евреем её законных денег! Денег заработанных её батьком! Прямых доказательств тому у неё не было, но внутренняя фатальная уверенность была. «Ах, батька! – нередко возвращалась она к своим воспоминаниям,– когда ты был рядом, я жила всласть! Беззаботно! Ни о чем не думая за твоей широкой спиной и твердой натурой! Хотя, конечно, Светка права, ты в жизни моей меня мало привечал, но ты ведь всегда был занят важными делами, а мне было довольно и того, что я любила тебя! А этот Фридланд забрал тебя у меня и неважно, по какой причине! Он достоин возмездия!» Конечно, не обходилось без подогрева подобных чувств, рассуждений и воспоминаний порядочным количеством алкоголя. Но результатом становилось неотступное, обсессивное желание Веры Васильевны выведать у старого еврея правду о деньгах отца и поставить точку.
Она понимала, что захватить или даже просто застать Льва Давидовича одного ей будет не просто. Несколько дней наблюдения дали ей понять, что объект редко выходит из дома, а если и выходит, то всегда не один. Он или в сопровождении недоросля сына, очень странного поведения, или и сына и жены. Сын же произвел на неё впечатление какого-то не от мира сего человека, ходящего рядом с родителем сгорбившись, уперев глаза в землю. При этом у обоих на лицах постоянно присутствовало этакое страдальческое выражение.
Она рассчитывала всё же, при помощи Андрея Степановича, отвлечь недоросля, приблизиться и поговорить с господином Фридландом один на один, прямо и сурово глядя ему в глаза. Как она заметила господин Фридланд, не пользовался услугами телохранителя. Впрочем, если этот план не удастся, у неё в запасе был и другой.
44
Артур, на сей раз, приехал в дом отца сам. Никто его не встречал в аэропорту, да и не было необходимости. Прошел год с его первого прилета и первой встречи с отцом, Новым Отцом, с Номи, новой супругой отца, и Шаем, своим новым младшим братом. Много было НОВОГО для него в этой Новой и очень старой исторически стране.
Он любил этот период в Израиле, когда ещё не очень жарко, хотя и от жары он не страдал, а главное ему нравился веселый праздник Пурим, с маскарадом, переодеваниями, свободой, правом напиться до потери чувствительности по прямому указанию ТОРЫ! Ого! Напиться от радости освобождения евреев от смерти, освобождения из рук злого Амана! Не то, чтобы Артур был пьяницей, но быть безгранично веселым на улицах всех городов страны и чувствовать снисходительные взгляды полицейских, это для него было высшим доказательством свободы и терпимости!
Дверь, как всегда, открыла Номи.
? О, Артур, как хорошо! Проходи! – она поцеловала его в щеку и крикнула мужу, – Арье, выходи их кухни, Артур приехал!
На её голос вышел и Шай. Он повзрослел. Стал общительнее. Смотрел прямо в глаза собеседнику. Может, ещё сохранялись некая чрезмерная застенчивость и задумчивость во взгляде, но перемены к лучшему были на лицо.
Артур приблизился и нежно обнял брата.
? Шай, как ты, мой дорогой? У меня для тебя несколько подарков… О, папа! Как я рад снова тебя видеть! Вас всех!
Он подошел к отцу и стиснул его в объятиях, не боясь быть непонятым.
? Ты приехал как раз к обеду. И вообще хорошо, что приехал в праздник. У нас ведь Пурим, – говорила Номи, накрывая на стол.
? Поэтому и приехал. Нравится мне этот ваш праздник. Я даже и костюм с собой привез.
Он достал из дорожной сумки камзол мушкетера, самый настоящий. Шай подошел, потрогал.
? Хочешь его? Бери, я переоденусь в другой костюм.
? Спасибо, но я приготовил костюм пирата. А этот настоящий?
? Конечно. Я взял его из реквизитов театральной студии, с которой я сейчас работаю.
Артур надел шляпу с пером на голову, а потом снял её и сделал реверанс.
45
Праздник Пурим наступил в самый разгар вечной войны Зимы с Весною. Налетали ещё холодные ветра с дождями, но сразу после них ярко и тепло пригревало солнце, и погода становилась самой приятной из всех дней года.
Прошел календарный год с прошлого праздника и произошедших за ним трагических событий в семье Бен Давид. Но для одних год это всего 365 формальных дней, а для других столетие! Для Арье, Номи и Шая этот год тянулся вечностью. Однако, как-то постепенно, незаметно всё начало успокаиваться. Страсти улеглись. Кровь остыла. Кризис миновал. Боль осталась. У обоих. А, впрочем, у всех троих.
