совсем приличным занятием, посмотрела в окно.
Сделав несколько приседаний, чтобы разогнать сон, Джефри уселся обратно за стол и вытащил из ящика голубую папку. Прикрыв ее руками, словно опасаясь, что Мардж ее сразу же схватит, спросил:
— Ну что, ты готова выслушать мой отчет?
Мардж, чувствуя, как волнение овладевает ею, кивнула и уселась напротив детектива.
— Но учти, от меня ты, возможно, услышишь совсем не то, что хотела бы услышать. Поэтому, — на мгновение он замолчал, давая возможность Мардж собраться с мыслями, — поэтому мы может оставить все, как есть. Я ничего тебе не расскажу, а ты будешь считать, что ко мне за помощью не обращалась, и в твоей памяти несколько дней, проведенных в отеле «У Бонни», останутся приятным воспоминанием. Выбирай.
Джефри замолчал и, закинув руки за голову, отвалился на спинку стула. Не желая мешать раздумьям Мардж, он прикрыл глаза.
Но Мардж и не собиралась раздумывать. Жить в неведении, в каких-то, пусть и сладких, грезах — это не для нее. Она хотела знать правду. Любую.
Выпрямив спину, положив руки на колени и сжав их в кулаки, Мардж сказала:
— Рассказывай. Всю правду рассказывай, все, что узнал.
— Будь по-твоему. — Джефри открыл голубую папку, достал из нее исписанный мелкими буковками листок и, уставившись в него, не поднимая глаз на Мардж, начал рассказывать.
Рассказ его не занял и пяти минут. Каждое слово, произносимое Джефри четко и с расстановкой, будто бы Мардж была неразумной девочкой, а он ей объяснял прописные истины, отпечатывалось в голове Мардж. Мардж не хотела верить рассказу Джефри, но верила. Потому что в самой глубине своего сознания, не признаваясь даже себе, знала, что все так и есть.
Вернее — ничего нет. Все, созданное ею в мечтах в отношении Артуро Морино, который за пару дней их знакомства превратился для нее в самого дорогого человека, не более чем фантом, грезы. И сейчас, слушая спокойный, даже сухой рассказ Джефри, Мардж физически ощущала, как рушатся в ее сердце придуманные картинки. Ей было странно, что Джефри не слышит того грохота, который сопровождает это разрушение, у нее же от него раскалывалась голова и разрывалось сердце.
Мардж хотелось только одного — закричать Джефри: «Замолчи!» и затопать от негодования ногами, но она молчала и продолжала слушать. Потому что знала — все, что он говорит, правда. Горькая, страшная, растаптывающая ее — но правда. И ее, эту правду, Мардж нужно принять и осознать. А приняв и осознав, отпустить от себя. Иначе она просто не сможет дальше жить. Ведь жить, зная, что тебя могут обмануть в любой момент, могут посмеяться над твоими сокровенными чувствами, могут размазать по земле твою душу, невозможно. Пропуская через себя слова Джефри, сгорая от их жгучей правды, Мардж училась жить по-новому. Через боль в ней зарождалась вера, что не все люди такие же подлецы, как встреченный ею не в самый лучший момент жизни Артуро Морино.
Мардж по-прежнему называла его этим именем, хотя Джефри сообщил, что у него совсем другое имя. Права была Роуз Вальмонт, когда намекала Мардж задуматься об этом. Правы были опрашиваемые по телефону Морино, которые ничего и никогда не знали о своем однофамильце Артуро. Ведь его просто- напросто не существовало в природе, его просто не было.
А был обыкновенный мошенник, зарабатывающий на своей яркой внешности, таланте перевоплощения и хорошо подвешенном языке. О да! Он знал, как понравиться женщине, недаром в свое время прослушал курс психологии в Иллинойском университете. Об этом факте Джефри сообщил с особенным ехидством.
Там же, в штате Иллинойс, совсем молоденьким юношей начал свою профессиональную, если это можно так назвать, деятельность. До сих пор помнят многие богатые вдовушки этого штата минуты любви с красавцем-испанцем. Но определенно не любят вспоминать, как исчезал из их жизни страстный любовник, не забыв прихватить с собой приличную часть капитала влюбленных вдовушек.
