А зовут вас как? — поинтересовался Сергей, закидывая на плечо ремень сумки.
— Меня Полиной Дмитриевной зовут, — отозвалась старушка, — а здесь, в храме, все просто Димитривной кличут! А вас, деточки?
— Меня — Сергей, — пропуская впереди себя Полину Дмитриевну и Дашу и придерживая массивную храмовую дверь, ответил Серёга, — а её — Даша!
— Идёмте со мной, деточки мои, Дашенька и Серёженька! Здесь совсем рядышком, через два дома, третий — мой будет!
— Полиночка Дмитриевна! — Даша застенчиво взяла в руки розетку от варенья. — А можно мне ещё немножко варенья, вишнёвого?
— Кушай, деточка моя дорогая, кушай на здоровьице! — старушка с удовольствием наполнила Дашину розетку вареньем из стоявшей на столе вазочки. — Я рада, деточка, что тебе моё варенье понравилось, кушай во славу Божью! Я гляжу на тебя и думаю: «Вот такая у меня могла бы быть внученька сейчас! Такая же беленькая и хорошенькая, также бы я её своим вареньицем угощала! Если бы Васенька мой, ненаглядный, не погиб под Берлином, в сорок пятом году!»
— А ваш муж, Полина Дмитриевна, был солдат или офицер? — Сергей поставил на стол недопитую чашку крепкого чая.
— Солдат он был, деточка Серёженька, солдат простой, «гвардии рядовой»! В первый день войны на фронт ушёл, всю войну ни царапинки не получил, а перед самой Победой, в конце апреля тысяча девятьсот сорок пятого года, на мине взорвался! Под самым городом Берлином! А мужем он мне стать не успел, деточка, Васенька-то мой! У нас как раз свадебка двадцать первого июня состоялась, всю ночь мы с Васенькой с гостями гуляли, песни пели… А наутро уже и войну объявили, и Васенька мой в военкомат побежал, да так оттуда лишь за вещами, на пять минут, и вернулся! Поцеловал меня и говорит: «Не тужи, Поля, мы быстро немца разобьём, я вернусь и свадьбу догуляем! Жди меня верно!» Ну вот я и жду с тех пор… Только уже не его ко мне, а когда меня к нему призовут, к Васеньке моему! Теперь уж совсем скоро свидимся! Да ты не плачь, Дашенька, детонька моя! Ну, прости глупую бабку, что тебя, деточку мою, расстроила!
— Я.. я ничего! — всхлипнула в ответ Даша.
— А хочешь, детонька, я тебя развеселю? Хочешь, расскажу, как мамоньку мою, Александру Григорьевну замуж выдали? — улыбнулась старушка. — Чудо как занятная история!
— Рас… расскажите, п-пожалуйста! — успокаиваясь, проговорила девушка, отирая слёзы уголком своего нового шарфика.
— Ну, послушайте, детки, про старые времена, такого уже никогда больше в России не будет!
Мамонька моя, Александра Григорьевна, одна тысяча восемьсот девяносто второго года рождения, была уроженкой города Курска, как и родители её, дедушка и бабушка мои, Григорий Карпович и Марфа Степановна. Мамонька была старшею сестрою из двух дочерей своих родителей, младшую, родившуюся шестью годами позже мамоньки, девочку, назвали Клавдией. Когда мамочке моей в одна тысяча девятьсот шестом году исполнилось четырнадцать годков, её мама — бабушка моя, Марфа Степановна — почила в Господе, из-за лёгочной болезни. Дедушка мой, известный в Курске столяр-краснодеревщик, схоронив супружницу, переехал с дочками в город Владикавказ, то ли из боязни за здоровье дочек, то ли от переживаний по возлюбленной супруге своей. Однако, не прожив полных трёх лет в городе Владикавказе, он и сам сильно простудился и, пролежав две недели в горячке, отошёл ко Господу и к дражайшей супружнице. Осталась мамонька моя в семнадцать лет круглой сиротою, имея на руках одиннадцатилетнюю сестрёнку. Как ей жить дальше и представить себе не могла! Лишь молилась Пречистой Матери Божьей, о Ея всемилостивой помощи!
Папонька же мой, Димитрий Георгиевич, был самый что ни на есть терский казак! Родился и жил он в казачьей станице Стодеревская, в ста пятидесяти верстах от города Грозный, в семье казачьего терского полка полкового музыканта Георгия Митрофановича Столярова. Папоньку Митю его отец в двенадцатилетнем возрасте привёл в полковой оркестр, дал в руки трубу духовую «корнет-а-пистон» и сказал: «Играй!» С тех пор папонька мой всю жизнь и был военным музыкантом, три войны прошёл, дважды из плена бежал, партизанил и опять в военном оркестре служил до самой его в одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году случившейся смерти! В последние годы жизни он в симфоническом оркестре на литаврах играл, хоть уже и на пенсии был! Никаким молодым литавристом заменить не могли, такую силу звука он из литавров извлекал! Но то — после было…
А когда исполнилось папоньке моему Димитрию Георгиевичу девятнадцать лет, решили его родители женить! Да-да, деточки мои! В те времена, да в казачьих станицах, такие вопросы исключительно родителями решались! Оно, может, и к лучшему было… Объявили они сыночку Мите своё решение родительское: «Будем тебя женить»! Митя со смирением всяческим: «Как благословите, батюшка и матушка!» «Так и благословим!»
Присмотрели
