пророчествами, которые шли не от познания мира посредством научного анализа и обобщений, а посредством преломления увиденного и услышанного через собственное «Я».
Понять Григория Распутина можно, только уяснив его философию, его подходы к смыслу жизни. И тут байками и анекдотами, которые изобретали острословы по адресу Распутина, никак не обойтись. Ведь феномен крестьянина Григория Ефимовича, проблема его личности — подлинной, а не фантастической — чрезвычайно интересны и, бесспорно, поучительны.
Автограф на обложке книги бросался в глаза: «Горе метущимся и злым — и солнце не греет, алчных и скучных весна не утешает; у них в очах нет дня — всегда ночь».
Воспроизведем лишь отдельные фрагменты:
«В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЕ
Когда опускают Матерь Божию и пение раздается «По Твою милость прибегаем», то замирает душа и от юности вспомнишь свою суету сует и пойдешь в пещеры и видишь простоту: нет ни злата, ни серебра, дышит одна тишина и почивают угодники Божии в простоте без серебряных рак, только простые дешевые гробики. И помянешь свое излишество, которое гнетет и гнет, и ведет в скуку. Поневоле помянещь о суете жизни.
Горе мятущимся и несть конца. Господи, избави меня от друзей, — и бес ничто. Бес в друге, а друг — суета.
В ПОЧАЕВСКОЙ ЛАВРЕ
И вот я вступил в Собор, и обуял меня страх и трепет. И помянул суету земную. Дивные чудеса. Где сама Матерь Божия ступила своим следом, там истекает источник сквозь каменную стену вниз пещеры и там все берут воду с верой, и нельзя, чтоб не поверить.
ПО ЧЕРНОМУ МОРЮ
Что могу сказать о своей тишине? Как только отправился из Одессы по Черному морю — тишина на море и душа с морем ликует и спит тишиной.
Море пространно, а ум еще более пространен. Человеческой премудрости нет конца. Не вместима всем философам.
Еще величайшая красота, когда солнце падает на море и закатывается и лучи его сияют. Кто может оценить светозарные лучи, они греют и ласкают душу и целебно утешают. Солнце по минутам уходит за горы, душа человека немного поскорбит о его дивных светозарных лучах. Смеркается…
О, какая становится тишина… Нет даже звука птицы и от раздумья человек начинает ходить по палубе, невольно вспоминает детство и всю суету и сравнивает ту свою тишину с суетным миром и тихо беседует с собой и желает с кем-нибудь отвести душу (скуку), нагнанную на него от его врагов…
Тихая ночь на море, и заснем спокойно от разного раздумья, от глубоких впечатлений…
Забили волны на море — сделалась тревога в душе. Человек потеряет образ сознания, ходит, как в тумане… Боже, дай тишину душевную!
Совесть — волна, но какие бы ни были на море волны, они утихнут, а совесть только от доброго дела погаснет.
На берегу больше хвораешь.
О, какой обман, беда — скажут ей и взглянут и увидят… Совесть всем без языка говорит про свой недостаток, всем надо поглядеть на нее, тут никакой грех не утаим и в землю не закопаем.
А всякий грех все равно, что пушечный выстрел — все узнают…
ИЕРУСАЛИМ
Что реку о такой минуте, когда подходил ко Гробу Христа!
Гроб — гроб любви и такое чувство в себе имел, что всех готов обласкать и такая любовь к людям, что все люди кажутся святыми, потому что любовь не видит за людьми никаких недостатков.
Тут у гроба видишь духовным сердцем всех людей своих любящих и они дома чувствуют себя отрадно.
Сколько тысяч с Ним воскреснет посетителей. И какой народ? Все простачки, которые сокрушаются — их по морю Бог заставил любить Себя разным страхом, они постятся, их пища — одни сухарики, даже не видят, как спасаются. Боже, что я могу сказать о Гробе? Только скажу в душе моей: Господи, Ты Сам воскреси из глубины греховной в Чертог Твой Вечный Живота!»
Но не только виды святых мест волновали Григория Ефимовича.
«Время разбрасывать камни, и время их собирать, — повторяя библейскую притчу, развивал свою мысль Распутин в одной из последних своих проповедей. — Святые могилы будут скоро осквернены нашествием варваров, еще находивших успокоение в вере. Бес вселился в их души, красным цветом — цветом крови — застит он им глаза. Пепелища и мертвые тела братьев наших и сестер, поруганные православные святыни вижу я… Пройдет лет немало, и внуки тех, кто осквернил родительские могилы, стряхнут с себя скверну, встанут на путь истинный. Их молитвами и трудами и с Божьей помощью вера православная вновь займет в сердцах страждущих свое достойное место. А варварами останется проклятье правнуков, ложь да насилие, да будут они наказаны…»
Для последователей Распутина книга его была после смерти автора нечто вроде нового «Евангелия»!
И ПРИДЕТ ЧАС…
…претерпевший же до конца спасется..
Все ближе и ближе та роковая ночь с 16 на 17 декабря (по новому стилю — в ночь с 29 на 30 декабря) 1916 года, когда во дворце князя Феликса Юсупова, на Мойке, в доме 94, Григорий Распутин был убит.
Несколько месяцев перед тем он, присутствовав на пасхальной службе с двумя своими дочерьми и императорской семьей, почувствовал странное головокружение.
Тихо застонав, он вышел из храма и опустился на подушки коляски, в которой приехал. Успокоившись, старец сказал расстроенным Александре Федоровне, Матрене и Варваре, засыпавших его вопросами: «Не волнуйтесь, мои голубки. У меня только что было видение, очень страшное видение… Тело мое висело на этой колокольне, и чувствовал я свою смерть… Какая агония, Господи… Молитесь за меня, родные мои, час мой близок…».
В дневнике Мориса Полеолога 26 апреля 1916 года появилась следующая запись: «Его (Г. Е. Распутина. — В. Т.) преданные друзья, госпожа Г. и госпожа Т. не оставлявшие его ни на минуту, были поражены его грустным настроением. Он несколько раз говорил им о своей близкой смерти. Так, он сказал госпоже Т.: «Знаешь ли, что я скоро умру в ужасных страданиях. Но что же делать? Бог предназначил мне высокий подвиг погибнуть для спасения моих дорогих государей и Святой Руси. Хотя грехи мои ужасны, но все же я маленький Христос…»
Последняя встреча Николая II и Григория Распутина произошла в начале ноября в Царском Селе, в домике по Церковной улице — у Анны Вырубовой. Под завывание северного ветра они вели неторопливый разговор о трудностях, с которыми столкнулась страна, вступив в войну, о возможных последствиях кровавой бойни, о царской семье, о будущем детей императора, в первую очередь наследника Алексея. Григорий Ефимович много цитировал Евангелие, вспоминал Иова Многострадального (день памяти последнего совпадал с днем рождения российского императора). Засиделись за полночь. Когда разговор все же было решено завершить, Николай, поднявшись со стула, попросил Григория его благословить.
— Это я, папа, тебя об этом просить должен, — последовал ответ. — Благослови…
Николай Александрович лишь покачал головой и, не прощаясь, покинул комнату.