Вскоре штат Иллинойс стал тесен для профессионала-любовника, и тот перебрался в Нью-Йорк, где и вдовушек было побольше, и капиталы их позначительнее.
— И знаешь, что самое странное? — закончил вопросом свой рассказ Джефри. — Все, с кем мне пришлось поговорить, вспоминают об этом подлеце с придыханием, с блаженным закатыванием глаз. Нет, не понимаю я вас, женщин.
Мардж сидела, тупо уставившись в поверхность стола. Ее словно только что окатили из ведра холодной водой, отчего у нее сперло дыхание и помутилось в голове, и она никак не могла вернуться в реальность жизни. Молчал и Джефри, из-под опущенных ресниц наблюдая за Мардж. В комнате повисла гнетущая тишина.
Первым не выдержал Джефри:
— Ты как, в порядке? — спросил он, заглядывая Мардж в лицо, для чего ему пришлось наклонить голову почти к столу.
— В порядке, — эхом ответила Мардж, а потом, словно вынырнув из спячки, вскочила со стула и принялась ходить по комнате. — Я в порядке, — уже более осмысленным голосом повторила она. — Но я не понимаю. Хоть режь меня, но я не понимаю, что этому… этому… нужно было от меня? Зачем со мной он так поступил?
Мардж уже не называла его Артуро, но и произнести чужое имя не могла. Где-то глубоко внутри тоненькой иголочкой сверлила мысль: «А вдруг со мной у него было все правдой? А вдруг он меня не обманывал?».
Но этой вредной, совершенно лишней в голове Мардж мысли, к счастью, не дали разрастись, расцвести буйным цветом слова Джефри:
— А по-моему, с тобой все совершенно ясно. — Он с самодовольной, как показалось Мардж, улыбкой откинулся на спинку кресла и, прищурив глаза, спросил: — Ты помнишь, в каком номере проживала в отеле «У Бонни»?
От такого неожиданного вопроса Мардж остановила свой бег по комнате и уставилась на Джефри.
— В седьмом.
— Не просто в седьмом, а в самом лучшем номере отеля, — добавил Джефри.
— Да. Ну и что из этого? — еще не понимая, спросила Мардж. — Поселили-то туда меня совершенно случайно.
— А то, что он, — резко, словно подведя черту, сказал Джефри, — принял тебя за другого человека. Не для тебя предназначался седьмой номер, а как раз для богатенькой вдовы, собирающейся пожить в «сладеньком» отеле для собственного утешения после смерти старого, но богатого мужа. Да что-то у нее не вышло, не смогла она приехать. Вот тут как раз и ты подвернулась. Вернее не ты, а твоя Роуз Вальмонт с просьбой пристроить тебя на пару дней. Тебя и пристроили в номер, в который при другом раскладе ты никогда бы не попала.
Мардж устало уселась на стул. Сейчас для нее все встало на свои места, она все поняла. Не она понравилась красавцу-испанцу не она пленила его чувства, а денежки какой-то ей неизвестной вдовы. Не ей он говорил слова любви, рассказывал испанскую легенду и даже не ее доводил до экстаза в постели, а ту неведомую ей женщину. А когда узнал, что Мардж всего лишь писательница, зарабатывающая на жизнь сочинением любовных историй, трусливо сбежал, даже не попрощавшись.
А она? Она страдала, переживала, волновалась, что с ним что-то случилось. Ходила, унижалась, узнавала… Так ей и надо! Но почему же так горько на сердце? Почему слезы подбираются к глазам?
Нет, только не плакать. Он не заслужил слез. Я не буду, ни за что — эти и подобные этим мысли роились в голове Мардж. А напротив сидел Джефри Уайт, которого она любила в детстве и которого не видела долгих десять лет, и молчал.
Мардж была безумно благодарна ему за то, что он ничего не говорит и даже не смотрит на нее. Это ее дело, ее проблема, и Мардж должна с ней справиться самостоятельно. И она справится! Обязательно!
17
