Когда она наконец остановилась, то услышала, как Джон тихонько произнес:
— Бет!
Она резко обернулась. Джон стоял, прислонившись к стене, в дальнем конце комнаты. На нем были клетчатая рубашка с закатанными до локтя рукавами и коричневые брюки. Волосы еще мокрые — он успел принять душ и переодеться после того, как она ушла из гостиной.
Мирное очарование момента было нарушено; на Бет снова обрушилась реальность с ее тревогами. Стефан, Меган, Стефани… а теперь еще враждебность Джона.
— Я не имел представления, что ты играешь, Бет! — произнес Джон с искренним восхищением.
Он сам был музыкантом и мог по достоинству оценить талант Бет.
— Мы очень многого не знаем друг о друге, — холодно ответила Бет и отвела глаза.
— Это верно.
— Например, — продолжала она спокойно, — я думала, что мы друзья.
— Вот как? — Это прозвучало саркастически едко. — А собственно говоря, на каком основании ты так думала?
Бет пожала плечами. Она смотрела на клавиатуру. Джон молчал и не двигался с места.
— На том основании, что у нас все было общим, что мы много времени проводили вместе… «Бет- Стар». — Бет снова пожала плечами. — Ну, просто я считала, что мы друзья, вот и все…
— Этого еще недостаточно для того, чтобы так считать. Чтобы стать другом, Бет, необходимо теснее общаться, быть в курсе дел и чаяний друга. Заботиться о нем. — Джон помолчал и добавил сердито: — Тебе не кажется нелепым, что, зная, как я люблю музыку, да и ты, кстати, тоже, ты никогда мне не говорила, что играешь на пианино? За все эти годы ты ни разу об этом не упомянула!
— А ты никогда не говорил мне о Мерилин! — ощетинилась Бет.
— Я бы непременно сказал, прояви ты к этому хотя бы крошечный интерес. Я старался стать тебе другом, Бет. Пытался хоть что-то о тебе узнать, годами выуживал какие-то обрывки, мелочи… — Джон замолчал, потом произнес медленно и горько: — А ты ни разу не задала мне ни единого вопроса о моей жизни… даже самого простого, вроде «как поживаешь?».
Бет покачала головой. Нет, она этого не сознавала. Была убеждена, что знает Джона. Что они с ним друзья. Но в последние сутки она уже была не так уверена в правильности своих убеждений. И в самой себе…
Крупные слезы покатились у нее по щекам. Одна из них капнула на блестящую белую клавишу. Бет поспешила стереть слезу дрожащим пальцем.
Джон наблюдал за ней с удивлением, потом с раскаянием. Он был слишком резок с ней, оттолкнул ее от себя. Он пересек комнату и опустился рядом с Бет на банкетку у пианино. Ему хотелось коснуться ее и успокоить.
— Теперь ты начнешь злиться из-за того, что я плачу. Ты ведь и не думал, что я умею плакать.
— Действительно, не думал, но я вовсе не злюсь, а чувствую себя виноватым.
Бет повернулась к нему, ее глаза блестели от слез, но она улыбалась.
— Сказать по правде, Джон, я и сама не думала, что умею плакать. Это поистине ночь открытий.
— Прости, что я тебя обидел. Был к тебе недобрым.
— Но ты был честным. А я поступила самонадеянно, полагая, что ты дома и, безусловно, захочешь со мной поговорить, — извиняющимся тоном произнесла Бет, встала и направилась к двери.
Джон удержал ее за руку. Это удивило обоих, и Джон тотчас отпустил Бет.
— Я понимаю, что это очень тяжело для тебя, Бет, — сказал Джон.
— Что именно?
— Похищение.
— Откуда ты узнал? — прерывающимся шепотом спросила Бет.
— Прочел в газетах. И даже видел по телевизору.
— Что тебе известно?
— Ничего особенного. Но я думаю, что это ребенок Стефана и Меган. Иначе с какой стати она приехала бы в имение? И с какой стати тебе было мчаться сюда? Ведь миллион лет назад в Валентинов день ты рассказала мне о Стефане и Меган, когда собралась уезжать в Бостон. Ты еще говорила тогда, что, по-твоему, Меган беременна.
— И ты запомнил?
— Как я мог забыть? — тихо проговорил Джон.
Бет снова заплакала.
— Мне так жаль эту маленькую девочку! Я ужасно хочу, чтобы ее освободили, спасли. Я понимаю, насколько это тяжко для Стефана…
— Но?
— Но произошло еще что-то.
— Что же это? — С каждым вопросом голос Джона становился все нежнее; Бет не ответила, опасаясь, что, обрати она свои страхи в слова, они станут реальностью. — Ты боишься, что это вновь сведет вместе Стефана и Меган? Он сейчас с ней?
Бет кивнула, отвечая сразу на оба вопроса.
— Ты с ним говорила?
— Да. Но не об этом, разумеется. Знаешь, было что-то необычное у него в голосе.
Некая надежда в почти безнадежной ситуации. Надежда, которая могла появиться только в связи с Меган. Бет вздрогнула от страха и усталости. Она все еще стояла между пианино и дверью в полном расстройстве чувств. Стояла на расстоянии вытянутой руки от Джона. Он подошел к ней. Бет казалась такой слабой и беспомощной.
— Тебе холодно? Хочешь кофе? Или вина?
— Немного холодно. Мне пора.
Джон не собирался ее отпускать, особенно в таком состоянии. Ехать ей просто опасно. Он осторожно взял ее за руку и повел за собой.
— Сейчас я приготовлю кофе. Идем наверх к огню.
Бет молча смотрела, как он варит кофе и подбрасывает поленья в огонь. Села в большое кресло у камина и свернулась клубочком.
— Ты и поешь? — спросил Джон.
— Пою? Нет. Так, напеваю иногда близнецам.
— Почему у тебя нет пианино?
— Не знаю. До сегодняшнего вечера я даже не представляла, как мне его не хватает. — Она замолчала, чувствуя, как панический страх все сильнее ее охватывает. — Джон, что, если Стефан оставит меня? Что, если он вернется к Меган?
— Тогда ты выбросишь осколки и начнешь все сначала. Ты сильная женщина, Бет.
— Вовсе нет. Не думаю, чтобы я могла начать сначала, если он уйдет.
— Не будь смешной! — рассердился Джон.
— Ох, я забыла, что ты не любишь Стефана.
— Неправда. В тот единственный раз, когда мы с ним встретились — ведь ты за все эти годы лишь один раз пригласила меня к себе, — он мне понравился.
Это была правда. Стефан понравился Джону. Они встретились первый и пока единственный раз три недели спустя после переезда Джона в Кейп. На обеде, который Стефан и Бет давали его партнерам по юридической фирме. Джон понять не мог, чего ради Бет его пригласила. Сначала он отказался — ему не хотелось видеть ее в обществе мужа. Однако она настаивала, потому что настаивал Стефан, и Джон в конце концов согласился. Впрочем, ему тоже было любопытно посмотреть на Стефана.
Джон был рад, что побывал на приеме. Он никогда не видел Бет такой красивой. Она надела черное шелковое платье, облегающее фигуру; на шее, стройной и белой, сверкало бриллиантовое ожерелье. Зачесанные назад волосы подчеркивали большие влекущие глаза, слегка подведенные тенями. Женщина, которую он так хорошо знал, с блестящим умом и острым языком, выглядела сейчас красавицей южанкой, идеальной хозяйкой дома и женой.
Это нисколько не изменило чувства Джона к Бет, только сделало его более ясным и определенным
