— Ничего ты не сломал! Я очень рада! — сказала я, снова обнимая его.
— И я рад, — прохрипел Футболист.
— И ты больше никогда не назовешь меня О…?
— Никогда!
— Потому что я почти выдержал испытание, правда? — спросил Александр. — Может, я действительно Александр Великий?
— Ты Александр Маленький, — сказал Футболист и погладил его.
— А ты длинный Футболист, — сказал Александр и повернулся ко мне: — А ты Трейси без названия, победительница любого соревнования. И мы все друзья, да? — спросил он.
— Конечно, — сказала я. — Александр, кончай хромать! Ничего с твоей ногой не случилось!
— Не скажи. Если я сломаю ногу, мне не надо будет в школе на физкультуру ходить.
— Да ты и так в школу не ходишь, — возразила я.
— Пока нет, но скоро придется. Они написали письмо маме с папой, и те ужасно разозлились. Папа сказал, что теперь будет сам меня в школу провожать.
— Вот уж тебе повезет! — воскликнула я.
— Придется нам сидеть в нашем доме одним, — сказал Футболист.
— Ну, я не смогу, потому что буду жить у мамы. Я со дня на день переезжаю. Слушайте, у мамы потрясающая квартира! Жаль, вы не видели, какие у нее вещи!
Последняя фраза не произвела на них должного впечатления.
— Ты все равно все извозишь, — сказал Футболист.
— А вот и нет!
Я знаю, как надо себя вести. Буду вытирать пыль с маминых изящных безделушек и пылесосить ковры, и она поймет, как много от меня пользы. Я ей никогда не надоем, и она никогда не отошлет меня обратно.
— Стану маленьким маминым сокровищем, — заявила я.
— Не понимаю, почему тебе так хочется к ней переехать? Наверное, ты сошла с ума, — сказал Футболист. — Чокнулась, как ты думаешь, Огурчик?
— Не смей больше так меня называть, — сказал Александр и топнул ногой. — Ой, кажется, это моя больная нога!
— Извини, но ведь она и вправду чокнулась, да? — спросил Футболист.
Александр бросил нервный взгляд в мою сторону, но все-таки кивнул.
— Думайте что хотите! — свирепо сказала я.
Они были неправы. Я не сошла с ума. Любая девочка захотела бы жить со своей мамой. Даже та девочка, у которой как будто была мама.
Я давно не писала о Кэм. Между нами много чего произошло. Только вот писать об этом не хотелось. Я хочу сказать — писатели ведь не обо всем рассказывают! Если попробовать передать то, что было на самом деле, пришлось бы исписать не одну страницу. Вы бы стали писать о том, как, открыв глаза, не хотели вылезать из теплой постели, потом пошли в туалет, затем стали чистить зубы и начали играть с пастой, написали бы ею свое имя, а потом нарисовали себе усы… В общем, понадобилась бы целая страница, чтобы только добраться до завтрака.
Писатели должны быть избирательны. Так, во всяком случае, говорит миссис Вырвет Бэгли. Я рассказывала, как ей не повезло с зубами? Она всегда немного брызжет слюной, когда ей приходится произносить слова, которые начинаются с буквы 'с'. И если вы оказались рядом, тогда считайте, что влипли, — вас искупают в слюне. Нельзя сказать, что в последнее время со мной это часто происходит, так как я теперь вообще редко хожу в школу. Просто прогуливаю и отсиживаюсь в своем доме.
Они могут связаться с Кэм в любую минуту. Ну и пусть! Все равно теперь я перееду к маме. Лучшего нельзя и придумать. Жду не дождусь! Поскорее бы покончить с глупыми формальностями. Илень говорит, можно поехать к маме на неделю. Не понимаю, почему нельзя переехать навсегда и прямо сейчас? Все эти приготовления уже начинают действовать мне на нервы.
Кэм обещала помочь мне собраться, а потом стала говорить, что то одно мне не понадобится, то другое. А я сказала, что нужно взять с собой побольше вещей, потому что скоро я останусь там навсегда.
