Было видно, что добиться от Квизиба необходимых сведений будет непросто. Не потому, что легендарный советник привередничал или не хотел раскрыть того, что знал. Просто Найл задавал ему вопросы на «человеческом» языке, а Квизиб – не часто, видимо, общавшийся с людьми – несколько от этого терялся, все равно что человек, слушающий речь с иностранным акцентом.
Найл, глубоко вздохнув, помедлил, прежде чем задать следующий вопрос.
– Повелитель Хеб Могучий рассказывал мне, как вы овладели этим городом. По его словам, он стал хозяином всех земель в междуречье. Однако сейчас ты мне говоришь, что вам не удалось покорить людей с севера. – Найл сделал паузу, но ответа не дождался; Квизиб, очевидно, не совсем понимал, о чем он спрашивает. Найл попытался разъяснить.
– Из какой земли приходили те люди?
– Не знаю. Мы никогда не задумывались.
– Неужто и в самом деле никогда?
– Поначалу. Нас не интересовали горы к северу от Долины Мертвых. Пользы от них не было никакой, и прибрежная равнина была слишком узкой.
Тут, наконец, ум Квизиба начал передавать телепатические образы – вначале Долину Мертвых с ее темным вулканическим озером, затем призрачные изломанные горы к северу с их удивительно острыми шпилями. Было заметно и то, что горы покрыты массивным ледяным панцирем: во времена Квазиба Мудрого земля только начинала вызволяться из тисков великого оледенения.
Найл поразился ясности мысленного образа, который был, пожалуй, даже четче и достовернее, чем недавняя панорама тех же гор, переданных через ум Асмака. Казалось невероятным, что память – особенно у такого глубокого старика как Квизиб – может сохранять такую удивительную, поистине фотографическую четкость.
Теперь, когда умы у них находились в близком контакте, общаться внезапно стало легче. Поняв, что Найл интересуется панорамой северных гор, Квизиб задержал и увеличил образ так, чтобы Найл мог изучить их более подробно. Сразу же бросалось в глаза, что в конце великого оледенения озеро в центре было неизмеримо больше, а текущие из него реки более бурными. Питающие озеро горные ручьи напоминали каскады белой пены, они наполняли котловину до краев, и берега, крутизну которых уже уяснил для себя Найл, были скрыты под черной водой.
Найл задал вопрос, что вертелся на языке с того самого момента, как взгляд упал на эту долину.
– Почему эта местность называется Долина Мертвых?
– Несметное число наших сородичей погибло там в ночь великой бури.
– Как это произошло?
Квизиб вместо ответа воссоздал образ небывалого ливня, который сменился образом вздувшейся полноводной реки, что бушевала в долине, сметая тысячи пауков, нашедших себе прибежище под южным склоном горы. Картина продлилась лишь секунду (Квизиб, видно, не горел желанием продолжать), но Найл уже и от этого потрясения смолк, затаив дыхание. Тот же эффект, очевидно, оказало видение и на остальных присутствующих.
– Но зачем вы собрали такие полчища в долине?
– Отсюда должен был начаться поход на север, на поиски врага.
– Ты же говорил, что вашим сородичам не было дела до северных земель.
– Это так. Но приходилось постоянно быть начеку на случай нападения.
Теперь ум Квизиба изображал небольшой прибрежный город с белыми домами, зелеными террасами и зданиями, в которых Найл признал старые церкви. В окружающей город равнине и двух куполообразных горах было что-то смутно знакомое. Найл, вздрогнув от волнения, узнал город Сибиллу, который видел час назад. Правда, он тогда видел пустые захламленные улицы и закоптившиеся стены домов, вместе с тем силуэты гор не оставляли сомнения, что место именно то.
И тут Квизиб чередой емких образов поведал историю трагедии в Долине Мертвых.
Прибрежный городок Сибилла был тем местом, где по возвращении из северых пустынь скрывался Хеб. Больше века назад тот город спалил Скапта Хитрый. Люди бросили это место навсегда, поскольку среди руин было полно отвратительных слизистых тварей (Найл уже знал, что тело паука со смертью превращается в более низкую форму жизни – гриб-головоног – спрутоподобное беспозвоночное, абсолютно безопасное для взрослого человека, но не упускающее случая обвиться вокруг спящего младенца и, удушив, съесть). Пауки не боялись этих тварей, поскольку те легко управляются силой воли. Потому Хеб и его подданные много лет прожили среди руин, не раскрытые ни Бакеном Ужасным, ни его сыном Бакеном Справедливым. Кочующих скотоводов, если подходили слишком близко, пауки хватали и обращали в рабство. И вот однажды на Квизиба снизошло, что у него во власти ключ к покорению людского рода. Теперь младенцев отнимали у родителей и воспитывали как пауков. Вот это новое поколение паучьих слуг и помогло Хебу Могучему свергнуть Бакена Справедливого и стать повелителем в городе пауков.
