из него жизнь. Желание убивать сжигает меня, и в расстройстве я на самом деле скрежещу зубами. Это все, о чем я могу думать. Каждый мускул в моем теле напряжен. Шесть месяцев я провел в камере. Еще три месяца на корабле, потея кровью, дабы обучить эту команду. И ради чего? Чтобы снова гнить где-то в другой тюрьме? Осознание того, что я почти там и снова сражаюсь, исполняю свою роль, дарованную Императором, медленно сводит меня с ума. И Шеффер просто отбирает у меня все это, просто отбрасывает в сторону, как давно и планировал. Он говорил, что нуждается во мне, но это только ложь, да? Я ему не нужен, я был просто полезен. Я просто выполнил за него тяжелую работу. Теперь, когда все готово, ему на меня плевать, ему все равно, что я закончу, выковыривая свои собственные глаза или размазывая мозги по стенкам камеры, проклиная его имя своим предсмертным выдохом. А в это время он идет на задание, и ему достанется моя слава.
Я не позволю ему просто так улететь, ибо это неправильно. Останавливаюсь, тяжело дышу и сжимаю кулаки.
— Давай двигай, Кейдж, — говорит мне один из охранников, чей голос приглушен шлемом. Я поворачиваюсь к нему, готовый вырубить, но другой реагирует быстрее, вбивая приклад дробовика мне в живот. Его второй удар приходится мне в лоб, и я валюсь на пол.
— А он говорил, штоб сразу так сделали, — говорит другой и бьет меня в затылок.
ПРИХОЖУ в сознание уже внутри шаттла. Не в том шикарном что раньше, а в стандартном транспорте с деревянными скамейками и ремнями безопасности с потолка.
Мои запястья скованы вместе длинной цепью, которая проходит через проушину болта, явно не так давно приваренного к палубе. Ноги зажаты тем же образом, на лодыжках висят тяжелые замки. Я еще и туго опутан ремнями безопасности, которые болезненно впиваются мне в плечи, пах и живот. Голова гудит, а кишки болят, над правым глазам я чувствую спекшуюся кровь. Напротив меня сидят два охранника, их дробовики на коленях. Они сняли свои шлемы и негромко переговариваются. Тот, что слева, достаточно стар, его короткие коричневые волосы уже поседели на висках, а на лице отразились все тяжелые годы во флоте. Он, должно быть, тот крепкий ублюдок, что вырубил меня. Второй моложе, возможно ему около двадцати пяти, светлые волосы острижены аналогичным образом, щеки чисто выбриты. Его голубые глаза по очереди смотрят то на меня, то на своего товарища, и именно он замечает, что я очнулся. Он кивает напарнику, тот смотрит на меня.
— Пришел в себя, арестант? — с грубым смехом спрашивает старший. — Парень, ты должон сидеть тихо.
Я просто мрачно смотрю на него в ответ, а он пожимает плечами. Сижу в молчании, пока они продолжают болтать о своих тупых, жалких жизнях, и мой разум начинает топтаться на месте. Ни под каким соусом я не вернусь в тюрьму. Для меня это будет настоящая смерть, и я скорее готов сдохнуть в попытке выбраться, чем проведу еще один день в одиночной камере.
Но даже если я каким-то образом сбегу, а это чертовски здоровое 'если', то куда мне идти, что мне делать? Я застрял в шаттле, летящем к другому кораблю, который направляется в штрафную колонию. Что- то мне подсказывает, что на этом маршруте свобода будет относительно короткой. Даже если бы дело было не в этом, и мне было бы куда податься, я все еще не знаю, чем я мог заняться. Лететь на агромир и растить корм для стада гроксов? Ничего подобного. Стать священником в Экклезиархии, как мой покойный товарищ Гаппо? Чую, что месяца монотонного гудения какого-нибудь толстого кардинала будет достаточно, чтобы я разбил пару голов.
Могу податься в телохранители, может быть, примкнуть к пиратам, или стать наемником. Само по себе это будет неплохо, но в чем смысл? Угонять грузовые суда и похищать людей — мерзость даже по мне, особенно если учесть, что я должен быть на задании, которое жизненно важно для защиты владений Императора. Да прокляни все Император, я спас целый сектор, я по всем правилам гребаный герой войны, а теперь Полковник просто сгружает меня с корабля и забывает обо мне.