«Навсегда» — слишком сильное слово. Казалось, мы перекидываем его друг другу, как мячик, и оно время от времени ударяет то меня, то Кэм по голове.
Потом Кэм часто заморгала и сказала:
— Конечно, Трейси, — и быстрым движением засунула все мои пожитки в сумку.
— Может, и не надо все с собой брать, потому что мама купит мне новые вещи от дизайнеров — Калвина Клайна, Томми Хилфигера…
— Да, да, ты все время говоришь о фирме NYDK.
— DKNY! Вот что я скажу тебе, Кэм: ничего-то ты не знаешь! — в изнеможении воскликнула я.
— Я знаю только одно, — тихо сказала Кэм. — Мне будет не хватать тебя, малышка.
Я сглотнула:
— Мне тоже.
Вдруг стало не по себе от того, как она на меня посмотрела. Это несправедливо!
— Понимаешь, детей ведь не берут на воспитание навечно. Они же тебе сразу об этом сказали, да?
— Сказали, — ответила Кэм.
Она взяла мою майку и прижалась к ней лицом, как к детскому одеяльцу.
— Но я не думала, что будет настолько тяжело!
— Прости, Кэм. Мне очень, очень жаль, правда, но я должна быть с мамой.
— Знаю, — ответила Кэм. Потом помолчала и посмотрела на мою майку так, как будто увидела в ней меня. — Только, Трейси, не расстраивайся, если все получится не так, как ты ожидаешь.
— Все уже идет как надо!
— Знаю, знаю. Прекрасно, что теперь ты будешь жить с мамой, но, может быть, все закончится не так, как в сказке: «И жили они долго и счастливо…»
У сказки будет счастливый конец. Обязательно! Просто она этого не хочет.
— Все будет замечательно, вот увидишь! — сказала я, выхватила у нее из рук свою майку и засунула в сумку вместе с остальными вещами.
— Трейси, я знаю…
— Ничегошеньки ты не знаешь! — перебила ее я. — Не знаешь моей мамы, да и меня толком не знаешь! Как будто мы и не жили вместе! Не понимаю, почему ты все время качаешь головой и подзуживаешь меня: это не получится, то не получится. Ты считаешь меня отвратительной и ужасной и думаешь, что и маме я очень быстро надоем.
— Вовсе нет! Я не считаю тебя ужасной, плохой и трудной. Конечно, ты не без недостатков, но умеешь быть и очень хорошей. Просто даже если ты станешь самой хорошей девочкой на свете и будешь прекрасно себя вести, все равно что-нибудь может не получиться. Твоя мама не привыкла к детям.
— У тебя тоже не было никакого опыта, но ты же меня взяла. Слушай, у меня идея! Ты можешь теперь взять на воспитание кого-нибудь другого.
— Не хочу кого-нибудь другого. Я хочу тебя.
У меня перехватило дыхание. Захотелось к ней прижаться и наговорить разных глупостей… Но в то же время хотелось на нее накричать и оттолкнуть от себя за то, что она портит мне встречу с мамой.
Я высвободилась из ее объятий и снова стала укладывать сумку.
— Если бы ты так хотела быть со мной, ты бы по-другому себя вела, — сказала я, запихивая старые кроссовки под потрепанные джинсы серийного производства. — Ты бы покупала мне нормальную одежду и красивые подарки.
— Ох, Трейси, не заводись, — вдруг сердито сказала Кэм и стала кругами ходить по моей «пещере», как собака, которой не дают покоя блохи.
— Ты почти ничего мне не дарила, — сказала я тоже сердито. — Никого не встречала прижимистее тебя! А теперь посмотри, что мне мама подарила.
— Куклу, — сказала Кэм и стала рассматривать ее на расстоянии вытянутой руки.
— Да, но это не какая-нибудь старая кукла. Она стоит кучу денег! И не детская игрушка. Это
