Не отвечал Вам так долго, потому что ждал приезда сюда И. Яссен, которая должна была приехать в начале сентября. Сейчас только узнал, что с ней случилась большая беда. В Швейцарии она заболела, у нее тамошние врачи нашли процесс в левом легком, не желая лечиться в чужой стране (что напрасно, швейцарские врачи в этом вопросе большие специалисты!), она вернулась в N. Y., не заезжая в Париж.
Таким образом, временно ей не до дел «Рифмы» и того стихотворного журнала, который мы с нею сговорились время от времени выпускать в Париже: не повезло, очень не повезло!
Из стихов Моршена в «Н<овом> ж<урнале>» 49 мне понравилось только 2-е: «Ты смотришь, как рушатся рощи…», остальные же какие-то неопределенные, расплывчато-туманные с философией, а философия — совсем не глубокая и довольно-таки заезженная! «Карло Гронко» — похвальное слово очень похвальному поступку и радужной оболочке, уступленной аббатом… а пресмыкающийся ящер — тут и «Скифы», — с тем же грехом, что и в «Скифах». Сказанное не означает, что я разочарован в Моршене, но — «со всяким случается»… И ритмы все как будто взяты напрокат: в 3-м у Пастернака, в 5 — у Блока, в 4 — у О. Мандельштама. Оч<ень> плох Г. Глинка[187], сумасшедше глуп Одарченко[188] (и надоело все это до чертиков!), И. Чиннов увлекся ультра-модерном[189], что ему не к лицу. Пиотровский[190] раззвенелся такими ямбами на метры, что просто утомительно, а конец — прямо шедевр безвкусия:
(что означает это обилие тире в подлиннике?).
Мимоходом, — странно, что К<орвин->П<иотровский> «слагал имя Элогим», слушал «плач Иова в траве болотной», «там, в Фастове»… год за годом, тогда как К<орвину->П<иотровскому> вспоминать бы уж в детстве — Царскосельский лицей или Пажеский корпус!
Лучше других на сей раз Кленовский[191] — он не «хватает звезд с неба», как К<орвин->П<иотровский>, но именно тем и хорош, и стихи его на сей раз без срывов (кроме: «хваткой волчьею крали женщин с моего пути», что очень плохо!).
Хорошо, что по условию в «Р<усской> м<ысли>» о «Н<овом> ж<урнале>» должен писать Адамович[192], а не я — пусть и разбирается со всеми + с Яновской «Челюстью»![193]
Склад издания «Рифмы»: La Maison du Livre Etranger, 10, rue de 1’Eperon, Paris 6.
Это — книжный магазин, самый большой русский к<нижный> м<агазин> в Париже, и у него есть все книги «Рифмы».
Как сейчас Ваши занятия? Имеете ли теперь больше времени? Относительно книг (Моршена и Вашей) полагаю, что как только Яссен придет в себя, после первого «шока», она, вероятно, сама вернется к разговору о продолжении «Р<ифмы>» на этот год.
Ирина Николаевна и я шлем Вам наш привет.
Ваш Ю. Терапиано
36
7. XI.57
Дорогой Владимир Федорович,
Надеюсь, Ваша жизнь в этом месяце совсем придет в норму и к праздникам семья будет с Вами.
Болезнь И. Яссен, к счастью, не оказалась роковой, она сейчас начала поправляться (после очень тяжелой операции), таким образом, через несколько месяцев, нужно надеяться, она вновь займется «Рифмой».
В Париже — вот уже 6 недель — свирепствует «азиатский грипп». Может быть, он и не «азиатский», но им все почти переболели, и — что хуже — после него человек долго еле-еле передвигает ноги, слабость, осложнения с сердцем, т<ак> что в общем мы с И<риной> Н<иколаевной> до сих пор еще «перемогаемся», хотя и ходим.
Литературный сезон — русский — не бойкий. Был доклад Маковского об Анненском-критике (интересно, много цитат, Анненский, по словам Маковского, считал личность человеческую переменно- текучей, лишь относительной к данному этапу жизни, совсем как буддист!). Доклад будет напечатан в «Р<усской> м<ысли>», тогда можно будет яснее представить себе точку зрения Анненского.
Вышла книга стихов Смоленского[194], которого местные ультра-правые превозносят. Он человек талантливый, кое в чем, особенно в политике, — банальный, лучшие же его стихи — чистая лирика. Я написал о нем, в общем, сочувственно[195].
Вот и все «новости».
Сейчас Париж увлечен «Спутником-II» и особенно — Лайкой (по-французски «Frisette», «Кудрявка»). Покупаешь газету, а газетчица обсуждает вопрос: спустится или не спустится?
Нас тошнит от гадости с Жуковым, от хамства Конева и т. д., а французы уже забыли все это и ждут следующего № — полета на Луну. Что и говорить, русские ученые «утерли нос» иностранцам, которые, кстати сказать, до сих пор считают всех русских чем-то вроде китайцев или монголов. У французов, конечно, еще оттенок — «нос» англосаксам, которые на весь мир (и на них) наложили свою тяжелую лапу. В общем — Frisette — герой конца года!..
Вам, конечно, все это время было не до стихов, но в будущем надеюсь когда-либо прочесть Ваши новые.
В прошлом письме я напал на Моршена — с тех пор не встречал его других стихов. Он вообще неровен был и раньше — то очень хорошо, то совсем «ни к чему».
Из книг здесь произвел сенсацию переведенный с английского рассказ тибетского ламы Лобсанга Рампы — «Третий глаз» — даже этнографы из «Musee de l’Homme»[196] им увлекаются.
Prix Nobel, данный Camus, встретили довольно кисло, все таки Camus не столь уж замечателен и под сильным влиянием Dostoevsky — «La Peste»[197], например.
Вторая сенсация — книги Del Medico о том, что все ученые ошиблись, сочтя «рукописи Мертвого Моря» библиотекой ессеев, преддверием христианства. На самом деле — это был просто genizah, склад рукописей, подлежащих по еврейскому закону уничтожению — те рукописи, в которых были имена Божии — негодные к употреблению или еретические — нельзя было уничтожать обычным способом, их относили в пустыню, куда-нибудь около кладбища, в пещеры, и клали в сосудах — в которых и были найдены «рукописи Мертвого Моря».
И<рина> Н<иколаевна> и я шлем Вам наш привет.
Ваш Ю. Терапиано