При мысли об этой несправедливости меня снова начинает наполнять злоба. Полковник взял и вот так просто предал меня. Но какая-то часть во мне, которая становится все больше, пока я думаю об этом, говорит, что я должен доказать Полковнику, что он не прав. Эта же часть заставила меня вернуться за ним в Коританоруме. Никогда не рассказывал ему, что я был в секундах от того, чтобы оставить его поджариваться в этом огненном шарике. Но он, должно быть, догадывался, так как является достаточно проницательным человеком. И что я получил в ответ? Ничего. Но вопрос ведь не в благодарности, не так ли? Я знал, что он не отблагодарит меня за мой поступок, но я ведь все равно сделал. И дело не в том, чтобы быть героем. Оставлю это подобным Махариусу, Яррику и Стагену Ходоку Смерти. Я не герой, я просто солдат.
Все дело в этом, не так ли? Я просто солдат, а Полковник отобрал у меня даже это. Что ж, будь он проклят, я покажу ему, какого солдата он создал. Внутри меня начала подниматься решимость, холодная решимость, которая полностью отлична от обжигающей злобы, что я ощущал ранее. И я собираюсь доказать Полковнику, насколько я хороший солдат и насколько я ценен для него.
В моей голове начинает формироваться план.
Я УЖЕ ПАРУ ЧАСОВ НЕ СПЛЮ, и мне как раз предоставляется возможность. Я потратил все это время на обдумывание. Использую техники, что изучил в камере, я концентрирую свои мысли на каждой части плана по очереди, анализирую их, пытаюсь понять, что может пойти не так. Приходят ответы на вопросы, которые я задаю своему работающему вхолостую разуму. Остается еще несколько деталей, которые нужно продумать, но я решил, что если захвачу шаттл, то вернусь обратно на 'Лавры Славы' и потребую, чтобы Полковник взял меня на задание. Вот тогда он поймет, насколько я хорош.
Так что когда молодой расстегнул свои ремни безопасности и вышел из отсека, я начал действовать по плану. Я считаю, так будет легче. По крайней мере, нужно начать с освобождения.
— Эй, флотский! — говорю я старому слева. — Чего-то твоя компания скучна. За что тебя сослали сюда капитаны кораблей?
— Закрой пасть, гвардеец, — огрызается он, пытаясь игнорировать меня.
— Знаешь, я однажды распотрошил орка, который выглядел в точности как ты, — продолжаю я со смехом, — только вот орк все же выглядел лучше и был умнее. Да и кажется, пахло от него лучше.
— Как-то ты много болтаешь для привязанного арестанта, солдатик, — угрожающе отвечает охранник, — наверное, мне прямо сейчас нужно будет пересчитать тебе зубы.
— А, — фыркаю я в ответ, — тебе лучше сначала дождаться своего дружка. Судя по кораблю, тебе понадобится его помощь. Иначе я набил бы тебе морду так, что она напоминала бы твою задницу.
Это вызвало нужную реакцию, поскольку его лицо налилось красным.
— Если не хочешь до конца своей короткой жалкой жизни всасывать супчик, то тебе лучше заткнуть свою проклятую пасть! — орет он на меня.
— Я слышал про флотских, — продолжаю неустанно болтать, улыбаясь как эфирная акула, — да ты пернуть то нормально не можешь, не то чтобы набить мне морду. Единственная причина, по которой ты пошел в охрану — тебе нравится шлепать мужиков. А я слышал, такое частенько происходит.
— Почему бы тебе… — на сей раз он затыкается и проглатывает наживку. Он откладывает в сторону дробовик и отстегивает себя, после чего снова берет оружие и топает в мою сторону. Он делает замах, но я уклоняюсь влево и избегаю удара, благодаря тому, что уже несколько часов, шаг за шагом ослаблял свои ремни безопасности. Дробовик с лязгом врезается в переборку сзади меня, от удара его руки трясутся. Длины цепи вокруг ног достаточно, чтобы я хорошенько пнул его в левое колено, из-за чего он сгибается. Когда она валится вперед, я двумя руками хватаю дробовик и врезаю ему в морду, разбиваю нос, и он отпускает оружие. Быстрый крученый удар по щеке отправляет его валяться на палубу. Обхватываю ногами его шею и вклиниваю дуло меж коленок, упирая ему в лицо. Теперь все что мне нужно — ждать.
— Как тебя зовут? — непринужденно спрашиваю я, стараясь избегать мыслей о том, насколько в целом ситуация возможно безнадежна. Я прижимаю дуло к его лицу одной рукой, второй отстегиваю ремни безопасности.
— Да иди ты на [кто], — уголком рта он выплевывает ругательство.
— Слушай, — говорю я ему, — мне на самом деле не хочется вышибать тебе мозги, но если будешь
