мечом. Стрелы не могли ранить его. Копья падали вокруг, не задевая. Продолжая петь, он врубился в передние ряды, сминая и убивая людей. - Мирейн! - кричал Вадин этому непреклонному всаднику. - Мирейн! Проход перед ними сузился. Без сомнения, это была наконец черная пасть ущелья, а за ним - стены Умиджана, освещенные заходящим солнцем. Позади них армия врага послала вперед своих лучших воинов - отряд конных лучников. - Вперед! - вскричал Мирейн. - Доверьтесь богу и скачите вперед! Перед нами Умиджан. Да, словно преддверие самого ада, перед ними лежала черная Горловина, высились черные скалы, вздымался черный замок. А последним отрезком Горловины был Язык - тропа через отвесную стену, ведущая к другой стене, которая падала в пропасть с мерцающей в ее глубине водой. Этот путь, достойный горных орлов, круто обрывался возле мощных ворот. Умиджан действительно был неприступной крепостью: на тропе не могли уместиться даже три человека в ряд, а утес, нависший над тропой, служил фундаментом замковых стен. Оставайся у Вадина хоть крупица сил в запасе, он расхохотался бы. Он понял, что боги посмеялись над ними. Как бы ужасна ни была вся их скачка, впереди их ждало самое худшее - смертоносный дождь стрел и тропа над пропастью, где один неверный шаг станет причиной их гибели. Он знал, что от каждого шага огромное сердце Рами готово разорваться. Пустота притягивала, она звала их, приглашала соскользнуть с узкой тропы, обещая отдых и покой. Вадин пригнулся к светлой гриве кобылы, напрягаясь, когда напрягалась она, желая, чтобы она побыстрее пробежала этот путь, уверенно и не оступаясь. - Осталось совсем немного. Чуть-чуть. Вперед, любовь моя. Вперед, к воротам. Вперед! Она услышала его. Лучники на дороге схватили Виана. Теперь рядом с ним остался лишь Джеран, маленький Туан и Мирейн, скакавший позади всех, не позволяя смерти унести их. Чалая кобыла Туана пошатнулась и упала, перегородив узкий проход. Бешеный отскочил в сторону, промчавшись по самому краю пропасти. Туан закричал, пронзительно, словно ребенок, и взвыл, когда Мирейн подхватил его и перекинул через седло. Жеребец подобрался и бросился прочь от умирающей кобылы. Передовой лучник вонзил шпоры в бока своего сенеля, и его передняя нога опустилась прямо на бьющуюся в агонии кобылу. Сенель мятежника заржал, опрокинулся и медленно сполз в пропасть. Бешеный перемахнул через выступ скалы. Джеран приотстал, его красивая золотистая кобыла умирала на бегу, а он плакал и ругался и молил ее о прощении, не переставая хлестать ее плетью. Но только Бешеный придал ей сил, боднув кобылу своими острыми рогами и подтолкнув вперед. Напряжение Вадина достигло предела, теперь он был почти спокоен, за это бесконечное мгновение познав истинное лицо смерти. И тут он увидел стены, и мощеный двор, и толпу людей, и Бешеного, влетающего в ворота вместе с кобылой Джерана. Ворота захлопнулись за ними. Медленно-медленно золотистая кобыла опустилась на камни. Джеран упал рядом и заплакал. Они победили в этой скачке. Они добрались до Умиджана.
10
Вадин лежал на земле. Было холодно, и он не помнил, как упал. Он заставил себя подняться. Все его тело болело и ныло, и он знал, что, оказавшись на ногах, безусловно сойдет с ума. Но ему необходимо было позаботиться о Рами, иначе она умрет, он должен позаботиться и о Мирейне, иначе его честь оруженосца будет погублена. Рами занимались те, кто утверждал, что знает, как с ней обращаться. Еще больше людей собралось вокруг кобылы Джерана; несколько добровольцев подошли к Бешеному. Мирейн... Мирейн стоял в окружении гигантов, глядя прямо в глаза человеку, который был выше Вадина настолько, насколько Вадин был выше Мирейна. Несмотря на то, что тело его было истощено, а разум затуманен, Вадин понял, кто это, благодаря несомненному сходству с Моранденом. Голос Мирейна звучал ясно, гордо и неукротимо. - Добрый день, лорд барон, приветствуем вас именем принца Морандена. Он предлагает вам приготовиться к его появлению и требует, чтобы место, где он намерен отдохнуть, было очищено от паразитов. Вадин с шумом втянул в себя воздух. Люди, стоявшие вокруг, казались столь же пораженными этими словами, как и он сам, а некоторые были так оскорблены, что не могли двинуться. Но барон Устарей взглянул на посланца своего родственника и рассмеялся. - Что?! А разве мой двоюродный братец не пожелает поохотиться на крыс в часы досуга? - Только если вы сами намерены войти в число добычи. Вадин протиснулся к Мирейну. Он не надеялся принести большую пользу свидетели этого разговора держали метательные копья или туго натянутые луки. К тому же жители Умиджана были слишком высоки даже для северян. Вадин казался здесь самым заурядным юнцом, у которого едва хватало сил стоять на ногах, не то чтобы драться. Ему позволили встать за спиной его господина, что показывало степень их презрения. Мирейн не заметил его. Принц смотрел на барона сверху вниз, и это ему удавалось. Устарей был менее горд, чем Моранден, или же он был хитрее: казалось, он уступил по доброй воле. - Крысами займутся. Как должен я называть гонца, принесшего мне приказ своего лорда? - Так, как сам принц Моранден называет меня, - ответил Мирейн. - Посланцем. - Итак, ваше величество посланец, должен ли я разместить вас среди воинов? Или же мне стоит поступить мудрее и обращаться с вами как с гостем? Или как со жрецом? Или, может быть, как с наследником Янона? - Где бы меня ни разместили, я останусь самим собой. - Подбородок Мирейна упрямо выпятился. - Господин барон, вам еще предстоит охота на крыс, а мои товарищи нуждаются в отдыхе и уходе. Даете ли вы свое разрешение? Устарей низко поклонился и сделал знак, который Вадину показался знакомым. Другие повторили этот знак, когда барон заговорил: - По приказу Сына Солнца все должно быть исполнено. - Его голос превратился в громовой рев. - Хо, Умиджан! Мы идем в бой.
