королевской крови, которой необходимо выбрать из всех сокровищ парочку самых драгоценных. Потом вспомнила Стива с его способом выбирать лекарства и молча протянула кредитку.
Через пару часов, после душа и короткого глубокого сна, Дорис сидела на веранде с тетрадью в руках. Это был один из способов, помогающих ей сосредоточиться. Найти уютное место, где никто не мешает погрузиться в свои мысли. Взять ручку, открыть тетрадь. И выписать все, что тревожит. Все вопросы, желания и идеи по их достижению. Дорис не могла объяснить, с чем это связано, но тревожная мысль, однажды выписанная, теряла свою силу, становилась бледнее и переставала «путаться под ногами», раз за разом прокручиваясь в голове. Первыми, очевидно под влиянием сегодняшних переживаний, шли мысли относительно бытовых нужд: диета беременной, режим прогулок и сна, необходимые обследования, литература по дородовой педагогике. Еще всплыла идея о психологической подготовке к родам, но она была вынесена в конец блокнота, как временно не актуальная.
Ой, а как она назовет ребенка?
Дорис фыркнула. Вот уж воистину злободневный вопрос. Даже не известно, кто это будет, а она уже тревожно перебирает имена: Джессика — слишком банально, Мэри — слишком просто. А если родится мальчик? Она улыбнулась. Самое красивое мужское имя уже занято, так что придется попотеть, выбирая достойное созвучие для малыша. Дорис потерла ладони и положила их на живот. Интересно, а ребенок чувствует ее тепло? Наверное, чувствует. Хотя сейчас он, наверное, похож на хорошенького головастика. Ничего, маленький, ты не переживай, — утешила она его. Я тоже когда-то была головастиком. Потом у тебя появятся ручки и ножки. И чудесные серые глаза, как у твоего папы. Интересно, а на кого ты будешь похож? Или похожа? И где же мы с тобой будем обитать? Вам, малышам, столько всего нужно: кроватка, матрас, не слишком мягкий, чтобы правильно формировался позвоночник, и не слишком жесткий, чтобы тебе было уютно спать. И ванночка, и памперсы, и…
Дорис прервала себя на середине размышлений и решительно записала в блокнот: а) записаться на прием к педиатру; б) купить все то, что он скажет. Иначе из-за своей тревоги и неопытности она скупит весь детский отдел супермаркета. А потом с радостью отнесет большую часть в мусорный бак. И еще похвалит себя за то, как ловко навела в доме порядок.
Выписав все мельтешащие в сознании вопросы, Дорис в задумчивости покусывала колпачок ручки. В голове было пусто. В душе тоже.
Самое главное, что занимало сейчас ее мысли, пропитывало воздух сада, окружало ее, но не давалось ей в руки, — это самое главное по имени Стив Тайлер не отзывалось и не позволяло себя увидеть. Или хотя бы услышать. За весь день Стив ни разу не позвонил. Занят? Не хочет тревожить? Забыл?
Стив, ты нужен мне! Пожалуйста, приезжай. Я расскажу тебе о том, что у нас будет малыш. И как я тебе благодарна за него. Неожиданный и одновременно такой долгожданный подарок. Мне так нравится быть женщиной, Стив. С тобой и для тебя. Мне нравится чувствовать рядом тебя — мужчину.
Нужно поехать к нему и все рассказать. Ох нет. Глупая Дорис, ну куда ты поедешь? Ты ведь не знаешь его адреса. И потом, в наше время принято вначале звонить, а потом уже договариваться о встрече. Она позвонит ему и пригласит к себе. А потом, когда Стив появится, расскажет ему об их ребенке. Ну и пусть отношения пока такие неустойчивые. Ну и пусть о чувствах и о планах не сказано ни слова. Она ему верит. Верит, как не верила никому и никогда в жизни. Стив не способен на предательство. Он слишком сильный и настоящий для этого. Дорис чувствует его близость даже на таком расстоянии: кожей, замирающим сердцем. Она твердо знает тем необъяснимым глубинным знанием, которое есть в каждой женщине, что она желанна и любима. И в первый раз в жизни она искренне и легко верит сердцу, а не рассудку. Какая в этом, оказывается, свобода.
12
Да что же это такое?! Он сбрасывает уже четвертый раз!
