Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 05

заклинанием оберегаю,

воров не подпускаю.

Стоит, да мое,

стоит, но, вор, не твое.

Тебе, вор, станет чужое,

а мне мое, дорогое.

Кто это себе возьмет,

скорой смертью умрет.

Мать-земля, Бог-отец,

кто мое возьмет,

тому жизни конец.

Аминь. Аминь. Аминь.

Разные по цвету глаза (от вреда)

Существует поверье, что люди с разным цветом глаз, навлекают на других неприятности.

Оберег от этого читают, глядясь в зеркало, в нечетное число:

Синий глаз, серый глаз,

карий глаз, черный глаз,

смотри мимо нас. Аминь.

Нагнать дурной сон

Ты бы, раб (имя), спал

ты бы дремал.

Во сне бы мучился

и страдал.

Сипел бы, храпел бы,

вертелся бы колесом,

извивался ужом.

Слово, дело.

Аминь.

Выкрутиться из беды (или отвязаться от посягателей)

Иду, иду, веду, веду,

заведу, запутаю,

в молитву закутаю,

глаза отведу,

любой дорогой пройду

и миную беду.

Храни меня Бог.

Аминь.

Читают в тяжелейших ситуациях.

При нежданной неприятности

Кланяются на четыре стороны и говорят:

Ко мне, Спасители,

ко мне, Крестители.

На меня обернитесь.

За меня заступитесь.

Кто после вас

меня обидит,

тот вовеки

добра не увидит. Аминь.

Наказать обидчика

Дожидаются, когда он пройдет, смотря ему в спину, шепчут врастяг:

Иди, стрела, с болью, слезами,

нехожеными тропами,

через его кровь,

не в глаз, не в бровь,

а иди прямо в сердце.

Щепи его и коли его,

бей его, дери его,

накажи его, изведи его —

обидчика моего (имя).

Ключ, замок, Аминь.

Особый случай

Отречение от дочери (исповедь умершей)

У меня на столе несколько листов бумаги; кривые буквы, неровные строчки говорят о том, что письмо написано лежа или же слабой рукой больного человека. С первых же строк письмо втягивает меня в какую-то безысходность. Не выдерживаю и заглядываю в последний лист, где обычно ставят номер телефона, если он есть. Спрашиваю Аннелию Петровну, мне отвечает женский голос, что А.П. умерла. И тут же интересуется, а кто ее спрашивает. Я положила трубку: значит, передо мной письмо мертвого человека. Читаю снова с первой строчки. Многие слова расплылись, то ли от слез, то ли от лекарств. Временами написано так неразборчиво, что догадываюсь только по смыслу. «Наталья Ивановна, ни я, ни вы не знаем друг друга. Мне 83 года, я умираю от старости. Зачем я пишу вам, сама не знаю. Мне так тяжело. Умирать страшно всем, поверьте мне, дорогая моя.

Неужели я прожила столько лет? Я уже и сама в это не верю. Жизнь ушла быстро, как посмеялся кто-то. Из человека некогда умного, сильного и красивого получается беспомощный скелет с кучей болезней и страхом, что завтра тебя уже может и не быть.

Мы так глупы, что, будучи молодыми, не понимаем этого. Как страшно, что тебя закроют крышкой гроба, забьют гвоздями и опустят в могилу. И все. Как будто не было тебя никогда. Мысли каждый день о смерти, пощады нет, нет помилования. Если бы люди осознавали вовремя страх и истинную реальность того, что тебя скоро не будет, они бы не убивали за деньги и не творили зла, а больше улыбались, смотрели на цветы и радовались друг другу, потому что после смерти люди обречены на вечную одиночную камеру, где ни за какие сокровища не увидишь ни одного человека.

С каждым прожитым днем мы приближаемся к своему концу. Наверное, людям легче умирать, если у них остаются хорошие дети. У меня же это не сложилось.

Есть у меня дочь, но я от нее отказалась, а квартиру свою отписала соседям, потому что они кормят меня, ухаживают и похоронят. Так мы с ними договорились, и я им верю. Но все чаще стало меня давить сомнение: не зря ли я так поступила? Никому я этого не говорю, а только вам, Наталья Ивановна. Давит меня тоска и жалость к дочери. И уже не помню или не хочу помнить всю ту боль и обиду, которую она мне наносила.

Много лет пьет она и не работает. И, Бог знает, на что она живет. И била меня, и позорила, и из дому все тащила, пропивала.

А когда я слегла, придет и говорит: „Болеешь, а все сдохнуть не можешь'. Сунет руку под матрац, заберет пенсию и уйдет на две недели. Не вспомнит, что я без хлеба. Дом наш кооперативный, мы все в нем давно живем. Соседки то одна, то другая супу принесут.

Как-то пришла дочь и стала хитрить: „Мама, мама, прости'. Даже плакала. Взяла денег на лекарство и ушла, а на ту пору мне было так плохо! Соседка зашла, перемыла все, что могла, меня помыла. Накормила меня. Я ей и говорю: «Приведи мне нотариуса. Я тебе квартиру отпишу, но ты меня не бросай только, не обмани и схорони, чтоб как человека. Не хочу, чтоб в общую яму из больницы как безродную отвезли». Та