Очевидно, отношение в каждом случае должно быть индивидуальным, и может колебаться от противостояния до диалога – в зависимости от того, с кем мы имеем дело.
Миссия в истории
Яркий пример того, как по-разному можно подходить к миссии среди различных аудиторий, нам оставлен в лице Ап. Павла. В Деяниях апостольских или Писаниях самого Ап. Павла мы находим противостояние – и оно касается иудеев, не признающих Христа. Однако это противостояние не выливается за рамки словесного диалога со многими доказательствами. Это они, а не он, прибегают к помощи государственной машины, чтобы возбранить благовестию. В общении с представителями языческой философии в Ареопаге Павел испытывает возмущение духа, но остается подчеркнуто вежлив, отыскивая в вере своих собеседников то, что может стать общей платформой для проповеди Единого Бога и посланного Им Иисуса Христа. Только дважды мы встречаемся с борьбой, инициированной самим Павлом – в случае с Елимой волхвом и служанкой, одержимой духом прорицания – но борьба эта ведется на духовном уровне, а не с плотью и кровью, - как Павел и учит в Послании к Ефесянам (6:10-20). Как и его Божественный Учитель, Павел борется со властью тьмы, но эта власть не ограничивается только принадлежностью к какой-то нехристианской религии, какому-то культу: власть тьмы везде, где царствует грех – а это может быть даже в самой Церкви (1 Кор. 5 гл., Лк. 22:53).
Вторым этапом христианской миссии можно назвать период апологетов. Здесь мы выборочно остановимся на деятельности Иустина-философа, Климента Александрийского и Иринея Лионского. Диалог Иустина с Трифоном-иудеем является памятником уважительного спора, который направлен на то, чтобы не задавить противника аргументами, а помочь найти истину. Позднее апологетические книги, к сожалению, часто будут писаться без уважения к убеждениям оппонента, с позиции победившего большинства, но Церковь сохранила для нас это произведение как образец культуры диалога.
Иначе построен труд свт. Иринея «Против ересей». В условиях, когда гностицизм наступает и претендует на то, чтобы быть подлинной церковью Христа, уводя из Церкви верных, Иринею приходится достаточно резко парировать атаку своих оппонентов. Он блестяще развенчивает их логику, использует юмор и сарказм, иногда обращается к личным историям оппонентов, но никогда не смакует подробности их греховной жизни, копаясь в их грязном белье. Ириней оставил нам замечательное напоминание о том, как вести полемику с самыми опасными противниками, не опускаясь до их уровня.
Наконец, обратимся к тому, как интерпретируется языческое философское наследие. Климент Александрийский готов записать в анонимных христиан и Сократа, и Платона – ведь все доброе, что есть в мире, принадлежит нам, христианам. Большинство апологетов разделяли позицию Климента, видя проявления Логоса у своих оппонентов и призывая не противостоять Церкви, а найти в ней полноту истины.
Период апологетов уникален тем, что в условиях гонений от государства, испытывая атаки гностиков, Церковь не просто устояла, но выросла и стала самой мощной силой, которая пришла на смену язычеству. И, надо заметить, что обращения в христианство здесь были связаны не только со словесной полемикой, сколько с примером евангельской жизни – и героической смерти за веру – рядовых христиан. Ни одна миссия, ни один диалог не будет успешным, если в Церкви человек не будет находить примера жизни по Евангелию. И в этом смысле сегодня перед Церковью стоит задача измениться внутри, прежде чем идти менять жизнь других – иначе даже самая замечательная проповедь разобьется о реальность жизни.
Собственно, этой задаче и была посвящена эпоха Отцов и Учителей Церкви. На самом деле, нельзя сказать, что Отцы целенаправленно занимались миссией. Прежде всего, они занимались катехизацией и богословием. Их миссия была внутренней, они прекрасно осознавали, что с собственно православными, только что влившимися в Церковь, работы – непочатый край. Отношение к языческому наследию изменилось: Свт. Василий Великий, оба Григория изучают языческую философию, но уже не выказывают того восхищения, что наблюдалось у Климента, умеренно ее критикуя, а свт. Иоанн Златоуст позволяет себе иронизировать над идеями Платона. Он же резко полемизирует с иудеями. Красит ли это прославленного ритора и учителя Церкви – большой вопрос, прежде всего, для язычников и иудеев. Мы не знаем блистательных обращений благодаря этим приемам. Златоуст входит в историю как великий Отец скорее, вопреки этому, и благодаря своей чистоте жизни и великому дару понимания и толкования Евангелия. Всякий, кто сегодня попробует подражать Златоусту в осуждении нехристианской культуры, сначала должен подняться до его высоты в этих областях жизни.