Дорис в досаде закрыла телефон. Закусила губу. Ну, Стивен Тайлер, это уже свинство! Мог бы хоть пару слов бросить: мол, извини, занят, потом перезвоню. Можно даже без «извини». А планомерно сбрасывать вызовы… Он же обещал, что телефон будет включен даже на заседании.
Дорис так распереживалась, что у нее даже проснулся аппетит. Банан и горстка орехов подкрепили ее силы и решимость наконец-то поговорить со Стивом начистоту. Похоже, что перепады в настроении и душевные метания присущи не только ей. Стив вот тоже хорош: то сидит с ней день и ночь, задаривает цветами и вкусностями и вообще ведет себя так, словно у него по отношению к ней самые серьезные намерения. То внезапно пропадает. Молчит сам и сбрасывает вызовы, когда звонит она.
Дорис набрала эсэмэску с просьбой перезвонить, когда Стив освободится, походила в ожидании по дому, попробовала читать. Через десять минут «чтения» поняла, что ее взгляд скользит все по тому же абзацу, с которого она начала. Вздохнула и захлопнула книгу. Открыла телефон, убедилась, что пропущенных звонков, равно как и принятых, но непрочитанных сообщений, нет. Прислушалась к себе и с удивлением поняла, что тошноты как не бывало. Напротив, очень хочется есть.
Чего-нибудь сладкого и сытного. Ух! Взбитые сливки с шоколадом! Дорис даже распрямилась при мысли о внеплановом праздничном ужине и поспешила переодеваться. За прошедшие часы бледность, конечно, никуда не делась. Зато глаза на фоне белой кожи казались ярче и выразительнее.
Натянула было фисташковые капри, но потом поводила бедрами, выдохнула и расстегнула пуговки ширинки. Как необычно. Никаких внешних изменений, все та же бархатистая плоскость загорелого живота. Но совершенно не хочется, чтобы его что-то сдавливало. Даже просто плотно облегало. Дорис улыбалась, выбираясь из капри и ныряя в тонкое синее платье. Пожалуй, скоро она оценит прелесть сарафанов и джинсовых комбинезонов с растягивающимся животиком. Достала с полки шкатулку с украшениями, бережно вытащила ажурную подвеску в форме серебряной пчелки. Ей есть чему радоваться сегодня.
Дорис остановилась перед зеркалом в точеной деревянной раме, заслуженной достопримечательностью ее прихожей. Зеркало отобразило загадочную полуулыбку и приглушенную ресницами синеву глаз. Повернулась боком, положила ладонь на живот. А неплохой получается отпуск, мисс Дорис Кэмпбел. На прощание подмигнула своему отражению и вышла из дома.
— Как в больнице?! Я же видела его еще совсем недавно. — Лора Кэмпбел застыла с упаковкой печенья в руках.
— А вот так. — Ее собеседница, тучная женщина с яркими черными глазами, облокотилась на тележку для покупок, заваленную продуктами, и явно готовилась долго и смачно посплетничать.
— Машина сбила. Вы же знаете, какой он неуклюжий, просто не от мира сего! — сообщила она доверительно.
— Перестаньте, миссис Кеверидж, — сухо прервала ее Лора. Потерла лоб кончиками пальцев. — Он жив?
Вокруг гудел сотнями шумов гипермаркет, профессионально мелодичный женский голос из динамиков призывал посетить отдел компьютерной техники, где именно сейчас происходит распродажа аксессуаров для бортовых компьютеров автомобилей класса люкс. Миссис Кеверидж интригующе помолчала.
— Ну конечно, жив, — наконец проговорила она с таким видом, словно это была ее личная заслуга.
— Где он?
— Мистер Томпсон? Разумеется, в больнице. Лежит, должно быть, под капельницей, весь в гипсе, и благодарит Господа, что легко отделался.
— Расскажите же, что произошло, — ровным голосом проговорила Лора и поставила коробку с печеньем обратно на полку так аккуратно, словно это была раритетная фарфоровая статуэтка.
— Ну как — что? — Миссис Кеверидж явно получала удовольствие от ситуации. — Он ехал на своем велосипеде. Где-то в нашем районе. Очевидно, задумался и угодил под машину, выезжавшую из-за угла. Хорошо, что водитель ехал на маленькой скорости, иначе бы точно — насмерть.
Лора Кэмпбел молча слушала, и лицо ее казалось выточенным из мрамора.
— Так вот, — с воодушевлением продолжала миссис Кеверидж, посверкивая черными быстрыми глазами, — и оказался наш мистер Томпсон в больнице.
