что она едва не стала такой жертвой. Что с ней, которая столько сделала для своей страны и своего народа, могут поступить подобным образом.
Что-то здесь не так, решила Линда. И пока она не выяснит, что именно, она не будет спешить с докладом своему начальству. Она сначала разберется во всем сама.
Тони дожидался ее терпеливо, как ягненок. Линда села на край кровати и с опаской посмотрела на него.
– Нам надо заключить соглашение, – сказала она.
– Угу, – кивнул он. – Кстати, где ты раздобыла наручники?
– У наших друзей из пограничного патруля.
Тони беспечно улыбнулся. Можно подумать, что его совсем не беспокоит то, что он прикован к решетке. Может, он не совсем нормальный? – подумала Линда. Наверное, у него какой-то сдвиг в психике, который позволяет ему жить беспечно и легко, не испытывая тревоги и угрызений совести.
– Ну и ну, – сказал он. – Что случилось? Ты почти улыбаешься. О чем это ты думаешь?
– О твоем психическом состоянии. Ты принимаешь какие-нибудь успокаивающие таблетки?
– Только антиаллергические препараты, и то по случаю, – съязвил он.
В ответ Линда молча сверкнула глазами.
– Ведь именно так ты замаскировала снотворное? Я нашел у тебя в сумке упаковку лекарства, на котором написано, что оно против аллергии.
В этом Линда не собиралась сознаваться, но Тони и не требовал от нее признания.
– Ловко придумано, – с некоторым восхищением сказал он. – Я ничего не заподозрил.
Губы Линды снова дрогнули в улыбке. Она просто не смогла удержаться.
– Что? – воскликнул Тони. – Ты опять улыбаешься? Расскажи мне, я тоже посмеюсь.
– Я просто подумала, что наручников, пожалуй, недостаточно. Кляп был бы очень кстати.
Тони рассмеялся, весело и громко. Это был совершенно нормальный, искренний смех. Неужели ему на самом деле на все наплевать? Человек в его положении не может так заразительно смеяться.
– Линда?
– Да?
– Я действительно не убивал твоего друга. И до того, как я поселился здесь, я лишь однажды держал в руках оружие. Мне дал его человек, который зачем-то решил научить меня стрелять. Знаешь, где это было?
– Не знаю и знать не хочу.
– На военной базе в Бриксоне.
Линда внутренне вздрогнула, но не подала виду. Она знала, что Энтони Каллахэн провел около месяца на этой базе, прежде чем его перевели в секретную лабораторию на закрытом полигоне.
– Это был револьвер сорок пятого калибра, – продолжил Тони, – и, разумеется, на нем остались мои отпечатки пальцев. Из какого оружия убили твоего друга?
– Из такого же. Револьвер калибра сорок пять. Об этом писали во всех газетах.
– А знаешь, кто вложил в мою руку этот револьвер? Кто решил, что мне необходимо на всякий случай научиться стрелять?
– Не знаю, – небрежно ответила она. – И кто же?
– Военный. Или из службы безопасности. Я точно не знаю. Он не представился. Сказал, что название агентства, в котором он работает, мне все равно ничего не скажет. Но я помню, как выглядит этот человек.
– Насколько я понимаю, ты хочешь рассказать об этом мне? Ты думаешь, что для меня это будет иметь какое-то значение?
– Я на это надеюсь, – проговорил он, небрежно пожимая плечами.
Линда снова начала терять терпение.
– Ладно, валяй, рассказывай, – раздраженно сказала она.
Тони перестал улыбаться. С совершенно серьезным видом он произнес:
– Лет сорока пяти, рост примерно метр семьдесят пять, средней комплекции, темные волосы, по- военному короткая стрижка, зеленые глаза, очки в проволочной оправе овальной формы. Он сказал, что я могу называть его просто Марк.
Линда проследила, чтобы выражение лица не выдало ее. Она даже пренебрежительно пожала плечами.
– Тысячи людей подходят под это описание.
– Я не оставил себе этот револьвер, – заявил Тони. – Я вообще не люблю оружия, ибо знаю статистику. Человек, который держит дома оружие, скорее сам станет его жертвой, чем сумеет использовать его для самозащиты. Я решил, что мне не нужен револьвер. Но я держал его в руках в тот день, когда Марк пытался научить меня стрелять. На нем остались отпечатки моих пальцев. Это было за три дня до того, как был убит твой друг. Я не стрелял в него. Это не я его убил.
– И что же? Ты думаешь, что я тебе поверю?
– Я на это надеюсь.
– Почему?
– Ты знаешь, что сделал тот человек, который дал мне этот револьвер, а потом оставил у себя? После урока стрельбы он велел мне забрать все мои вещи, все рабочие тетради с записями и отвез в секретную лабораторию на полигоне. Он сказал, что теперь мне не о чем беспокоиться, потому что меня будут охранять его люди и все будет в порядке. Хорошо, что я ему не поверил.
Глава 9
– Ты пытаешься убедить меня в том, что человек, чьим сотрудникам было поручено охранять тебя, на самом деле подставил тебя и обвинил в убийстве своего собственного агента?
Он пожал плечами – опять с этим беспечным, легкомысленным видом.
– Ну а если бы ты была на моем месте, что ты подумала бы? У дверей лаборатории лежит труп, на револьвере отпечатки моих пальцев. А единственное оружие, которое я держал в жизни до того, как все это случилось, – револьвер того самого калибра, полученный от военного по имени Марк. И при этом кто-то пытается проникнуть в мою лабораторию. Что должен предположить разумный человек?
– Ты не разумный человек, – сказала она. – Ты чокнутый.
– А ты? Что бы ты сказала по этому поводу?
– Я сказала бы, что все это ложь.
– Тогда почему ты не арестуешь меня? Почему не отведешь к тому человеку, на которого работаешь?
Ход его мысли был обескураживающим.
– Ты ведь секретный агент, Линда. Ты работаешь на этого военного?
Линда ничего не сказала. Ей было нечего сказать. Она знала, что Тони очень умен, и не собиралась верить ему. Ни на секунду.
– Так в чем же дело? – продолжил Тони. – Ты не доверяешь ему? И поэтому до сих пор не доставила меня к нему? Потому что у тебя больше нет уверенности, что ты можешь ему доверять?
– Я проработала с этим человеком четыре года, – сказала Линда.
Тони пожал плечами.
– Люди меняются. Люди умеют притворяться. Взять хотя бы тебя. Ты превосходно сработала, заставив меня поверить, что передо мной несчастная испуганная женщина, пытающаяся убежать от злобного мужчины, который преследует ее.
– Я тебя ненавижу, – сказала Линда.
– Да, я это заметил. Так кто же этот человек? Кто такой Марк? Я пытался выяснить его фамилию, должность, но не смог. На нем не было формы, и никто не отдавал ему честь, но он военный. Или бывший