Через сорок лун все твердыни двуногих пали, и Хеб стал непререкаемым властелином мира. Однако покорение далось не легко. Несмотря на высокую силу воли, мало кто из тогдашних пауков мог тягаться в единоборстве с человеком. А вооруженный до зубов вояка, бешеный от выпитого вина, так и вообще мог разделаться с дюжиной смертоносцев прежде, чем те сообща успевали парализовать его сжимающую меч руку. Воина же, одетого в защитные доспехи, не брал и яд. И поскольку люди в ту пору несравненно опережали пауков числом, война была долгой и изнурительной; после одного крупного поражения Хеб даже подумал, не возвратиться ли в земли севера. Но с помощью великой богини удача в конце концов оказалась на стороне пауков, и владения Хеба раскинулись от пустынь Хайбада до Серых Гор на севере.
И вот на двадцать пятом году жизни, когда ногам невмоготу уже стало поддерживать вес тела, Хеб спустился в священную пещеру под своей столицей и перешел там в царство неживых. Титул Смертоносца- Повелителя перенял его сын Касиб Воитель, возглавлявший последний поход Хеба на людей южной пустыни.
В последние годы правления прибрежный городок, называвшийся у людей Сибиллой, служил Хебу и его приближенным летней резиденцией: великое оледенение к той поре уже завершилось, и лето становилось все жарче. Городок заново отстроили рабы под надзором верных двуногих слуг Хеба, и смертоносцы часто разделяли одни и те же здания со своей челядью, предпочитая селиться на верхних этажах. В летнюю жару отрадно было ощущать прохладное дуновение морского ветра. Хеб же, состарившись, начал все чаще грезить о своем детстве в холодных землях севера.
Он отрядил туда отряд следопытов и от них узнал, что лед там отступил, а на болотах полно птиц и всякой прочей дичи. И вот через год после смерти Хеба его сын Касиб послал своих нескольких верных слуг под началом Мадига, внука Галлата, выбрать место для нового города.
Однако Мадиг бесследно исчез, и поисковый отряд из пауков и двуногих вернулся ни с чем. Следы терялись где-то в горах к северо-востоку. Но Касиб отказался поверить, что дюжина человек может затеряться без следа
– даже в опасных пустынях Кенда – и послал на розыски второй отряд под началом знаменитого следопыта Тубина. Тубин вскоре вышел на след и отыскал место последней стоянки Мадига. А в десятке миль от того места нашлась и единственная подсказка – кинжал, утопленный рукоятью во влажную землю так, что лезвие указывало в сторону Серых Гор на западе. Жена Мадига признала кинжал мужа и сказала, что он всегда носил его, пристегнув ножны к левой лодыжке.
Тубин сделал вывод, что на отряд Мадига напали среди ночи и взяли без боя. Увели их на запад. На пути они, видно, ненадолго останавливались – может, перекусить – так что Мадиг улучил возможность вынуть кинжал и хотя бы так указать примерное направление, в котором их вели. Рукоятку он специально вогнал в землю, чтобы любой нашедший догадался, что перед ним именно знак, а не случайно утерянная вещь.
Тем не менее, при дальнейших поисках не помог даже опыт Тубина. Весь этот и следующий день следопыты шли в сторону Серых Гор, тщетно высматривая хотя бы намек на следы очередной стоянки. Добравшись до унылых горных отрогов, они окончательно разуверились и повернули обратно.
Касиб рассудил, что на Мадига, вероятно, напали какие-нибудь кочевники или кучка дезертиров из разбитого им, Касибом, войска. Но и воздушные дозоры, облетевшие вдоль и поперек пустыни Кенда и всякую обитаемую долину в Серых Горах, не нашли следа.
И вот однажды на исходе лета стражник, стоящий на городской стене Себиллы, приметил одинокого