В городах Израиля проходили веселые праздники с переодеванием детей и взрослых. Устраивались вечеринки, состязания на лучший карнавальный костюм, выступления. Проходили праздничные шествия переодетых в яркие шуточные костюмы граждан, играла музыка, бахали хлопушки, гремели трещотки. В городке К., где проживали Арье, Шай и Номи в этом году мэрия устраивала карнавал. Готовились загодя. Серьезно обсуждали костюмы, хлопотали, советовались, созванивались, собирались. Хлопоты эти отвлекали Шая от подавленного состояния. И вот день парада наступил. Погода стояла теплая, солнечная. Перекрыли движение на главной улице города и объявили маршрут шествия. И Оно началось! Цветные шары, огромные куклы из папье–маше, барабаны, крики, смех. Арье, Номи и Шай влились в толпу разодетых празднующих вместе с доктором Шапиро и раввином Эзрой со всеми его детьми. Люди подходили и подходили, дети брызгали друг на друга мыльной пеной, конфетти из хлопушек покрывало головы и шляпы веселящихся. Карнавальное шествие продолжалось. Арье, наряженный под Мордехая, ему приделали рыжую бороду из мочалки, скрутили чалму из цветного полотенца и надели длинный банный полосатый халат, шел рядом с Шаем, который был в костюме пирата. Его глаза следили за сыном, и на губах играла счастливая улыбка, может быть впервые за долгое время его напряженного и угрюмого состояния. Шай похорошел, подрос за этот год. Лечение, которое он получал после госпитализации, помогало ему справляться с «лишними мыслями» в голове. И у всех появилась надежда. За этот год Шай необыкновенно сблизился с Арье. Казалось, они всю жизнь были вместе и не было вовсе никаких четырнадцати лет разлуки, или, как выразилась Номи, безотцовщины. Это нужно было им обоим. Не меньше чем Шай, Арье чувствовал, как он нуждается в этом маленьком беззащитном мальчике, которого только сейчас «родил» для себя! То есть, как бы принял в свою душу, заключил в свое сердце и начал новую жизнь с ним и с новой семьей! Совсем другую жизнь, чистую, прекрасную, ведущую только к счастью и покою!
Не меньшей радостью, чем сближение с Шаем, стало для Арье сближение с Артуром, державшимся все эти годы на расстоянии и физически и морально. Принятие Артуром новой ситуации, добросердечное отношение к Шаю, своему новому младшему брату, да и к нему, к Арье, сделало Арье по–настоящему счастливым человеком.
Артур прилетал к нему уже дважды и сейчас прилетел снова на пуримские праздники. Артуру с первого же визита понравилась эта маленькая страна с её красками, жарой, морем, удивительно открытыми людьми и напряженной, бьющей через край жизнью.
Будучи человеком прагматичным с опытом, понимающим движущие силы человеческой души, Арье, всё же, отметал в сторону мотив материальной заинтересованности, приведший к нему Артура. Он, с началом Новой Эры в личной жизни, хотел верить, что и люди вокруг него будут Новые! Не как в его мутной прошлой жизни. Он разделил свою жизнь на Старую Эру, до его Возрождения, и Новую. Понимая относительность этой «красной линии», ведь и Шай и Артур были зачаты ещё в прошлой Эре, до рождения Нового Арье, он всё же пытался уверовать, что перемены к лучшему в человеке возможны! Поставив себя в жесткие рамки самой простой, аскетической жизни, и справляясь с этим довольно успешно, Арье Бен Давид, решил так и закончить жизнь праведником, если только можно добавить к его имени это звание. Все свои деньги он перевел брату, доверяя ему и их многолетним деловым и семейным отношениям, наказав разделить их между его детьми, после его естественной смерти.
Он жил на пособие от государства, нечто вроде пенсии для репатриантов, на подработку сторожем, на медсестринскую зарплату Номи. И ещё государство выплачивало ежемесячно приличные деньги на нужды Шая, кроме бесплатных поездок на особом автобусе в специальную школу при больнице, где Шай продолжил учиться, после вынужденного оставления обычной школы. Все это осуществлялось за счет государства, даже лекарства для Шая ничего семье не стоили. Такого подхода к больным детям со стороны