Вадин лежал в кровати, которая казалась ему божественно мягкой, и чувствовал, как болит каждая кость и каждый мускул его тела. Он спал столько, сколько хотел, но его тело не могло вылечиться так быстро. Даже в ушах гулко стучала кровь. Кто-то храпел неподалеку. Очевидно, Джеран и Туан, которые спали в нише для стражи в огромной комнате замка Умиджана. Мирейн, который никогда не храпел, занимал другую половину большой кровати, достаточно крепкой и широкой даже для самого барона Устарена. Кто-то должен был поместить их в это место, раздеть и вымыть. Вадин вспомнил, как входил сюда, чья это комната, но тут его память обрывалась. Двух солдат внесли, когда они были без сознания. Вадин пришел сам и был этим несказанно горд. Мирейн же не только пришел, но еще и отдал кое-какие приказы. Он сам улегся в кровать, просто ради того, чтобы доказать, что может это сделать. Ценой некоторого усилия, стоившего ему немалой боли, Вадин приподнялся на локте. Мирейн спал как дитя, лежа на животе и повернув голову к Вадину, а его рука была сжата в кулак. Возможно, будь он моложе, он засунул бы большой палец себе в рот. Но лицо принца вовсе не было детским. Даже во сне его покрывали морщины усталости. Зубы Вадина судорожно сжались. Мирейн никогда не спал на животе. Он вытягивался на спине или сворачивался в клубок на боку. И не только усталость послужила причиной этой глубокой складки, которая пролегала между его бровями. Вадин очень осторожно откинул одеяла. Спина Мирейна была чистой, ровной, не пораненной. Никакая стрела его не достала. На нем был килт, безусловно чужой: слишком длинный, он дважды оборачивался вокруг его талии, Вадин, который знал, что Мирейн спит обнаженным, как и любой мужчина в Яноне, насторожился. Килт, эта трогательная уловка, соскользнул во сне, обнажив то, что его хозяин намеревался скрыть. Вадин чуть не завыл как зверь. Мирейна нельзя было назвать неженкой, и он убедительно доказал это, но ведь ему не приходилось всю жизнь проводить в седле под жалкой защитой килта или боевой туники. А только что ему пришлось участвовать в Величайшей Скачке, длившейся полдня, ночь и еще один почти полный день. И он ни разу, ни на мгновение не показал, что с него заживо сдирают кожу. Вадину следовало бы догадаться. Он должен был подумать об этом. Он должен был... - Ерунда, - проснулся Мирейн. Он выглядел не менее изможденным, но его глаза прояснились. - Ты никому об этом не скажешь. Вадин понял. Дело не в том, что о Мирейне стали бы думать хуже, дело было в его проклятой гордости... - Да при чем тут это! - огрызнулся Мирейн. - Ты что, не понимаешь? Если узнают, что я ранен, то будут вертеться вокруг нас день и ночь, да еще и часового у двери поставят. Пожалуй, Мирейн прав. Вадин принялся разматывать килт. Мирейн вспыхнул, но не сделал попытки остановить его. Все было не настолько плохо, как могло оказаться. Раны выглядели чистыми, хотя смотреть на них было не так уж приятно, и не гноились. Вадин осторожно прикрыл их и встал. Только подойдя к двери, он вдруг понял, что совсем забыл о собственной боли. Он отодвинул засов и крикнул: - Мазь из красного корня и самые мягкие повязки, какие сможете найти, и что-нибудь поесть. Быстро! Медленно закрыв дверь, он осторожно двинулся обратно. Мазь принесли в закрытом горшке, и это, конечно, был красный корень: от него так воняло, что на глаза навернулись слезы. Повязки оказались тонкими и мягкими, еда питательной и горячей, и вдобавок им подали кувшин эля. Было похоже, что здесь их неприятности не ждут. 'Интересно, - молниеносно пронеслось в голове Вадина, - это ради Мирейна или ради Морандена?' Он запер дверь перед любопытными лицами и пошел к Мирейну. Принц сидел, и это
