понятно, что она не привыкла ничем делиться. Она при мне часто называла мужа «маменькин сынок». «Иди к маменьке, она тебе укажет, как лучше жить», – только и слышно было. День ото дня она обрабатывала Олега, приписывая мне все новые и новые провинности. И наконец ее усилия принесли свои плоды. Сын не стал появляться у меня, а если и прибегал, то дальше порога не проходил. Постоит минуту —и убегает! Если же я сама приходила к ним, то он нарочито грубо разговаривал со мной, а то и вовсе молчал. Сноха же никогда не приглашала пройти в комнату, вот и получалось, что уходила я из своей бывшей квартиры с тяжелым сердцем.
Однажды я попыталась поговорить со снохой. Пришла, когда сына дома не было, и говорю:
– Танечка, я ведь вас с Олегом люблю, почему же вы меня не любите?
А она отвечает:
– А почему я вас вообще должна любить? У меня есть своя мать. – А потом добавила: – Я, если хотите знать, вас терпеть не могу. Вы ведь хотели откровенного разговора? Вот я вам и говорю все как есть.
Тогда я заплакала и спросила:
– А за что ты меня ненавидишь?
– Было бы за что, – ответила сноха, – то вообще бы убила.
С этими словами она ушла в другую комнату, хлопнув дверью.
Не знаю даже, домой добралась. Давление подскочило так, что аж кровь пошла носом. И тут меня позвали на вахту к телефону. Я взяла трубку и услышала голос сына. Не поздоровавшись, он грубо сказал:
– Никогда больше не приходи к нам домой, поняла? – И бросил трубку.
Не знаю уж, что сноха ему там наговорила, но с этого раза он ко мне так и не приходил. У меня ведь нет никого, кроме сына, а сыну я больше не нужна, он хочет во всем жене угождать.
Дорогие мои женщины, матери, любая из вас запросто может оказаться на моем месте. Поверьте, это невыносимо больно».
А вот другое письмо:
«У меня трое детей, две дочери и сын Костя. Парень до того хороший, в наше время таких и не найдешь! Добрый, ласковый, веселый, закончил институт с красным дипломом.
Познакомился он с женщиной, а у нее двое детей. Нам с отцом это, конечно, не понравилось. Молодой еще, своих детей нет, а тут чужих растить нужно. Я сыну и говорю: «Свои будут да еще этих двое… Придется тебе всю жизнь только на еду работать. Ничего хорошего не увидишь. Не торопись, сынок, проверь свои чувства».
Так я его уговаривала, плакала. Думаю, понять меня не трудно, каждая мать хочет своему ребенку только хорошего. А у него ведь до этого других девушек не было!
Решила я поговорить со своей будущей снохой. Собралась и пошла к ней.
«Пожалей его, если ты и вправду его любишь, – говорю. – Ведь ему теперь ничего не остается, кроме как пахать по-черному всю жизнь. Народишь ты ему еще детей, вот и будет он тянуть лямку».
В общем, узнала моя будущая сноха, что я против их брака. А Костя-то все равно женился на ней. А она, видно, испугалась, что мы и дальше с отцом в их жизнь лезть станем, постараемся их развести, поэтому поставила условие: «Или я, или твои родители».
Три года сын к нам не приходил…
И вот как-то слышу, звонит кто-то. Открываю дверь: сын. Обнял он меня, плачет, просит прощения, кается, клянет себя за то, что на поводу у жены пошел. «Я ей так и не смог этого простить», – сказал он.
Как потом выяснилось, вначале все было нормально, но сын все время переживал и постепенно начал от жены отдаляться. В конце концов он и вовсе начал ее ненавидеть.
К жене своей сын так и не вернулся. И то ведь подумать только, на что надеется человек, когда начинает настраивать ребенка против родителей! Ведь все равно кровь свое возьмет.
Мне хочется сказать молодым девушкам: не объявляйте вы войну родителям своих мужей, рано или поздно ваше зло обратится против вас же».