Именно в этот период мы видим попытки использовать государственную власть для борьбы с еретиками – но победы здесь перемежаются с поражениями (особенно показателен здесь пример Нестория), и страницы истории порой заставляют задаться вопросом: а та ли это Церковь, о которой Господь сказал: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою». Церковь показывает себя не всегда способной сохранять «единство духа в союзе мира» - и от единства Церкви откалываются целые области: Африка, Сирия, Армения. Это несогласие христиан между собой было и остается одним из самых серьезных факторов, облегчающих распространение ислама.
Дальше хотелось бы кратко сказать о периоде Средневековья в Европе – в связи с инквизицией. Инквизиции как общецерковной политики в отношении инакомыслия в истории Православной Церкви не было (за исключением гонений на жидовствующих, да и то это была инициатива одной из партий), но всегда есть соблазн использовать карательные методы, которые применяла инквизиция – цензура, запретительные меры государственного уровня, преследование инакомыслящих. До какого-то момента в Европе это работает, но потом порождает такую мощную волну протеста и антицерковных настроений, так что это сводит на «нет» все мнимые достижения подобных методов. Такие методы вполне могут быть названы «антимиссионерскими».
Современность
В поисках ответа на вопрос, а каково сегодня должно быть отношение к инославным и иноверцам, мы обратимся, прежде всего, к наследию иером. Серафима Роуза. О. Серафим известен как один из самых последовательных обличителей неправославия благодаря своей книге «Православие и религия будущего». Мы могли бы ожидать у него резкость в отношении самих неправославных, но вот что пишет его биограф:
«Мы убедились, как о. Серафим, сам пройдя долгий путь в Православии, слившись с ним душой, теперь советовал людям не проявлять своей ревности, «растаптывая» иную веру. Одному готовящемуся креститься он написал: «Только не впадайте в фарисейство. Я не хочу тем самым приуменьшить Ваш ум и проницательность, но необходимо поставить их в послушание верующему сердцу (под этим я подразумеваю не чувства, а нечто более глубокое — наш Богопознающий орган). Некоторые новообращенные, увы, считают себя уже «мудрецами» и используют Православие для того, чтобы свысока поглядывать на других, иногда даже на своих же братьев–православных из других юрисдикций. Несомненно, православные богословы неизмеримо глубже и правильнее, нежели современные ошибочные теории Запада, но относиться к этому мы должны со смирением, а не с гордыней. Новообращенные, которые хвастают «своею» мудростью перед католиками и протестантами, потом возносятся над собственными приходскими священниками, епископами, а потом и над святыми Отцами и над самой Церковью!»
За несколько лет до кончины о. Серафим получил письмо от одной негритянки, собиравшейся принять Православие. Она никак не могла примириться с жестокими, высокомерным отношением некоторых православных к тем, кто вне Церкви. Это напоминало ей былое отношение белых к неграм. Она писала: «Меня очень беспокоят взгляды и отношение Православия к тем, кого оно называет «западными» христианами, т. е. к протестантам и католикам. Я читала довольно статей православных авторов, многие из которых употребляют оскорбительные и возмутительно небрежительные слова и выражения, например «паписты». Нас, негров, обзывали всегда всячески, может, потому я столь нетерпима к подобному и не хочу употреблять эти выражения, если стану сама православной. Даже слово «еретик» коробит меня.
Мои отношения с родными и близкими складываются непросто. Они ничего не знают о Православии, не понимают его. Но они верят Богу, молятся Христу. Неужели мне презирать их как безбожников только потому, что они не православные? Или считать их христианами, которые еще не познали истинной Церкви?
Задавая эти вопросы, вспоминаю невольно свят. Иннокентия Аляскинского. Довелось ему посетить францисканские монастыри в Калифорнии. Будучи православным, он доброжелательно относился к
