– Да тот, кто стрелял!
– Бросьте вы чепуху молоть!
– Отчего же чепуху? Такое ведь случается.
– Вы и впрямь этому верите?
– Верю.
– Вы хотите сказать, что пистолет подбросила полиция? Живя в этом районе, зная местную преступную публику, вы верите в то, что они ягнята, которых очерняют полицейские? Ну, дядя, вы даете! – Вега был вне себя от злости.
– Что не ягнята – сам знаю. И что всем подряд верить нельзя – тоже знаю. Я и Брекстону не верю, и вам, полицейским, не верю. Все вы хороши. Все одним миром мазаны...
Рядом с домом затормозил автомобиль. Я машинально посмотрел в окно.
Из автомобиля вышел сперва Гиттенс, потом три полицейских в форме.
Они приехали – меня брать.
34
– Бен, надо поговорить, – сказал Гиттенс.
– Это арест?
Гиттенс замялся.
– Нет, конечно.
– Зачем же три дуболома за вашей спиной?
– В сложных ситуациях иногда случается выхлест эмоций, – усмехнулся Гиттенс. – Если кто за спиной – оно так спокойней.
– А что, ситуация по-настоящему сложная? – осведомился я.
Гиттенс пожал плечами.
– Надеюсь, ты сможешь дать убедительные ответы и ситуацию разрядить.
Я попрощался с Вегой. Мы с Келли сели в машину и через несколько минут были уже в полицейском участке зоны А-3. Я опять оказался в комнате для допросов. Только теперь вместо Лауэри был Керт.
– Я хочу, чтобы Келли присутствовал при допросе, – потребовал я.
– Исключено, – покачал головой Гиттенс. – Извини, но это против правил.
– Значит, я буду молчать.
– Как вам угодно, шериф Трумэн, – сказал Гиттенс. – Желаете хранить молчание – извольте. Тогда мы будем говорить, а вы слушать. Сами решайте, что вам выгоднее – только слушать или все-таки кое-что попытаться объяснить.
– А если я развернусь и уйду? Я ведь не арестован?
– Уйти-то вы можете, шериф Трумэн, но мы сделаем из этого вполне определенные выводы.
– Да мне капле... – начал я, однако тут же одумался. Лезть в бутылку не имело никакого смысла. – А что, если Келли будет там, за зеркалом?
Гиттенс переглянулся с Кертом и согласно кивнул.
Келли категорически посоветовал мне уклониться от допроса. Я ничего не выиграю от того, что соглашусь. Но я был другого мнения: я ничего не выиграю, если стану играть в молчанку. Будучи невиновным, я был готов ответить на любые вопросы, развеять любые подозрения и покончить с ситуацией, которую Гиттенс почему-то назвал «сложной». Она не сложная, а дурацкая. Разница!
Втайне мне было любопытно, почему Гиттенс наезжает на меня с таким упрямством. Почему он подозревает меня? Просто абсурд. Гиттенс с его огромным опытом вцепился – в меня! У него что, нюх совершенно отказал?
Если против меня есть какие-то улики, я хочу знать о них незамедлительно.
Чтобы высмеять их.
Чтобы побыстрее доказать их нелепость.
Келли, неодобрительно вздохнув, ушел за зеркало.
Допрос вел вопреки моим ожиданиям не Гиттенс, а Керт.
Это меня весьма смутило. Таким образом дело перемещалось из компетенции участкового детектива на уровень детектива из городского отдела по расследованию убийств. Начинало пахнуть жареным. К тому же Керт не проявлял даже видимости дружелюбия, свойственного Гиттенсу.
Керт положил передо мной прозрачный пакетик – в нем был стакан с эмблемой отеля «Ритц- Карлтон».
– Только что получили.
Я внутри так и обмер. Теперь необходимо сохранить внешнее спокойствие. Не дать дыханию участиться. Не дать лицу покраснеть. Не моргать и не ерзать. Никакой реакции. Но возможно ли подобное владение собой?
– Это стакан из комнаты, в которой ваша мать покончила с собой. На нем отпечатки ваших пальцев.