А вот какое я однажды получила страшное письмо:
«Семь лет назад схоронила я Славочку, сыночка моего. В его смерти виновата я, и только я. Теперь живу я одна-одинешенька. Есть у меня внучка Вероника, но ее сноха увезла к себе домой на Украину. Тяжело мне обо всем вспоминать, но я должна это сделать, ведь, может быть, прочитав мое письмо, кто-то одумается и не повторит моей ошибки. Наталья Ивановна, Вы в своих книгах не только учите нас нужным молитвам и заговорам, но и дарите надежду на лучшую жизнь тем, кто давно ее потерял. Ваши книги – все равно что материнское плечо, к которому каждый может прислониться, поплакать всласть, рассказав о наболевшем, и быть уверенным в том, что его поймут и не осудят.
Когда я читаю письма незнакомых мне людей, я искренне жалею их и молюсь за них. Может быть, и меня кто-нибудь пожалеет и помолится за меня, грешницу.
Вот уже скоро семь лет, как я просыпаюсь среди ночи, смотрю на фотографию сына и терзаюсь страшным чувством вины. Ведь это я довела его до самоубийства. Характер у меня властный, все время мне нужно на своем настоять, поэтому я всегда принимала решения за сына. Сколько он девушек ко мне ни приводил, ни одна мне не нравилось: эта глупая, эта нахальная, эта курит, эта некрасивая или, наоборот, слишком красивая, а значит – будет изменять, и так далее.
Но вот появилась Аня. По тому, как сын смотрел на нее, как собирался и бежал на свидание, я сразу поняла, что он влюблен по уши. Только за это я и невзлюбила будущую сноху. Я попробовала остудить пыл сына, но он неожиданно дал мне отпор, заявив, что решил жениться, и все тут! А мне уже виделось, как она сядет моему сыночку на шею. Меня бесило, что он тратит столько денег на цветы и подарки. Я думала: «Если бы она его действительно любила, то не позволила бы пускать деньги на ветер. Ведь он их не ворует, а зарабатывает тяжелым трудом».
После свадьбы они стали жить со мной. Своего отношения к снохе я не скрывала, и мы с ней часто ссорились. Затем она забеременела, и я вместе с ней стала ненавидеть еще не родившегося ребенка. Мне казалось, что таким образом сноха собирается еще крепче привязать к себе моего сына.
После родов сноха не пожелала возвращаться к нам в дом, и сын ушел с ней. Я немедленно выписала их из квартиры, чтобы она впоследствии не могла наложить на нее лапу. В том, что я их когда- нибудь разведу, я не сомневалась ни минуты. Я представляла себе, как сын, соскучившись по моей заботе, по моим разносолам, быстро поймет, что его жена ни на что не годится. Как же я бесновалась, когда я узнала от людей, что у них все хорошо: внучка ухожена, в доме чисто и красиво, а они счастливы и любят друг друга! Мне бы тут остановиться, одуматься, но нет, подвел меня мой поганый характер! Я подговорила одну свою знакомую, и она, встретив Славочку, сказала, что я тяжело заболела и врачи говорят, что долго я не протяну.
Я хорошо знала своего сына – сердце у него всегда было доброе, – так что все верно рассчитала. Он тут же прибежал ко мне и увидел, что я лежу в постели, а на прикроватной тумбочке полно лекарств. Я специально в комнате несколько раз брызгала валерьянкой.
По тому, каким расстроенным выглядел сын, я поняла, что он чувствует себя виноватым. В надежде дожать его я слабым голосом сказала: «Ничего, сынок, лишь бы тебе было хорошо… Когда помру, тогда, может, поймешь, что я только тебя любила».
Потом он переехал ко мне, чтобы ухаживать за мной. Сноха и внучка с ним не поехали. Я все время стонала и делала вид, что нахожусь в забытьи. Сын вызывал врачей, а те лишь руками разводили, не понимая, почему мне так плохо. Когда они уходили, я жалобно стонала: «Кому мы, старики, нужны, чтобы нас лечить? Для молодых-то в больнице мест нет».
Сын говорил, что все равно заставит врачей положить меня в больницу и назначить лечение. Но я заклинала его дать мне умереть дома, а не среди чужих людей. Иногда сын бегал проведать
