умеренно горячий чай…
- Тогда прошу вас…
Хозяйка присела в другое кресло, расположенное против гостя, и взяла с под носа чашку, приглашающей улыбкой предложив ему взять свою. Владислав Георгиевич с наслаждением отпил глоток: чай был ароматный, чуть пряный, в меру горячий, с очень изысканным и приятным вкусом, в котором ощущалось что-то необычное. Сразу захотелось выпить много этого напитка, но Владиславу Георгиевичу не хотелось произвести впечатление не очень воспитанного человека, и он закусил свежим печеньем. Между тем Лилия Николаевна что-то рассказывала и о своей коллекции оружия, и о том, как она постигала искусство обращения со стальными клинками… Он отпивал глоток за глотком, но слушал как-то рассеянно: в какой-то миг ему подумалось, что попроси она его повторить сказанную ею фразу, то он затруднился бы с ответом. Возможно, это могло бы его встревожить, если бы он так восторженно не любовался госпожой Гончаровой – она была ослепительна в этом прикиде: красное платье, золотые драконы, кроваво-красные ногти, красные туфли… даже ее гладкая кожа отливала этаким манящим красновато-золотистым сиянием. Она ошеломляла, завораживала… вдруг он едва не уронил голову на грудь, и резким движением снова вскинул ее.
- Ну, Владислав Георгиевич! – донесся до него будто издалека ее слегка озабоченный и снисходительный возглас. – Похоже, вы засыпаете… переутомились сегодня, наверное! Может, перейдете на диван? Не стесняйтесь…Хотите, я вам подушку принесу?..
Владислав Георгиевич хотел ответить, но не смог. Совсем близко перед собой он увидел ее лицо, и понял, что она склонилась над ним. Она смотрела прямо ему в глаза – смотрела пристально и внимательно, и взгляд ее карих глаз был холодным и жестким. Потом вдруг начал меркнуть свет – меркнуть очень быстро и неотвратимо, пока не наступил мрак. В последний раз перед его взором огненным контуром вспыхнул абрис ее лица, и тут же наступила кромешная тьма…
Вечером понедельника капитан Порошин сидел в кабинете следственного отдела и сосредоточенно листал свой рабочий блокнот, испещренный отрывистыми поспешными записями, в которых кроме него самого едва ли кто мог разобраться. Уже было довольно поздно, и многие сотрудники разошлись, но Порошин, как это обычно бывало, задерживался… В кабинет заглянул старший лейтенант Федор Ухов, его давний товарищ по совместной работе, шустрый, оборотистый парень тридцати с небольшим лет.
- Все высиживаешь, Сергеич? – весело спросил он. – Поехали лучше домой, а?
- Сейчас поеду…- сумрачно отвечал Порошин, рассеянно листая блокнот. – Если хочешь, можешь обождать, поедем вместе…
- Ты ведь на колесах, Сергеич… Коли подбросишь до 5-го микрорайона, так подожду! А так что мне тебя ждать – только время терять.
- А, ну понятно… шкурный интерес, да? – буркнул Порошин, не поднимая головы. – Что ж, подброшу… Как не подбросить, друг ведь все-таки.
Ухов с сумкой через плечо вошел в комнату и уселся напротив капитана на стул, закинув ногу на ногу.
- Шкурный интерес, Сергеич, ой, шкурный! Что ж поделаешь… время нынче такое вот шкурное. Ну да ладно… жду! Над чем хоть буйную голову-то свою ломаешь?
- Да все вот эти… пропавшие, - отвечал Порошин. – Девица эта, что пропала недели две назад уже.
- А, это у которой мамаша бизнес-вумен, да? – вспомнил Ухов. – Как ее… Пучкова. Она тогда ворвалась к нам, как торнадо: дочку найдите, дочку найдите…
- Она самая, - подтвердил Порошин, - которая все потом кричала, мол, только найдите, а я заплачу, я озолочу… Только что тут платить, когда очередной глухарь четко
вырисовывается. Ведь никаких концов…
- Да я помню, как ты начал это дело раскручивать, - заговорил Ухов, - и тут выяснилось, что мамаша-то про свою дщерь и знать толком ничего не знает: чем занимается, с кем тусуется… мамаша капусту рубила, и не до дочери ей! А беда тут как тут: пришла – отворяй ворота.
- Да…- кивнул Михаил Сергеевич, - а дальше и еще выяснилось: девушка жила на всем готовом, толком не училась, с курса на курс переползала еле-еле, на любую работу у нее аллергия. Всех интересов-то – мальчики, алкоголь, сомнительные компании… Травку тоже, оказывается, нюхала! Поведением отличалась буйным, агрессивным, все ходила – грудь выпячивала. В общем, постоянно на скандалы нарывалась! Ну, и нарвалась, видимо, а тут теперь ищи-свищи! Ни мать, ни подруги ни черта не знают: куда собиралась, с кем встречалась… Даже день, когда она пропала, и то не известен. Исчезла – и все! Как в воду канула.
- Думаешь, не живая? – спросил Федор. – Убили, завязали, спрятали?
